Выдра по имени Тарка - Генри Уильямсон

А минога осталась жить — Тарка уронил ее в воду и в унынии покинул Белохвостку. Пройдя несколько шагов, он обернулся и посмотрел, не идет ли она за ним. Она повернула голову, она смотрела ему вслед! Он пришел в такой восторг, что его свист — горловой звук, похожий на крик кроншнепа, — сделался тихим и нежным, как песня флейты. Выдриха ответила. Он был влюблен в Белохвостку, и, как у всех диких птиц и животных, его чувства были столь же неистовы, сколь и скоротечны. Он больше не испытывал ни голода, ни усталости, он готов был сражаться за нее до смерти — ведь она ответила на его свист! Они побежали на заливной луг, и там, подстегиваемый все растущим желанием, Тарка бросился на нее и повалил на спину, но тут же отпрянул от ее ляскнувших зубов. Белохвостка вскочила, и они стали носиться друг за другом среди островков сусака, спугнув вышедших на кормежку кроликов и заставив подняться в воздух вальдшнепа, который только что прилетел с длинного, узкого острова в семнадцати милях от бара перед устьем реки.

Белохвостка была моложе Тарки. Ее мать убили во время последнего охотничьего сезона в конце сентября, и Белохвостка прожила одна три недели, пока ее не встретила старая серомордая выдра и не стала заботиться о ней.

Тарка и Белохвостка вернулись к реке и принялись играть в прятки среди сухих стеблей дудника и болиголова. Однако стоило ему перейти от игры к ласкам, как она принималась угрожающе «гирркать». Понемногу выдриха смягчилась и позволила Тарке облизать ей голову и даже сама разок лизнула его в нос, прежде чем убежать. Белохвостка боялась его и одновременно была рада, что они вместе; она чувствовала себя очень одиноко с той поры, как потеряла Серомордую, когда собака одного из местных жителей выгнала их из временного гнезда в ситнике.

Тарка настиг Белохвостку на берегу и принялся выделывать вокруг нее кульбиты. И тут на реке показалась плывущая снизу выдра с тремя белыми пятнышками на лбу. Это был могучий, неторопливый в движениях самец с жесткой шерстью, который спустился сюда с моховых болот специально, чтобы найти себе молодую подругу. Тарка с криком «ик-янг!» кинулся на него, но самец, весивший тридцать фунтов, укусил его за шею и плечо. Тарка зашипел, отбежал, мотая головой из стороны в сторону, и снова устремился в атаку. Старый самец сбил его с ног и несколько раз укусил. Тарка был так истерзан, что бежал. Самец погнался следом, но Тарка не повернул обратно, чтобы с ним сразиться. У него были разодраны голова и шея и в трех местах прокушены узкая нижняя челюсть и язык.

У валуна, где сидела Белохвостка, когда он впервые ее здесь увидел, Тарка остановился и прислушался к свисту старого самца. В темноте журчала по гальке, напевала песню река, катя свои воды к морю. Тарка подождал, но Белохвостка так и не появилась, тогда он погрузился в воду и отдался на волю течения, которое понесло его вниз, через все повороты, под каменными пролетами мостиков, соединяющих проселочные дороги и тропы. Он плыл, почти не шевеля лапами, слушая песню реки и изредка лакая воду, чтобы охладить язык. Колеса и ремни электростанции вертелись и сверкали за стеклами окон, точно крылья стрекоз.

С верха плотины Тарка скользнул вниз плавно, как масло. Вода медленно влекла его, невидимого чужому глазу, мимо каштана, под мостом, мимо затихшей железнодорожной станции, фруктовых садов и лугов, пока он не оказался наконец у горловины губы. Течение спустило Тарку в водоем над рыбоходом и снесло по уклону к соленой воде. С отливом он проплыл мимо парусников и барж с гравием. Тихо и дружелюбно пересвистывались галстучники и кулики-воробьи, бегающие по песку вслед за накатом. Кружился и подпрыгивал на волнах швартовочный бочонок; по фарватеру, который превратился в покрытую илистой жижей дорогу, где криво торчали облепленные водорослями вехи для измерения глубины, расхаживали кроншнепы, вытаскивая червей длинными изогнутыми клювами. Тарка плыл дальше вместе с отливом. Его вынесло в эстуарий, где морские валы размывали песчаные банки. Он услышал свист выдры и радостно на него отозвался. Здесь ловила рыбу Серомордая и звала к себе Белохвостку.

Старая выдра, научившаяся терпению за долгую жизнь, полную невзгод и страхов, зализала его раны, погладила искусанную морду и шею. Они поохотились вместе, а днем забрались в одну из дренажных канав, которые перерезали болота, орошаемые прозрачным ручьем, текущим с гор на севере долины. Ночь за ночью охотились выдры в море и часто при отливе играли в заводи напротив рыбачьей деревни у подножия холма. Все бугры и впадины песчаного взморья продувал ледяной северо-восточный ветер, но Серомордая привела Тарку в теплое укрытие в заломах камыша возле того места, где днем скрывалась выпь. Тарка привязался к Серомордой, а она приносила ему рыбу, словно он был ее детеныш, и, когда подошло время, спарилась с ним.

8

Прибрежные деревья роняли последние сухие слезы, которые чернели и набухали от ила, когда попадали в заводь, где кончался прилив. И после паводка (лосось, пройдя через песчаный бар, как раз пустился в долгий путь на нерестилища, туда, где искрилась по гравию еще юная здесь река) рифы и отмели широкого эстуария были усеяны черными лоскутьями. В ноябре тополя стали похожи на заляпанные грязью перья чаек, воткнутые в землю; на их верхушке после осенних ураганов трепыхались один, два, от силы три листочка.

Однажды вечером, когда отлив тянул стоящие в фарватере буи на запад и чайки бесшумно и низко летели над морем к застилаемым мглою утесам на мысу, выдры отправились в путь. В прозрачном воздухе мигал яркий глаз маяка, белевшего, словно вымытая ветром и морем кость у подножия дюн. Выдр вынесло в открытое море в бурлящем воронками и барашками кильватере парусника, и отдаленный грохот волн, бьющих о бар, звучал все громче и громче. За неровной от седых бурунов линией окоема клонился к закату пасмурный день, по холодному морю разлилась багрянистая бледность.

Вздымались и опадали волны; парусное суденышко расталкивало носом идущие от бара огромные валы. Вот оно поднялось на гребень и тут же нырнуло в хлябь. Слева, от берега, пополз туман; там, на серой гальке, лежал разбитый, распотрошенный морем эсминец. Он лежал уже многие годы в обломках, похожий на растерзанного жука в сером коконе паутины на ветке утесника. Огромный вал, один из тех, что доносят брызги до кочкарников, где пасут скот местные жители, выкинул его на сушу возле Галечной гривы. Тарка и Серомордая спали там днем под ржавыми листами корабельной обшивки, свернувшись калачиком на гальке, нанесенной морем с Геркулесова мыса.