Тяжелые звезды - Анатолий Куликов

Не мне давать оценку собственной работе, однако уже через два года, в начале июня 1977 года, я был назначен на должность командира 626-го Могилевского полка внутренних войск. Думаю, командование внутренними войсками семь раз подумало, прежде чем назначить довольно-таки молодого человека, майора, на эту должность, но лично для меня самым важным достоинством моего нового положения являлось то, что я вновь должен был начинать службу как бы с чистого листа. Полк только формировался на базе батальона Барановичского полка, и теперь предстояло сделать из него полноценную боеспособную часть — с казармами и учебными городками, с работоспособным коллективом управления полка, со своим Боевым Знаменем.

Откуда только ни прибывали офицеры в этот вновь сформированный полк: из Сибири, с Дальнего Востока, с Украины. Конечно, всем недоставало жилья, семьи офицеров приходилось размещать по общежитиям. Однако крышу, хоть временную, находили всем.

Настоящей удачей было то, что начальником штаба в этот полк был направлен и до весны 1978 года в нем служил Павел Голубец, дослужившийся впоследствии до генерал-полковника и должности первого заместителя министра внутренних дел России.

Павла я знал раньше — по Орджоникидзевскому училищу, в которое он поступил на год позже меня. Там мы и познакомились с ним: в санчасти, где я пребывал в качестве больного, а он — дневального. Быстро выяснилось, что мы — земляки, ставропольцы. Он — из Александровского района, я — из Апанасенковского. В последующем курсантская дружба переросла в офицерскую. Переписывались. Он, помню, в письме даже спрашивал у меня совета, как попасть ко мне, в Смоленский полк. Но мои инструкции ему не пригодилось: после окончания училища с отличием он был оставлен там же курсовым офицером, и мы на некоторое время потеряли друг друга из виду.

Каково же было мое удивление, когда после окончания первого курса Академии им. Фрунзе я узнал, что следом за мной туда же поступил и Павел Голубец. Ему, старшему лейтенанту, я передал по наследству ту комнатку на Волхонке, которую до переезда с Валей в академическое общежитие мы снимали в Москве. Тогда он только-только женился на своей Раисе Федоровне, и это наше первое московское жилище здорово ему пригодилось.

Получив полк, я очень обрадовался, что начальником его штаба назначен Павел — сильный, грамотный, чрезвычайно уважаемый мной офицер. Совершенно не случайно уже вскоре, через год, он стал командиром того самого Смоленского полка, в который хотел когда-то попасть после училища. Годы спустя он еще дважды станет моим заместителем: в пору, когда я командовал внутренними войсками МВД России, и тогда, когда я стал министром. Именно он в тревожные дни октября 1993 года в Москве возглавит оборону телецентра в Останкино, а на исходе первой чеченской войны после весьма нелицеприятных отзывов в российской прессе будет вынужден оставить пост первого заместителя министра внутренних дел. Моего заместителя. В полном соответствии с моим жестким решением: «Павел, мы должны расстаться…»

Во время нашего мужского, офицерского разговора не все мои аргументы были поняты им и не все показались справедливыми… Но время все расставило на свои места. Мы крепко дружим и сегодня. Павел прекрасно работает в одной из очень известных фирм, защитил кандидатскую диссертацию.

Но тогда, в 1977 году мы еще и не могли предугадать всех передряг, которые выпадут на долю нашей Родины, и тех испытаний, через которые пройдет наша с Павлом человеческая дружба.

Уже через год наш Могилевский полк по результатам командно-штабных учений был признан лучшим в 43-й Минской дивизии внутренних войск МВД СССР.

Несмотря на откровенную молодость — все таки было мне 30 лет, — за плечами у меня к тому времени было четырнадцать лет службы, одиннадцать из которых я носил офицерские погоны. С каждым днем прибавлялась уверенность в собственные силы. Опыт. Проверялись жизнью доставшиеся вместе с фамилией принципы. Я уже твердо знал, что открытые и добросердечные отношения между людьми приносят куда больше пользы, чем недомолвки. Понимал, что никогда не потерплю обмана, недобросовестности, подлости, от кого бы они ни исходили. Ни за что не стану лебезить и подхалимничать. Никогда не влезу в интригу. Никогда мой разумный командирский риск не станет авантюрой.

Далеко позади остались лейтенантские годы, когда, будучи взводным командиром, я самонадеянно считал, что достаточно мне стать ротным, как мигом улетучатся все сложности и беспокойства службы. Дескать, легко ротному: дал команду командирам взводов и старшине — и гуляй себе, контролируй… Но пришедший с годами опыт только утвердил меня в мысли, что среди всех офицерских должностей, которые только могут выпасть на долю военного человека, именно должности командира роты и командира полка можно считать самыми трудными. Самыми хлопотными. Самыми бессонными.

С годами выработалась привычка: ни при каких обстоятельствах не отменять учебных занятий с солдатами, с сержантами, с офицерами. Никогда не изменял ей — ни будучи командиром взвода, ни будучи министром. Если такие занятия утверждены в плане, ничто не в состоянии их изменить. Ни плохая погода, ни другие обстоятельства.

Человеку, не посвященному в детали военной службы, вот эта моя твердость может показаться непонятной или излишне драматизируемой. Кажется, а чем еще должен заниматься командир, если не подготовкой своих подчиненных? На самом деле выходит, что совсем непросто достается ему это право заниматься нормальной и любимой работой. Никто не снимет с него ответственности за вечно ведущуюся стройку, за своевременную заготовку капусты и картошки на зиму, за выращивание поросят. За пробивание квартир своим офицерам и прапорщикам. Да мало ли еще за что.

Но как бы там ни было, мы все напряженно учились. Без командирской подготовки, без штабной тренировки, без командно-штабных учений как добиться, чтобы все подразделения и органы управления части действовали слаженно и день ото дня совершенствовали свое мастерство? Как без всего этого мы смогли бы встретить через несколько лет выпавший нам на долю Чернобыль?

Не всем нравилось это мое железное правило. И впоследствии, когда я стал министром, встречались люди, упрекавшие меня за излишнюю, как им казалось, принципиальность в вопросе подготовки личного состава. Как правило, это были любители показухи, умельцы зарабатывать удовлетворительные оценки с помощью застолий, вкрадчивых речей и подарков для проверяющего начальника. Мы каждую похвалу добывали, как говорится, собственным горбом. Больше всего меня интересовали не отличные оценки, а то, что солдаты и офицеры славились в дивизии своим мастерством.