Под властью отчаяния. Часть 1: Химера - Магдалена Уинклер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Йоханесс поднялся на ноги и направился прочь от горящего дома, прочь от гангстеров, которые уже садились в машину, чтобы уехать отмечать очередное успешное дело. Эрика… и всё же, насколько сильно ты вмешана в происходящее? Являешься ли ты его частью? Действительно ли ты занимаешь должность главы и отдаёшь приказы?
Ольсен очнулся лишь перед быстрой рекой, текущей куда-то вперёд в своём направлении. Она целеустремлена к определённой точке, к своему озеру, до которого определённо доберётся в конечном итоге. А что Йоханесс? Он лишь заблудившаяся душа, не понимающая, куда двигаться и что делать.
— Иди нахер, Кристиан Эдвардс, — прохрипел Йенс, доставая из кармана брюк сложенную несколько раз бумажку, с которой на мужчину смотрела обворожительная мафиози, запрятав свое лицо в мягких волосах. Она печально улыбалась, томно прикрыв глаза. Художник провёл по бумаге большим пальцем, представив, что гладит не нарисованное изображение, а кожу. — Иди нахер, Эрика Ричардсон!
Кем бы она ни была, где бы она ни была — пусть исчезнет из разума, пусть больше нигде и никогда Ольсен не услышит её имя, не увидит её бирюзово-ядовитые глаза. Он не хотел думать, связана ли Эрика с мафией, не хотел ломать голову, сомневаться и бояться. Всё, чего хотел Ольсен — сбежать подальше от этого места, исчезнуть. С одной стороны, Эрика действительно может быть той самой жестокой убийцей, про которую все говорят и которую все боятся.
— Блядь. Блядь. Блядьблядьблядьблядьблядь, — Йенс принялся ожесточённо рвать бумагу на куски, после чего выкинул всё в воду. — Ты мне не нужна, — заключил мужчина, после чего развернулся спиной к реке.
С другой стороны, вот она, Ричардсон. Такая красивая и необычная, талантливая и аристократичная, загадочная и непонятная, заботящаяся о своих близких. Ведь никто не мог сказать, что на самом деле лежит на душе у Эрики. Мафиози — одна сплошная загадка, найти ответ к которой может только самый умный и талантливый человек на свете. Но, разумеется, никто не станет злом просто так.
•••
Домой мужчина вернулся под вечер. Дверь легко поддалась на слабый толчок. Йенс подумал о том, что стоило бы отругать Оливера за халатность и безответственность, но настроения разговаривать с кем-либо, а тем более отчитывать кого-то, совершенно не было. Все мысли кружились вокруг одной загадочной женщины, что непроизвольно высасывало все соки и всю жизнь из мужчины. Он уже не мог ни о чём думать, но продолжал, тратя последние остатки энергии.
Из гостиной доносились голоса, причём их было несколько, следовательно, Оливер был дома не один. Йоханесс нахмурился и на ватных ногах неохотно поплелся в комнату. На диване сидел разбитый Гловер, а возле него бегала взволнованная Эльфрида. И, честно говоря, Ольсена сразу начало тошнить только от вида этой «сильной и настоящей любви».
— Ночь на дворе. Чё вам резко стало нужно? — недовольно спросил Йоханесс, заползая в комнату.
Оливер, сидящий на кресле, испуганно посмотрел на отца. Юноша дрожал, словно от холода, но красноречивый взгляд выдавал сильные эмоции. Ольсен сразу заподозрил неладное, решив, что если Расмуссена кто-то обидел, то этому кому-то мало не покажется.
— Где ты шлялся? — грозно произнесла Эльфрида, поставив руки на бока.
— Ой, это вы меня всё это время ждали? — Йенс широко улыбнулся, плюхаясь прямо на пол.
Гловер прокашлялся, привлекая всё внимание на себя. Не трудно было догадаться, что Томсон сейчас произнесёт что-то очень важное и, видимо, не слишком-то и приятное. Прекрасно, Йоханесс до жжения в сердце обожал плохие новости. Фрида заботливо взяла предпринимателя за руку, что вновь неприятно ужалило Ольсена.
— Я банкрот, Йоханесс, — тихим разбитым голосом произнёс Гловер.
— Чего? — удивился Йенс, не веря своим ушам.
— У меня больше нет денег. Теперь я никто, — слабо продолжил Томсон. — Мы в дерьме по самые уши.
Глава 5. Я и есть беда
Застываю рядом с мраморной колонной.
Удивляюсь: почему не убежал.
Я холодный.
Я холодный.
Я холодный…
Улыбаешься в ответ:
«А я — пожар…»
© Роберт Рождественский
Bones — Die for me
Быть невидимкой, когда тебя не видят даже твои родственники — тяжело. Быть человеком, который узнает все новости, связанные, между прочим, с твоей жизнью самым последним — больно. Быть нежданным ребенком и знать лишь одного из двух твоих родителей — печально. Быть Оливером и чувствовать распространяющееся по венам одиночество — невыносимо.
Юноша стеклянными глазами наблюдал за разрухой, происходящей в комнате. Отец и дядя кричали друг на друга, в то время как Эльфрида беспомощно металась от одного огня к другому.
— Какой нахуй банкрот? Как? Какого хера ты сказал это только сейчас?! — поднявшись с пола, прокричал Йоханесс.
— Он не виноват, Йенс! Он не знал, что так получится! — заверещала Эльфрида, пытаясь защитить Гловера от разрушительного гнева Ольсена.
— Завались, Фрида. Это не твоё дело, — огрызнулся мужчина, тем самым глубоко задев подругу.
— Ты не можешь срывать свою злость на Эльфриде, — устало вздохнул предприниматель. — Извинись перед ней.
— Сам извиняйся перед своей подстилкой!
Девушка ошарашенно посмотрела на Йоханесса, совсем потерявшись в происходящем. Мужчина и сам выпучил глаза на подругу, словно до последнего не верил, что смог произнести такие слова.
— Иди в жопу, Йоханесс Ольсен, — тихо сказала Эльфрида, делая несколько шагов в сторону художника. — Ты не имел никакого права так грубо говорить обо мне. Я всегда отношусь к тебе с добротой и стараюсь помочь, но, кажется, тебе всё равно. Ты конченный эгоист.
Раздался звонкий шлепок от удара по щеке. Йенс тут же схватился за ушибленное место, в то время как Эльфрида резко развернулась и вышла из комнаты, а потом и из дома, если судить о хлопнувшей двери в коридоре.
— Твои родители очень умные и приличные люди, — покачал головой Гловер. — Но ты идиот. Честное слово, я никогда ещё не видел таких идиотов. Ты решил развалить всё и сразу? Хотя тебе даже стараться не нужно. Всего через пару дней тебе начнут угрожать. Эрика Ричардсон не прощает долгов.
— Плевать я хотел на твою Ричардсон и на всю её «Нацию розы», — отрезал Йоханесс.
— Правда? Тогда не моли её о пощаде, когда она сожжёт твой дом, убьёт всех, кто тебе дорог, и подвергнет тебя, разрушенного и сломленного, страшным пыткам.
— Почему ты говоришь так, словно это я виноват в том, что ты
