Чокнутая будущая - Тата Алатова

от возмущения, но справилась, аккуратно поставила ее на стол.

– Сейчас вернусь, – произнесла холодно.

Стуча пятками, понеслась в зал, где принимала клиентов. Схватила первую попавшуюся колоду, кажется, потрепанного Уэйта, вернулась на кухню.

– Даже не вздумай, – рассердился Антон, когда я плюхнулась на стул напротив него и достала карты.

– Ешь молча, – распорядилась я, – и слушай молча.

Он с великим сожалением отодвинул от себя окрошку. Проводил ее несчастным голодным взглядом, вскинул на меня злые глаза.

Демонстративный, упрямый.

Вся фальшивая плюшевость сползла в эту минуту, он больше не выглядел как уставший помятый чиновник, клинки-мечи ощетинились острыми лезвиями.

– Мирослава, я терпеть не могу всю эту эзотерику. – Ух, сколько нервов звенело в его голосе.

Кажется, сейчас я на полном серьезе его бесила.

– Ничего, потерпишь. Я тебя в свой дом не звала и не просила оскорблять мою профессию.

Я надеялась, что он встанет и уйдет.

И никогда не вернется.

Но он только скрестил руки на груди, неприязненно прищурившись.

– Ты просил не гадать на тебя, и я уважала твое желание, – карты летели из моих рук рубашкой вверх, картинками вниз, – но ты обвинил меня в мошенничестве. В том, что я обманываю своих клиентов. Стоит ли мне это терпеть или перевернуть расклад?

– И что ты надеешься там увидеть? – криво усмехнулся он.

– Твою личную жизнь, разумеется. Что еще мне смотреть?

– Вперед, если тебе так хочется что-то мне доказать.

– Не хочется. Но ты вывел меня из…

Я начала переворачивать карты и замолчала.

Пятерка Мечей – подлость, ссоры, предательства.

Перевернутая Королева Пентаклей – жадная и алчная особа с пунктиком на контроле. Сюда же пятерка Пентаклей – общая беда, одиночество вдвоем, любовь для бедных.

Башня – крах. Десятка Мечей – крах и страдания. Драма. Драма. Драма.

Ох ты ж милый мой, что за несчастливую и злосчастную любовь ты для себя выбрал?

Десятка Жезлов – ноша, которую невозможно тяжело нести, но и не бросить никак.

И ни одной масти Кубков, отвечающей за чувства. Сплошь обязательства и упреки.

– Прости, – пролепетала я, судорожно собирая карты, – ты прав. Твоя личная жизнь – совершенно не мое дело. Почему наши встречи всегда заканчиваются тем, что я извиняюсь?

Его взгляд был тяжелым, таким тяжелым, что мне снова захотелось в подвал.

Потом Антон резко отвернулся.

Я собрала колоду и засунула ее в карман старенького сарафана.

– Ешь, – попросила жалобно, – окрошка согреется и станет невкусной.

Пахло самогоном. Капало им же.

У Антона на щеке было три крохотных родинки.

У Алеши – точеные черты лица, он напоминал то стареющего Алена Делона, то какого-то еще француза, изысканного.

Антон казался похожим на шведа, а может, на чеха. Простоватый. Ничего выдающегося вроде бы, но я смотрела – и не могла насмотреться.

Как странно… Это потому, что я знаю наши отношения наперед, или наши отношения сложатся такими, потому что я о них знаю?

Можно ли впечатлиться человеком авансом?

Наш мозг – суровая штука. От него и не таких вывертов приходится ожидать.

Антон взял ложку и молча вернулся к окрошке.

Он ел с видом грузчика, которому все равно, что закинуть себе в рот. Как будто так устал от тяжелой работы, что был не в состоянии получить удовольствие.

– Все пройдет, – тихо сказала я, – а хорошая еда всегда утешит. Хочешь, соберу тебе ежевики? Она у меня сладкая.

– Не говори со мной так, будто я смертельно болен, – угрюмо попросил он.

– Прости.

– И перестань извиняться. Я понимаю, что сам тебя спровоцировал.

– Я с ранних лет слышу, что обманщица. Мне пора бы научиться не принимать все это близко к сердцу.

Он легко улыбнулся, оттаивая, и я тоже заулыбалась.

Непроизвольно.

Как глупое зеркало.

– Мне бы хотелось, – сказал Антон, – чтобы ты надела очередное неожиданное платье и затмила всех на сегодняшней вечеринке. Я никогда не могу угадать, какой ты мне встретишься в следующий раз. Сейчас, в сарафане и с косичкой, ты похожа на девочку.

– Девочку-самогонщицу, – хихикнула я. – Хорошо. Ладно.

– Правда пойдешь? – отчего-то удивился он.

– Пойду, раз тебе этого хочется.

Его улыбка никуда не исчезла – но глаза стали серьезными. Настороженными.

Что, опять? Я снова сделала что-то не то?

Почему с людьми так сложно? Никогда не знаешь, как правильно и неправильно.

Ты вроде как ведешь себя вежливо и прилично, а получаешь вот такие взгляды, будто начала тикать. «Внимание! Это Мирослава! И она вот-вот взорвется. Хорошо бы вам лечь на пол и прикрыть голову руками».

– Я не знаю, что ты там увидела и что себе вообразила, раз стала такой предупредительной, – фальшиво-беззаботно сказал Антон, – но со мной все просто отлично.

– Конечно.

Обязательно когда-нибудь будет.

Не очень скоро. Потому что поверх перевернутой дамы Пентаклей танком пройдусь и я.

Бедный Антон. Его ждут по-настоящему тяжелые времена. Куда там будничным пятеркам и десяткам. У нас-то сплошь великие арканы.

Нынешние токсичные со всех сторон отношения покажутся ему детской забавой.

И так мне снова нас стало жалко, его больше, себя меньше, что я едва не заревела.

Торопливо вскочила, отвернулась к самогонному аппарату, следя за капельками дистиллята.

Поправила без всякого смысла термометр.

– Это уже вторая перегонка. Продукт получится чистым, как слеза. Потом я буду настаивать его на орешках и ягодах. Хочешь попробовать? У меня огромные запасы выпивки.

– Я за рулем.

– Заберешь с собой. Подожди, я принесу.

– Оставь. В следующий раз приеду на такси, здесь все равно с парковками туго.

– Не приезжай, – вырвалось у меня. – Не надо.

– Мирослава…

Я услышала, что он отодвинул стул. Поднялся, наверное.

Не собирается же он подойти ко мне ближе?

Обнять со спины, обжечь дыханием ухо.

Волоски на руках встали дыбом, а позвоночник сковало холодом.

Я торопливо обернулась.

Антон подошел к раковине и принялся мыть пустую тарелку.

– Ты не слишком-то гостеприимна, – беззлобно заметил он. – Как можно так бессовестно давать от ворот поворот родственнику?

– Разве я похожа на человека, который любит родню? – буркнула я, переводя дыхание.

Получилось враждебно.

Антон поставил тарелку на сушилку.

– По крайней мере ты была достаточно добра, чтобы накормить голодного родственника. Было очень вкусно, спасибо.

Сама вежливость, вы только посмотрите на него.

Осталось забраться на табурет и провозгласить: «Спасибо нашим поварам за то, что вкусно варят нам».

– Это просто я надышалась парами алкоголя и потеряла бдительность… Ты приведешь ее на Алешин день рождения?

Он сразу понял, о ком я. Но сделал вид, что нет.

– Кого? – спросил равнодушно.

– Ту женщину, которая истрепала тебе все нервы.

– Понятия не имею, о ком ты говоришь.

– Разумеется, имеешь.

Антон закинул в рот ягоду малину.

– Что ж, спасибо за