О чем рассказали мертвые - Ариана Франклин

— Думаете, поганый пес подманил девочку сладостью? — спросила Гилта.

— Да.

— Бедняжка Мэри! От скряги отца она видела одни колотушки. Папаша и жену бил. Такую небалованную девочку было легко соблазнить конфеткой и ласковым словом…

— Несчастной Мэри было всего шесть, — сказала Аделия. — Детство с жестоким отцом, а потом жуткая смерть… Печально.

— Ах ты, Господи, страсти какие… Пойду-ка я к Ульфу, внушу этому сладкоежке, чтоб он сломя ноги бежал от незнакомцев, которые угощают конфетами.

— Одолжите мне на сегодня вашего внука. Вдруг он что-нибудь подскажет, когда мы будем осматривать места пропажи детей. Еще я хочу изучить останки святого Петра.

— Пустое дело! — сказала Гилта. — Монахини выварили его кости. Это делают со всеми, кого объявляют святым.

— Знаю. Но и скелет может многое рассказать!

Убийство Петра отличалось от остальных тем, что произошло в самом Кембридже, а не за его пределами. По крайней мере так все утверждали. И только его распяли. Даже если они с Симоном выловят целую ватагу детоубийц, нет никакого шанса восстановить доброе имя евреев, не расследуй они до конца гибель Петра из Трампингтона. Три последних убийства должны стать ключом к первому.

— Послушай, Гилта, а нельзя ли мне поговорить с родителями Петра? Они ведь видели труп сына до того, как его бросили в варочный котел.

— Уолтер и его благоверная? — усмехнулась экономка, уже зараженная исходящим от Аделии духом сомнения. — Они видели гвозди в руках сынишки и терновый венец на его голове. И ни за что не изменят свой рассказ, за который им было, видать, хорошо заплачено.

— Ты думаешь, они сорвали куш на смерти ребенка?

Гилта махнула рукой вверх по течению речки:

— А вы съездите в Трампингтон, где их жилище. Там теперь что ни день, то пилигримы, то прочие любопытствующие. Подышать воздухом в стенах дома, где жил святой Петр, прикоснуться рукой к его сорочке, у которой якобы целительные свойства… Мамаша сидит на пороге и с каждого посетителя взимает по пенни.

— Какой срам!

Гилта посуровела и, ставя чайник на огонь, сказала:

— Видать, не знали вы бедности, госпожа хорошая.

Эта почти саркастическая «госпожа хорошая» была дурным знаком. Похоже, утреннее взаимопонимание во время приема больных оказалось кратковременным — нелюбовь и недоверие к хозяевам у крестьянки Гилты были в крови.

— Да, бедности я, слава Богу, не знала, — согласилась Аделия.

— Будь у вас шестеро детишек, кроме того, что погиб, и трудись вы на монастырь четыре дня в неделю от зари до зари просто за крышу над головой и участок земли, вы бы не сказали: «Какой срам!» Иная монетка от пилигрима — это столько, сколько отец Петра за месяц плугом не напашет, а мать за лето не нажнет!

Аделия молчала. Возразить было нечего.

— Ну, стало быть, я просто пойду в монастырь Святой Радегунды и скажу, что хочу взглянуть на мощи, — сказала она.

— Воля ваша.

— Похожу, посмотрю… Так Ульфа вы мне одолжите?

Гилта величаво кивнула.

И Ульф, и Страшила были рады прогулке. Засобиравшегося Мансура Аделия остановила:

— Оставайся дома. С Ульфом и собакой я не привлеку внимания. А на тебя все будут таращиться.

Мансур запротестовал: опасно женщине одной в городе!

— Здесь женщины ходят в одиночку, — возразила хозяйка. — На улице светло. Народу много. При мне кинжал и грозная собака, один запах которой отпугнет злоумышленника за двадцать шагов. Так что бояться нечего. А ты пока можешь побеседовать с Гилтой в кухне и отведать, что она готовит на ужин.

Аделия закинула правильную приманку — Мансур сдался.

Вооруженная Страшилой и спрятанным под платьем кинжалом и держа Ульфа за руку, Аделия вышла через сад к задним воротам.

За воротами был выгон. По его краю к реке вели мостки. Слева горожане мотыжили свои огородики. При виде Аделии некоторые из мужчин касались лба, обозначая приветствие. Дальше, на берегу Кема, на распялках сушилось белье.

Здесь проходила граница города — сразу за рекой начинались поля и леса. Вдалеке, у рощи, виднелся одинокий богатый особняк — красивый, как картинка.

— А где Трампингтон? — спросила она у Ульфа.

— Трампингтон! — приказал Ульф Страшиле. Тот, казалось, понял и побежал в нужном направлении. Аделия и Ульф последовали за ним. Вниз и вверх по реке скользили плоскодонные ялики — водный путь был самым скорым и простым способом добраться до центра города. Многие в лодках приветливо махали Ульфу руками. Тот тихонько рассказывал собаке: — Вот Сауни-Погауни плывет собирать налоги… А прачка Уайти-Стирати везет белье своим клиентам… Сестра Матильда-Толстильда едет закупать съестное своим отшельникам-многоельникам… А Могги Кривые Ноги сегодня что-то рано торговлю свернула и с рынка возвращается…

Теперь они шли по гати — только благодаря настилу из хвороста туфельки Аделии, босые ступни Ульфа и лапы Страшилы не утопали в пойменной болотной жиже. В высокой траве, между ивами, паслись коровы, чавкая копытами при переходе с места на место.

Никогда Аделия не видела столько разнообразной, свежей зелени и птиц. И такой упитанный рогатый скот. На родине, в Салерно, трава быстро выгорала, и ее хватало только козам.

Они завернули за холм. Ульф остановился и показал рукой в сторону далекой группы домиков под соломенными крышами и церковки.

— Трампингтон, — сообщил он собаке.

Аделия кивнула.

— А теперь скажи-ка, где находится дерево святой Радегунды.

Мальчик сердито фыркнул и закатил глаза.

— Радегунда-Святунда — это совсем в другом направлении! — сказал он Страшиле. — Придется возвращаться!

По мостику они перешли Кем и пошли по его левому берегу на север. Ульф без умолку разговаривал с собакой. Из его болтовни Аделия узнала, что мальчику решительно не нравится новое занятие бабушки. Разносчиком угрей или яств из угрей он частенько получал монетку сверх положенного — и у него всегда имелись карманные деньги на сладости. Теперь счастливое время закончилось, а у Гилты на конфеты не допросишься.

Через какое-то время Аделия перестала слушать его глупости.

С запада донеслись звуки охотничьих рожков. Ульф и Страшила разом навострили уши.

— Волков травят! — пояснил мальчик собаке.

За очередной излучиной, со взгорка, им открылся весь Кембридж, скученный на равнине. Над хаосом крыш там и тут возвышались колокольни церквей. Вдалеке Большой мост, массивный, каменный, главная артерия города, был забит повозками и экипажами. Ниже по течению широкая излучина реки образовывала подобие озера. Там — под замком на холме, который казался горой в этом плоском ландшафте, — были оживленные грузовые причалы, где густо стояли корабли, плоты, лодки и утлые суденышки. Оттуда доносились скрип лебедок, многоязыкий шум, песни и хохот грузчиков.

Однако Ульф вел салернку в сторону от города — к монастырю, обнесенному простой оградой из толстых кольев. Прямо у ворот две монахини торговали ветками с чудотворного дерева святой Радегунды. А внутри, в залитом солнцем дворе, была целая толпа пилигримов, вокруг которой сновали бойкие послушницы. Аделия слышала, как одна из них говорила супружеской паре:

— Посетить могилку святого Петра стоит пенни. Или дюжину яиц. У нас что-то куры плохо несутся.

— А горшочек меда сойдет?

— Смотря какого размера.

Аделия бросила в тазик, уже полный монет, два пенни и прошла через ворота.

Она невольно сравнивала этот убогий монастырь с обителью Святого Джорджио — самым большим из трех салернских женских монастырей. Разумеется, сравнение не было справедливым. Обитель Святого Джорджио была фантастически богата — множество добротных каменных зданий за высокой стеной, кругом мрамор и мозаики, бронзовые ворота и двери, внутренние тенистые дворики с колоннадами и фонтанами. Настоятельница, мать Амброса, любила приговаривать: «Здесь есть все, чтобы напитать голодные души красотой!»

В монастыре Святой Радегунды голодным душам из Кембриджа и округи не перепадало ни крошки. Провиантный сарай в обители Святого Джорджио был красивее и больше, чем здешние кельи. Приходящим сюда не стоило уповать и на милосердие. Монастырь был хорошо организованным учреждением по отъему денег у верующих. Служительницы Бога не столько давали, сколько брали.

Наверняка у этой обители нет богатых покровителей и обширной земельной собственности, поэтому главная статья доходов — реликвии и мощи.

На прилавках пилигримам предлагали целый ассортимент чудотворных товаров — талисманы, нашивки, медальки и медальоны с изображением маленького Петра, а также деревянные фигурки. Предлагали веночки из листьев вербы, на которой ребенок был распят, а также склянки с его кровью — если бледно-розовая жидкость действительно была человеческой кровью, то сильно разведенной.