Отец и сын - Гельмут Полле

Химфак университета по численности один из самых маленьких (250 студентов), но хорошо организованный. Ряд профессоров мирового уровня: Александр Павлович Бунтин (ректор университета, завкафедрой неорганической химии, сдал ему на «хорошо» первый студенческий экзамен), Борис Владимирович Тронов (в будущем мой научный руководитель), Виктор Васильевич Серебренников (крупнейший мировой авторитет в области редкоземельных элементов). Выросли в мировых научных светил и крупнейших руководителей в то время доценты на кафедре Бунтина Владимир Васильевич Болдырев, Геннадий Викторович Сакович.

Бунтин олицетворял собой эталон настоящего профессора (в восприятии первокурсника из глухой провинции): седина, живот, хромовые сапоги, уверенная походка… Среди студентов из поколения в поколение ходила легенда, что никогда нельзя на экзамене ссылаться как на источник знаний по неорганической химии на учебник Некрасова (а это фундаментальный курс для химфаков университетов), так как Некрасов только раз в тексте упомянул Бунтина, причём мелким шрифтом. Сохранилась в памяти и манера Бунтина проводить предэкзаменационные консультации. Сначала убедится, что все присутствуют, затем вопросы. — Нет вопросов? А зачем пришли? — Дальше начинается «лирика». Бунтин: «Чем Вы занимаетесь в свободное время? А я рисую. Берёзы! Шишкин схитрил, он всё сосны рисовал, а их рисовать легче…» Много лет эти эпизоды рассказывались со смехом, а сейчас не смешно.

В описываемый период престиж химии стоял высоко, может быть уступал только радиофизикам и ядерщикам, в конкурсе участвовали сильные абитуриенты и сам конкурс проходил очень жёстко. Учился курс хорошо. Максимум 20 % первокурсников оказались слабее основной группы, часть из них отсеялась на первых курсах, часть «доспотыкалась» через академические отпуска и закончила обучение позже.

Общественная жизнь также бурлила ключом. Художественная самодеятельность!!! Среди первых членов знаменитейшей капеллы университета была большая группа химиков, в том числе моих сокурсников (Валя Занина, Эмма Ефимова, Света Финогенова…). Были и танцоры университетского уровня (Софья Даутова…). Несколько раз на университетских конкурсах и вечерах выступал и я с художественным чтением. В основном это были юморески Владимира Полякова — монологи современных Хлестакова (подражание Райкину, неоднократно читал ранее в клубах Текели)), Манилова, Собакевича, Ноздрёва. Сейчас мне кажется, что это было убого, но хлопали…

Зимой на первом курсе попал «в сферу влияния» яркой третьекурсницы Людмилы Данской. Известная ситуация «кролика и удава». Запомнил совместные катания на коньках на стадионе «Труд», в то время по вечерам под громкую музыку катались тысячи людей. Куда всё подевалось?! Закончился флирт мгновенно. Сокурсницы поймали Данскую на воровстве, в течение суток её выгнали из комсомола и университета. Кто бы мог подумать? Серебряный медалист в школе, общественный активист в университете… Прошло 38 лет, сколько же раз я обманывался в людях в молодости, но не избавился от этого недостатка (доверчивость к людям — недостаток?!) и до сих пор. Скорей всего сие свидетельствует о постоянном внутреннем одиночестве автора.

В спортивном отношении химфак был всегда в первой половине из десятка факультетов. Первый курс не испортил ситуации, Слава Зуев и Людмила Матросова сразу вышли в лидеры университета по бегу на средних дистанциях. Мужчин же на факультете совсем мало, поэтому мобилизовали всех. Меня «бросили» на спортивную ходьбу. И — знаете — понравилось. Призовых мест не занимал, но очков в факультетскую копилку приносил много. К сожалению, этот вид спорта очень зависит от судейства. Однажды сняли за переход на бег (трасса проходила по университетской роще). Усиленно тренировался и на следующих соревнованиях (5 км по дорожке стадиона «Труд») уверенно шёл в группе лидеров. Как же обидно, когда ближе к финишу отстающие начали открыто бежать и никто их не снял. Закончил 7-м из 13 участников, выступление оказалось для меня последним.

Весной 1959 г. был организован первый легкоатлетический «матч гигантов» ХФ ТГУ — ХТФ ТПИ (по аналогии с матчем СССР — США). Численность химиков — политехников раза в 4 превышала нашу и особенно большой разрыв в численности ребят. Но первая победа в упорной борьбе досталась нам. На этих матчах я выступал в качестве фотокорреспондента (фотоаппарат «Зоркий» родители купили в 8-м классе), причём заранее согласовано количество очков за эту работу. Наши фоторепортажи привлекали внимание главного корпуса университета (так несколько позже никто не мог пройти, не остановившись, мимо настенной газеты геолого-географического факультета).

Весной 1959 г. на общем комсомольском собрании избрали членом бюро, причём по инициативе старших курсов. Долго меня допытывали некоторые, что означала реакция зала (человек 200), когда назвали мою фамилию. Заставили встать и в зале вдруг раздался громкий одобрительный гул. Такая реакция была неожиданна и для меня, но вызвала резкое неприятие ряда девушек — сокурсниц. Выясняли, кто и как выдвигал кандидатуру (я и понятия не имел). Позже на курсовых собраниях неоднократно требовали объяснять, чем я в бюро занимаюсь. Пытаюсь вспомнить фамилии активисток, но не могу. Да и чёрт с ними! Из таких активисток в нынешний век выходят феминистки.

Весеннюю экзаменационную сессию проводили группами на Томи. Брали лодки напрокат в гребном клубе (у впадения Ушайки в Томь, сейчас в этом здании трактир) и попарно перебирались на противоположную сторону. В перерывах между чтением лекций купались, а может наоборот. Запомнился инцидент, потрясший всю нашу маленькую компанию (Слава Зуев, Люда Матросова, Зоя Скрипникова), когда я чуть не утонул, попав в сильное течение. Спас какой-то катающийся на лодке парень.

Первая серьёзная привязанность в Томске — сокурсница Зоя Скрипникова. Первый поцелуй… Ради Зои плюнул на летний колхоз, поехал провожать её до Новосибирска и дальше домой, на юг по Турксибу (родители снова переехали в Талды-Курган и в это лето строили свой дом). Встреча Зои с родственниками произошла так, что Зоя сделала вид, что и не знает меня. Этого я уже никогда не простил. Не было ни объяснений, ни истерик. Просто по приезду осенью в Томск я её «не заметил». Сокурсники не могли понять, что произошло. Ведь такая любовь была!

Жизненная интрига закрутилась так, что за Зоей начал «ходить» мой лучший друг в студенческие годы Жорж Дубовенко (на 2 курса старше). По мере улучшения их взаимоотношений, всё больше надвигалась тень на наши с Жоржем отношения. Дело дошло до того, что я не пожелал пойти в ЗАГС на их регистрацию. По окончании они долго работали в институте органической химии в Новосибирске, двое детей. Разошлись лет через 20, Жорж уехал со своей аспиранткой куда-то в Восточную Сибирь; не так давно узнал, что он умер.