На службе зла. Вызываю огонь на себя - Анатолий Матвиенко

— Согласен.

— Отлично. Тогда разрешите пожелать удачи и откланяться.

— Вы не будете контролировать ход операции?

— Увы. Сейчас более пристального внимания требует Германия. По результатам войны ее бессовестно ограбили. Для европейского баланса нужен влиятельный рейх.

— Понятно. Вы поддержите радикалов, которые добьются пересмотров итогов войны.

— Именно. Россия уже сама справляется. В устранении единственного препятствия надеюсь на вас. Всего хорошего, Владимир Павлович.

— Честь имею.

Прошло четверо суток.

Александровский вокзал Москвы не избежал коммунистической эпидемии переименований и носил странное название Белорусско-Балтийского, хотя в сторону Балтики никаких поездов здесь не предвиделось. НЭП бурлил, несмотря на легкую метель. Привокзальную площадь занимали лихачи, настырно зазывавшие приезжих. Вывески на магазинах, окруживших привокзальную подкову, щеголяли новизной, заметной даже под налипающим снегом.

Не столь экономя деньги, сколь стараясь не привлекать внимания возможных шпиков милиции и ОГПУ, Никольский не стал нанимать извозчика у вокзала и прогулялся к Грузинской слободе по Грузинскому Камер-Коллежскому Валу, который тоже сменил название. По пути проверился — вроде «хвоста» не видно.

По мере удаления от Тверской и приближения к пролетарской Пресне городской ландшафт становился все более неприятным. Даже снежные наносы не скрывали дыр на мостовой и тротуарах, не ремонтированных, пожалуй, с дореволюционных времен. Магазинов и нэпмановских кабаков не было. Вместо них здесь поселилась нищета. Попадавшиеся навстречу москвичи походили на живые трупы, невесть зачем задержавшиеся на этом свете.

Сомнительного вида небритый матрос предложил купить «занедорого» интересные вещи. Понимая, что ему предложат награбленное, а потом, вероятно, попытаются ограбить его самого, Владимир Павлович решил рискнуть. Только у уголовного элемента он сможет разжиться оружием. Крохотный двуствольный «Дерринджер» 22-го калибра, провезенный в Советскую Россию в потайном отсеке чемодана под двойным дном вместе со вторым паспортом и запасом денег, серьезным пистолетом никак не считается.

Они зашли в подворотню. Никольский снял перчатку и сунул руку в правый карман, взведя оба курка мини-артиллерии. Там топтался второй маргинал в поношенной солдатской шинели. Никакого сундука, свертка с краденным и прочих вместилищ товара не наблюдалось. Солдат достал револьвер из-под своей шинели до того, как заявка на оружие была озвучена. Но явно не для продажи.

— Доставай денежки, барин! Покупай свою жизнь. И польту сымай.

— Сейчас, сейчас! — зачастил тот.

Жертва нападения не выглядела опасной. Седой невысокий мужчина торопливо и вроде как трясущейся рукой достал из кармана предмет, похожий на зажигалку. Под сводами хлопнул негромкий выстрел. Грабитель завалился на снежную грязь с простреленным горлом. Соучастник оторопело уставился на черный зрачок «Дерринджера», примеряющийся к его лбу.

— Лицом к стене. Руки на стену. Ноги расставить.

Тон был такой, что матрос, наверное, выполнил бы эти команды даже без пистолета. Но когда ствол уперся ему в затылок, дернулся и заполучил дополнительное отверстие в голове.

Никольский щелкнул экстрактором, сбрасывая стреляные гильзы, и перезарядил микроскопические патрончики. Казалось бы — игрушка. Но с расстояния до двух метров мини-пистолет отнял две жизни двумя выстрелами.

У морячка имелся «Наган», в этом мире больше ему не нужный. Подхватив два ствола и разжившись десятком патронов 7,62 мм, невольный убийца покинул негостеприимную подворотню и торопливо зашагал обратно к вокзалу. Через версту остановил извозчика, который порекомендовал недорогие, но «для господ коммерсантов изрядно благоприятственные нумера» недалеко от Арбата.

Приведя себя в порядок с дороги, Владимир Павлович взялся за револьверы. В советской Москве огнестрельное оружие понадобилось уже в первый час пребывания, поэтому пусть будет в порядке и под рукой.

Ствол одного из «Наганов» оказался настолько изъеден ржавчиной, что его можно смело списать в пугачи. Зато второй, солдатского типа — без самовзвода, оказался во вполне удовлетворительном состоянии после чистки и смазки. Дотошный Никольский вычистил и верный «Дерринджер», истратив последние капли масла. Простейший пистолет замечателен исключительной неприхотливостью. От толпы чекистов не отбиться, но и легкой добычей бывший охранник Ленина не покажется.

Наутро он испил чаю с бубликами и отправился пешком в обход Кремля в сторону Лубянской площади, по пути незаметно похоронив ржавый револьвер. Легкий декабрьский морозец приятно щипал щеки.

Сверяя домашние и продуманные в поезде заготовки по поводу контактов с Гилем и Ягодой с советской действительностью, Никольский отмел все разработанные ранее варианты. Если верить газетам, Ульянов безвылазно сидит в Горках, плотно охраняемых ОГПУ, его обслуга проживает там же. Не исключено, что Степан периодически выезжает в Москву, но как его поймать — непонятно. Разве что устроить в сугробе на выезде из Горок засаду и перехватывать выезжающие автомобили.

Доходный дом страхового общества «Россия», превращенный большевиками в штаб-квартиру органов гозбезопасности, совершенно не выглядел местом, куда можно зайти невзначай и по дореволюционной дружбе поинтересоваться здоровьем Еноха Гиршевича, как звали заместителя Дзержинского в юные годы. Сразу на прием к столь высокопосаженному карателю не пробиться, а при дотошных расспросах мелкотравчатыми чекистами непременно всплывет прошлое Никольского, которое в ведомстве Феликса Эдмундовича может оказаться чрезвычайно опасным.

После того, как были найдены, обдуманы и отвергнуты десятки вариантов, в реализацию пошел самый прямолинейный. Вихрастый отрок, обретавшийся у дверей трактира с целью получения подаяния, получил полновесный рубль нового тиража (старые деньги обменивались по фантастически низкому курсу) и погарцевал к главному входу Лубянки, сжимая конверт с надписью «Товарищу Генриху Ягоде в руки лично».

Убедившись, что письмоносец скрылся за массивными дверями, Никольский, восседавший в пролетке, махнул извозчику трогать. Черт знает, что на уме у чекистов. Может, возьмут юнца в оборот и устроят погоню за автором послания.

Вечером в столовой «Моссельпрома» на углу Арбата, которая до революции идеологически вредно именовалась рестораном «Прага», имело место нездоровое оживление, вызванное появлением четверки лиц в штатском, бегло осмотревших посетителей и общий зал. Памятные Никольскому уютные кабинки были снесены: победившему пролетариату незачем буржуазный индивидуализм, хотя посетители к рабочему классу по внешнему виду не относились никак. Зато вошедшему в столовую Ягоде укромное место сразу нашлось. Подождав, когда чекист распорядится с заказом, Владимир Павлович приблизился к его нише, улыбнулся напрягшимся гэпэушникам и сказал:

— Шесть лет не виделись, Генрих Григорьевич. Здравствуйте.

— Вы?!

— Собственной персоной. Разрешите присесть?

— Конечно. Только… вы же за границу уехали.

— Именно поэтому хочу предложить вам некоторые услуги. На приватных условиях, — Никольский выразительно посмотрел на сопровождение Ягоды.

— Товарищи, оставьте нас одних, — когда голодные чекисты удалились, добавил: — А я-то думал, разорвав конверт, кто пожаловал с приветом от Шауфенбаха. Как он?

— Что ему сделается.

— Да, да. Верно, нас переживет.

Официант, хоть и не пришелец, с нечеловеческой скоростью доставил закуски и водку.

— А ведь его прогнозы сбылись, И про победу большевиков, однопартийное правительство и сохранение единой России. Вот как СССР образовали — большую часть земли вернули. Еще бы с поляками и прибалтами разобраться, — Ягода опрокинул первую рюмку. — Да с финнами.

— Со временем. Не все сразу.

— Ага. Теперь говори, с чем приехал. Учти — рискуешь. Дзержинский тебя не забыл. Да и про твои шашни с белыми известно.

— Ну, в боевых действиях против Красной Армии я не участвовал. С белыми знаком, да. Сейчас в Софии живу, там настоящее эмигрантское общество. Собираются, перемывают вам кости. Гадить планируют.

— Ишь ты. Небось, о возрождении царской России мечтают.

— По-разному. Кто за царя, кто за демократическую республику.

— Вся власть Временному правительству! — заржал чекист. — Выпьем.

Они оприходовали по следующей рюмке, без тоста и не чокаясь.

— Говори конкретно: что они могут.

— Конкретно не знаю. Для этого к ним внедряться надо. Меня шпионские игры не влекут. Если ради дела — тогда да.

— Хочешь сказать, что предлагаешь помощь по доброй воле?

— Да. И по инициативе Шауфенбаха. Он считает, что у белых есть деньги, люди и возможности, чтобы создать вам проблему, — не краснея соврал Никольский. Для выполнения задачи по устранению Ульянова мелкая ложь — не грех.