Ярмарка невест - Кэндис Герн

– Как себя чувствует ваш пациент? – спросил Харкнесс.

– Поправляется. Жар спал, и теперь ему, бедняжке, надо просто восстановить силы. Мне кажется, он борец.

– Да, парень – уроженец Корнуолла. Мы довольно крепкий народ. – Какое-то непонятное волнение на мгновение промелькнуло в его глазах, потом погасло. – Большинство из нас, – добавил он. – Еще раз спасибо вам за то, что так помогли ему.

– Мне это было приятно, – ответила Верити.

– Правда? – Харкнесс прищурился и пристально посмотрел на нее. – Не знаю, не знаю, может быть.

Верити попыталась, действительно попыталась выдержать его взгляд, продемонстрировать ему свою недавно обретенную твердость характера, которой она очень гордилась.

– Надеюсь, вы извините меня, – сказал он, – мне надо работать. – И прошел мимо нее в библиотеку. Верити услышала, как за ним закрылась дверь.

Ей хотелось бы знать, о чем он думал, чего от нее хотел. Не было ничего хуже этой неопределенности. Наконец она выдержала его взгляд, думала она, подходя к лестничной площадке на пути к своей спальне, но получилось ли это благодаря ее силе воли или же просто из-за притягательности мужчины, который все еще был для нее темным незнакомцем?

Глупая девчонка. Этот старый дом ей все больше нравится. Из-за этого она глупеет.

– И чему это ты улыбаешься?

Агнес Бодинар стояла на лестничной площадке и смотрела на Верити сверху вниз. На ней было надето все то же черное платье, на лице все то же мрачное выражение. Агнес презрительно поджала губы, высокомерный взгляд серых глаз заставил Верити резко остановиться.

– Ну?

– Ничему, – ответила Верити.

Она обеими руками крепко ухватилась за капор и стояла на своем так же уверенно, как только что с лордом Харкнессом.

– Ничему.

– Гм! – фыркнула Агнес. – Не думаю.

Она сошла с площадки на ступеньку, где стояла Верити, и приблизила свое лицо к ее лицу. Верити почувствовала ее дыхание и запах пудры и крахмала. Глаза старухи сузились, брови сошлись настолько близко, что между ними образовалась глубокая складка.

– Ты зря улыбаешься. Ты здесь совсем не в безопасности, – прошипела она, грозя пальцем Верити. – Он само зло, говорю я тебе. Дьявол!

Агнес отклонилась от Верити и оглядела ее с головы до ног.

– Мне дела нет до того, какую любовную ложь он нашептывает тебе на ухо или сколько он тебе платит. Я просто предупреждаю тебя, чтобы ты остерегалась его и помнила о своей безопасности. Этот человек – дьявол! Кроме зла, ты от него ничего не получишь, попомни мои слова.

«Я думал, у него относительно тебя другие планы», – сказал управляющий.

– Тебе надо отсюда уходить, – продолжала Агнес. – Уходить, пока еще можешь.

Верити отвернулась от Агнес и побежала по ступенькам. Оказавшись у себя в спальне, она захлопнула дверь и тяжело привалилась к ней спиной.

Да, ей надо уезжать отсюда. Эти постоянные чередования нормальности и кошмара были для нее непереносимы. Она опять начала думать о зловещих заговорах, о попытках сбить ее с толку до такой степени, чтобы ей стало безразлично, что происходит.

Она уедет отсюда, как только Дейви полностью поправится. Она не может больше выносить эту странную игру. Ей пока не было понятно, каковы ставки в этой игре, но она была уверена, что они высокие. И она должна была проиграть.

Беда была в том, что Верити не знала, какой проигрыш, какая потеря ее ожидают. Лишится ли она жизни? Или только своей добродетели? Или же неминуемо потеряет рассудок?

Густой дым заполнил ноздри Джеймса и жег ему горло. Ночной воздух безостановочно сотрясался от пушечной стрельбы. Ядра и патроны свистели по шеренгам, но Джеймс сдерживал своих людей до тех пор, пока первая колонна не устремилась к пролому. Сквозь завесу дыма, слыша крики людей, он смотрел, как французские пушки уничтожают бригаду.

Горстка отчаянных храбрецов пробилась через траншеи на другую сторону от пролома, где двадцатичетырехфунтовые пушки поливали нападающих картечью. После еще двух разрушительных залпов большие пушки замолчали. Одними штыками упорные парни из 88-й роты уничтожили канониров. Пора было идти в атаку. По сигналу Пиктона Джеймс махнул своим людям, посылая их на крепостной вал.

– Вперед! – крикнул он, когда они пробегали мимо.

И тут земля под ним взорвалась. Огненный шар упал у его ног, и тяжелая обжигающая масса свалила Джеймса на землю. Боль пронзила левую ногу, потом поднялась в плечо, потом опять спустилась. Вокруг бушевало пламя, охватывая все, что могло гореть, каждые несколько секунд раздавались более слабые взрывы. Двое горящих, охваченных пламенем человека бежали в его сторону. Один из них, кажется, был Хьюз, сержант Джеймса. Он должен ему помочь.

Запах горящей плоти был настолько силен, что казалось, Джеймса сейчас вырвет. Но на такую слабость не было времени. Он должен добраться до своих, он должен им помочь.

Но он не мог пошевелиться. Проклятие, он не может двинуться с места. Его что-то пригвоздило к земле. Джеймс изогнулся, чтобы стряхнуть с себя то, что ему мешало, и обуглившаяся, тлеющая рука упала ему на лицо. Содрогнувшись, он отбросил ее и сглотнул подступившую к горлу желчь.

Горящие фигуры все приближались. Джеймс по-прежнему не мог шевельнуться, а боль в пришпиленной ноге стала невыносимой. Одна из фигур выкрикнула его имя и упала в нескольких футах от него, превратившись в охваченную пламенем груду. Воздух пронзил жуткий вопль, перешедший в стон, затем все стихло.

Джеймс протянул руку к упавшему человеку.

– Хью! – крикнул он. – Хью!

Почерневшая фигура молодого сержанта шевельнулась.

Его руки и ноги пожирало пламя. Голова двигалась. Когда Хью поднял лицо, на Джеймса смотрел не молодой солдат. Это была Ровена. Его красавица Ровена. Лицо ее исказилось от боли и отчаяния. Джеймс застыл от ужаса, наблюдая, как она выпрямляется. Он видел охваченную огнем спину их сына Тристана, которого Ровена держала на руках. Он должен спасти их. Без его помощи они погибнут. И Хью, и все остальные. Он им нужен. Он всем им нужен.

Но он не мог двинуться с места.

Ровена издала долгий скорбный крик и вспыхнула, объятая пламенем.

– Нет! – крикнул Джеймс, глаза его открылись, он начал бороться с давящей на него тяжестью. Однако это оказалось всего лишь одеяло и стеганое покрывало, которые Джеймс сбил в комок. Он опять откинулся на подушки и с шумом выдохнул. Тело его было покрыто потом, Джеймс чувствовал себя так, как будто пробежал всю дорогу от подножия холма до самого Пендургана.

Проклятие! Освободится ли он когда-нибудь от своих кошмаров?

Как обычно, прошлую ночь он бодрствовал, сколько смог выдержать, потому что по опыту знал, что измучившись или выпив лишнего, можно было уснуть без сновидений, но иногда кошмары все равно посещали его, как правило, утром, перед пробуждением.