Президент Московии: Невероятная история в четырех частях - Александр Яблонский

Устав от всех этих размышлений, Олег Николаевич засыпал крепким сном, но часа через три просыпался. Совсем недавно они с Наташей обзавелись разноуровневой спальней. Это было очень удобно. Спали они в одной комнате, но не стесняя друг друга и самих себя храпом, боязнью храпа, вскриками и боязнью вскриков спросонья, другими ненужными звуками и запахами и их напряженным ожиданием. Но, когда наступала необходимая минута, нажималась кнопка у изголовья, и бесшумно сближались две кроватные плоскости, и поднималась бесцветная разделительная нанозанавесь, и сливались их тела в не ослабевающих с возрастом объятиях. Часто, когда не спалось, он зажигал свет и читал, не боясь разбудить Наташу – нанозанавесь не пропускала лучей электрического света, хотя и была прозрачной – до чего люди не додумаются! Вот и в ту ночь часа в три он проснулся, зажег свет, вышел в малый кабинет и взял со стеллажа «Возвышение Наполеона» Альберта Вандаля. Книга была старая – из прошлой жизни, читаная-перечитаная. Просто во сне он вспомнил о подготовительных играх и всей кухне, предшествовавших 18 брюмера. Перед переворотом Бонапарт одновременно вел тайные переговоры и со своими единомышленниками, и с агентами Бурбонов, и с якобинцами, и с «лафайетовцами», и… Олег Николаевич моментально раскрыл книгу на нужном месте: «Самые разные партии возлагали на него надежды, и он ими всеми пользовался, – и всех обманывал и обманул. Это колоссальное недоразумение, царившее в его пестром тайном окружении, как волна, несла его к власти». Зачем ему это понадобилось посреди ночи? Он почему-то облегченно и удовлетворенно вздохнул, как вздыхают люди, убедившиеся в своей правоте, положил раскрытую книгу около кровати и спокойно заснул: при чем здесь Бонапарт… что за бред… я здесь при чём…

…Спал он беспокойно и к рассвету увидел странный сон. Будто лежит он в какой-то больнице в коридоре, стены обшарпаны, штукатурка облупилась или изъедена язвами псориаза. По стене ползет тучный клоп, он хочет его смахнуть или прихлопнуть, но рука не поднимается. Удушающе пахнет карболкой и застарелой мочой.

Поутру, выйдя из ванной комнаты, он увидел жену, стоявшую у окна с раскрытым Вандалем. «И эта волна несла его к вершине власти», – медленно прочитала она, обреченно – с жалостью и любовью посмотрела на него, и он понял, что разговор неминуем.

Драбков ожидал активного зачина своей затеи. Однако сокрушительный шквал откликов, невероятная активность и его телеаудитории, и сетевых пользователей, ни разу не испытанный за всю его насыщенную жизнь резонанс проекта, причем в самом начале его осуществления, – всё это его ошеломило, испугало, нокаутировало.

Уже к следующему утру, сразу после торжественного открытия по общемосковитскому УТВ национального конкурса, пришло в общей сложности 17 530 ответов, и всё новые поступали ежеминутно. Когда об этом доложили Драбкову, он моментально среагировал – как в молодые годы – и дал распоряжение незамедлительно втрое увеличить счетную и экспертную комиссию, по обоим его каналам дать бегущую строку с информацией о ежеминутно меняющемся количестве проголосовавших и о результатах этих поэтапных голосований. Во всех контролируемых ЖЖ, блогах, твиттерах и прочих сетях давать ежечасно оперативные комментарии и организованные отклики по ходу голосования, к вечеру увеличить количество призовых мест и организовать по государственным каналам серию теледуэлей его – Драбкова – с ведущими аналитиками и политологами Московии: желательно с журналистом Л., если он не загнулся от своего цирроза, а также с Максимом Максименко и с Вольтером местного розлива, как его метко окрестил какой-то американский профессоришка-славистик. Через час ему доложили, что Первый канал приглашает его на спецвыпуск программы «У Черной речки», соперником будет Максим Максименко, секундантом назначен проф. Пукинян. Общаться с Максименко было унизительно для любого порядочного человека, коим Николай Павлович себя, бесспорно, считал, но ради скандальчика – двигателя прогресса, чего не сделаешь!

Первый этап конкурсанты прошли ожидаемо довольно быстро. Предполагаемый «кандидат в…» до эмиграции мог работать в первую очередь (по месторасположению его службы на берегу широкой речки): Петроградский гос. университет, Петроградский горный институт, Петроградский университет культуры и искусства (бывш. Институт культуры), Российская академия художеств (Петроградский филиал) – все они находились на берегу Невы, то есть ШИРОКОЙ речки. Мог быть Педагогический университет – этот находился на берегу не широкой, но РЕЧКИ – на Мойке. Были ещё разные соображения, но они не заслуживали внимания, так как эти университеты, академии, лицеи появились в последнее время или же в последнее время переименовывались из ПТУ, профтехучилищ и кружков самодеятельности, и в них работать «кандидат в…», уехавший из страны много лет назад, практически не мог. Кроме того все эти новые частные или префектурные университеты и академии стояли на речушках, которые никак широкими назвать было нельзя, да и речушками тоже: Красненькая, Монастырка или Муринский ручей. Далее – церковь с золотыми куполами через реку. Здесь поле вариантов сузилось, так как церквей было много, но большая часть их была построена в последние годы: десятая часть госбюджета выделялась на новые постройки православных храмов – спасибо о. Фиофилакту, который инициировал этот законопроект, внесенный Президентом. Короче, стало ясно, что копать надо в Петроградском государственном университете, что напротив Исаакиевского собора.

К концу первого дня в конкурсе принимало участие 48 тысяч участников, а к утру следующего – более ста тысяч. Сметливый Драбков за ночь придумал убойные ходы: его люди должны открыть легальные и, лучше всего, полулегальные тотализаторы; в кратчайшие сроки запускается игра «Твой Президент – играй и выиграешь!», Группа «Га-га» записывает сингл «Рискни, дружок!», на его деньги существующий коллективчик «Бродвей оф Москоу» в срочном порядке запускает мюзикл «Ставь на новенького!»…

Дело пойдет! Президент будет, конечно, старый – чипы не зря впаривали, но шум поднимется оглушительный, стало быть, припомнят, кто есть кто, кто Драбков, а кто Л. недолеченный, да и денежка закапает. Что и требовалось доказать.

Генеральный комиссар государственного порядка, начальник Чрезвычайного отдела, полковник лейб-гвардии Президентского полка и директор-распорядитель Полицейского департамента Московии, сенатор, князь Ксаверий Христофорович Энгельгардт пребывал в сумрачном состоянии духа. Он не любил нерешительность и никогда не был ей подвержен. Как и его прославленный предок – герой Венгерской кампании и дела под Силистрией – Ксаверий Христофорович гордился своей принадлежностью к этой ветви славной фамилии, – как и его героический предок генерал-лейтенант Николай Федорович Энгельгардт, кавалер двух Георгиев, дважды награжденный золотым оружием – золотой полу-саблей «За храбрость» и золотой шпагой «За храбрость» с бриллиантами, – Генеральный комиссар ГП был человеком действия. Все эти колебания, сомнения, душевные муки, вся ненужная и вредная рефлексия были ему чужды. Критериями его решений и, следовательно, действий были соответствие этих решений и этих действий высшему проявлению чувства долга и максимальной пользе в служении Отечеству. Этому было подчинено всё: и режим питания – Ксаверий Христофорович, несмотря на свои годы, а минуло ему уже 59 лет, был сухопар, молодцеват и при росте 190 см идеально подтянут и строен, – и режим дня – вставал он в 5 часов утра, в любое время года и при любой погоде делал 40-минутную зарядку во дворе своего дома у Стены – не за Стеной, так как надо быть ближе к своему солдату, то есть к своему народу, как его учила история их рода, – и обливался колодезной ледяной водой, с 6 утра до половины восьмого просматривал интернет-сообщения, конфиденциальную информацию по спецкабелю, подписывал секретные приговоры для озвучивания их в судах, затем пил кофий – натуральный, молотый – и съедал круассан с повидлой, в половине девятого минута в минуту появлялся в присутствии и так далее – всё идеально точно, спокойно, размеренно. Служению Родине и выполнению воинского и патриотического долга была подчинена и его личная жизнь. Женат он был единожды и терпеть-с не мог упоминаний о чьих-то разводах или шашнях на стороне, в его ведомствах даже егерь-рассыльный, о котором Ксаверий Христофорович не знал и никогда не узнал бы – ни при какой погоде, – даже швейцар при парадном подъезде на Лубянке, никто – НИКТО – и никогда не посмел бы развестись или быть уличенным в прелюбодеянии (грешат, конечно, сенатор не сомневался, но так, чтобы мышь не услышала, чтобы никакого примера подрастающему поколению чекистов-патриотов). Жена Ксаверия Христофоровича была из рода Шильдер-Шульднеров. Сам Юрий Иванович Шильдер-Шульднер, хоть и нахватал и орден Святой Анны 2-й степени, и Святого Владимира 3-й и 4-й степени, и орден Святого Станислава 1-й степени, да и золотое оружие «За храбрость» прихватил, правда, без бриллиантов, но при первом штурме Плевны проявил себя, скажем мягко, неоднозначно. Давить польских мятежников, конечно, дело святое и достойное, но воинского мастерства при этом проявлять большой нужды не надобно. Однако фамилия благородная, патриотическая, без сомнительных примесей – Ксаверий Христофорович перед женитьбой (он тогда был всего-навсего капитаном КГБ) прошерстил архивы Витебской губернии, откуда родом Шильдер-Шульднеры, и Дворянского полка, где получал образование Юрий Иванович. Честно говоря, один из Шильдер-Шульднеров подмочил свою репутацию и мог бы спокойно попасть под действие статьи 995 Свода законов Его Императорского Величества, но, когда это было… Тогда директором Училища правоведения был великий князь Константин Константинович, имевший те же влечения, что и классный наставник Апухтина и Чайковского, и которые ныне получили большую моду и считались тончайшим изыском высшего света, но лично Ксаверию Христофоровичу были глубоко отвратительны [3] . Впрочем, кто старое вспомнит… Со своей супругой Евдокией Амистоколовной они имели двоих сыновей, имена он дал им в соответствии со своими убеждениями – старшего крестили как Валериана, в честь брата Николая Федоровича, сражавшегося на Кавказе, а младшего и, что скрывать, любимого назвали Александром-Рейнгольдом в честь другого брата героя Венгерской кампании, погибшего совсем мальчиком – в чине штабс-капитана при осаде Варны в 1828 году от Рождества Христова…