Зона бабочки - Алексей Корепанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, прежде чем приступить, он, как всегда, проверил почту: писем не было, а был спам. Правда, пришло еще пять рассылок: «Аномальные новости», «Человек без границ», «Мир непознанного», «Энциклопедия культур Deja vu» и «The X-Files… Все тайны эпохи человечества». Но рассылки он читать не стал — не время было читать рассылки. Для этого есть воскресенье. Потом он заглянул в новости и пробежался глазами по заголовкам. Новостей, собственно, тоже не было, а был, опять же, спам. Перечень происшествий, как и в теленовостях. Точнее, в «телестрашилках».
…пострадавших при взрыве доставили в больницу…
…землетрясение силой 6,9 балла…
…врезался в людей, стоявших на трамвайной остановке…
…нанес пять ножевых ранений…
…экстрасенс «увидел» НЛО в московском небе…
Зимин вышел из «Яндекса». Все было, как обычно. Даже НЛО. Вполне рядовые сообщения.
С силой потерев виски, он добрался наконец до своего перевода.
И прочитал на экране дисплея:
«— …и неоднократно подтверждено: если у человека чего-то нет в сознании, то он это и не воспринимает, не видит, понимаете? И поэтому мы осознанно видим, слышим, чувствуем гораздо меньше, чем наш мозг воспринимает на самом деле, реально. Знаете, что такое „воронка Шеррингтона“?
Он отрицательно покачал головой. Каждое слово колдуна звучало как откровение.
— Это такое образование в нашем мозге, которое первично фильтрует все сигналы от рецепторов тела. Девяносто процентов отбрасывает как неинформативные, а остальные сигналы укрупняет, объединяет, обрабатывает по сформированным схемам и этаким фонтаном предъявляет бессознательному— и уже оттуда они частично, по принципу наибольшей важности, и проявляются в сознании. Поэтому люди осознанно видят именно ту реальность, которая сложилась в их сознании…
— …хотя реальность гораздо шире и глубже, — закончил он.
Колдун кивнул:
— Можно сказать и так. Осознай неподготовленный человек все и сразу — и он готовый пациент для психбольницы. Просто сойдет с ума.
— А вы? Мне говорили, что вы…
— Да, — прервал его колдун. — Но я погружался постепенно; знаете, как заходят в холодную воду? Я погружался в продолжение чуть ли не двух десятков лет, и ненадолго. — Колдун скупо улыбнулся. — Зато теперь могу видеть такое, чего не видят другие, и помогать другим, как зрячий помогает слепцам.
— Потому я и пришел к вам, — сказал он. — Я слышал, вы можете на миг сделать слепца зрячим».
Это было все. Ниже последней строки экран белел, как заснеженное поле, вид сверху.
Некоторое время Дмитрий с недоумением разглядывал это поле. Потом взял листок с английским текстом. Откинулся на спинку скрипнувшего офисного кресла, осторожно положил листок на клавиатуру и вновь перевел взгляд на экран.
«Я слышал, вы можете на миг сделать слепца зрячим».
— Стоп! — сказал он вслух и вновь потер виски.
Вчера, в первой половине дня, он закончил переводить предыдущий рассказ сборника. Так? Так. Сходил в магазин, потом неторопливо отобедал традиционной чашкой ряженки и традиционным бубликом… Перекурил на балконе… И приступил к следующему рассказу, вот к этому, про колдуна и «воронку Шеррингтона». Из-за этой воронки пришлось полазить в «Яндексе», дабы самому уяснить, что это за штука такая, и не напортачить при переводе. Да и вообще, работа с текстами требовала достаточной эрудиции и проверки разных сведений по справочникам и энциклопедиям. Благо, этого добра в Сети хватало, да и собственная библиотека у Дмитрия была немалой. Хочешь не хочешь, а приходилось быть знатоком.
Итак, он приступил к тексту о колдуне. До этой строчки о слепых и зрячих добрался довольно быстро, еще трех часов, кажется, не было…
А дальше? Дальше-то что было? На что ушел остальной день? Ясное дело, не на перевод, потому как нет его, перевода… Так чем же он вчера занимался после четырнадцати сорока или там сорока пяти?
Зимин невидящим взглядом уставился в стену, почувствовав, как почти мгновенно взмокла спина. Он понял, что совершенно, абсолютно, хоть убей и хоть ты тресни, не помнит, как провел половину вчерашнего дня. И вечер тоже. И как ложился спать.
Это открытие было настолько потрясающим, настолько неприятным и необъяснимым, что он довольно долго сидел, упираясь локтями в стол и уткнув кулаки в подбородок, продолжая отрешенно взирать на стену со вздувшимися желтенькими обоями. Никаких мыслей не было, вместо мыслей был какой-то невнятный шум в голове, просто неинформативный белый шум — и всё. Чуть позже он сообразил, что хочет броситься на кухню и поискать опорожненную бутылку, которую вчера почему-то осушил в одиночестве и без закуски. А то и две — слишком уж безнадежным и черным был провал в памяти. Но на кухню бросаться не стал: никаких бутылок там быть не могло.
«Амнезия…»
Это была, пожалуй, первая осознанная формулировка, и Зимин даже слабо усмехнулся: человек, потерявший память, вспомнил, как называется потеря памяти.
С чего бы это вдруг взялась у него амнезия? Ударили молотком по голове?
Зимин знал, что искать этот молоток так же бесполезно, как и несуществующую бутылку. Молотка не было, и бутылки не было. А потеря памяти — была.
Щипать себя он тоже не стал. Оттолкнувшись босыми ногами от пола, крутанулся вместе с креслом и принялся шарить взглядом по комнате в поисках сигарет. Из-за непривычной утренней рассеянности он только сейчас заметил свои джинсы и клетчатую джинсовую рубашку — одежда свешивалась с обоих подлокотников стоящего рядом с диваном кресла. Коль пачки «Бонда» не было на подоконнике, она могла лежать в кармане.
Зимин встал, по-прежнему не имея в голове почти ничего, кроме недоумения, и ощущая холодящее живот волнение от своего ни в какие ворота не лезущего открытия. И двинулся к креслу, проверяя на ходу, не кружится ли у него голова.
Голова не кружилась. И таблицу умножения он вроде бы помнил. И алфавит — как русский, так и английский.
В карманах джинсов сигарет не оказалось — там лежали только бумажник и носовой платок. Зимин потянулся было к рубашке, но заметил, что обе штанины заляпаны засохшей грязью. Он терпеть не мог грязи на одежде и обуви и тщательно за этим следил. А тут… И главное — откуда? В этой одежде он вчера ходил в магазин, но где можно было умудриться набрать столько грязи в сухую солнечную погоду?
Впрочем, не это его сейчас волновало.
Пачка сигарет и зажигалка обнаружились в рубашке. В нагрудном кармане. И еще обнаружились там какие-то сложенные бумажки. Дмитрий достал их и развернул. Сначала одну, а потом вторую.
Вероятно, подобные же ощущения мог бы испытать человек, нашаривший в собственном кармане записку от умершего в прошлом году родственника, датированную сегодняшним числом.
Зимин некоторое время разглядывал бумажки, а потом, забыв о сигаретах, походкой сомнамбулы отправился в прихожую. Бумажки он переложил в левую руку, а правой взял с подставки для обуви кроссовки и перевернул подошвами вверх. И увидел ту же засохшую грязь с впечатавшимися в нее сосновыми иголками.
Он разжал пальцы, и кроссовки шлепнулись на коврик у двери. На душе было тоскливо и тревожно. Хотелось бить во все колокола, но колоколов он дома не держал.
Зимин вернулся в комнату, вытянул из пачки сигарету и, положив бумажки на стол, вновь вышел на балкон. Мир дал трещину и вывихнул сустав… Нет, дело было не в мире — это он, Дмитрий Зимин, вывихнул голову.
Он курил, не замечая ничего вокруг.
Вряд ли кто-то мог засунуть ему в карман два билета на электричку. Туда — и обратно. До станции «Московское море». И оттуда — назад, до Москвы. На билетах стояло вчерашнее число, двадцать пятое августа, и значит, вчера он действительно смотался к Московскому морю и вернулся. И не помнит ровным счетом ничего из своей одиссеи.
Впору было бежать в лечебные учреждения. В любые.
Он с трудом сдерживал внутреннюю дрожь, — а трепетали, похоже, все органы, начиная сердцем и кончая селезенкой, расположение которой в организме он представлял весьма смутно, — и наконец ему в голову пришла более-менее отчетливая мысль. Это была мысль о том, что действительно надо бы сгонять в магазин и взять чего-нибудь достаточно градусного и расслабляющего.
Но в магазин было никак нельзя. И в лечебные учреждения тоже. Потому что его ждала работа. Работа, которая его кормила. Зимину очень не хотелось лишиться этой работы.
Он щелчком отправил окурок в полет, вернулся в комнату и сел за компьютер. Помедлив, убрал билеты в стол и постарался сосредоточиться.
«Я слышал, вы можете на миг сделать слепца зрячим».
«А память вернуть не можете?» — проползло в голове.
Состояние его очень смахивало на нокдаун. И как с таким состоянием жить на свете? Как работать?
