На пороге ночи - Серж Брюссоло

– Здесь Джедеди убил нашего отца, – задумчиво произнес Бонни. – Старик обрушил трактор прямо ему на макушку. С тех времен ничего не изменилось. Дед не захотел вытаскивать машину, сказав, что для сбора ягод она бесполезна.

Дети подошли к краю воронки. Можно было без труда различить следы обвала, сопровождавшего падение трактора. Конечно, если человек находился в яме, то смерть его была неминуемой.

– Это наше кладбище, – прибавил Бонни. – Если проходишь мимо, нужно прочесть молитву. Когда выучишь побольше слов, ты, младенец, будешь поступать так же.

Дети наклонили головки и сложили ладони на уровне живота.

– И вы не осуждаете деда за содеянное? – не выдержал Робин. – На вашем месте я бы его возненавидел.

Бонни пожал плечами.

– Что ты понимаешь, хлыщ ! – взорвался он. – Отец должен был перехитрить Джеда, а он ввязался в игру, да проиграл. Старика не возьмешь голыми руками. Дед боролся за свою территорию и правильно делал. Когда вырасту, я буду таким же, и если Понзо или ты вздумаете рыть мне яму, я вам тут же сверну шеи. На ферме несчастный случай – обычное дело.

– А может, я тебя угроблю, – хихикнул Понзо. – Может, я разделаюсь с тобой раньше, парень!

– А я? – возмутилась Дорана. – А почему я не могу убить вас обоих?

– Да потому, что ты девчонка! – загоготал Бонни. – К этому времени тебя уже сто раз успеют продать соседскому оболтусу. Обменяют твою задницу на дюжину поросят!

– Не хочу! – затопала ногами девочка. – Только не на поросят! Не на поросят!

Мальчишки продолжали смеяться, а обиженная Дорана заплакала.

– А ну-ка прекратите это свинство! – приказал Бонни. – Вы на кладбище! Здесь могила нашего бедного папочки. Давайте помолимся.

Робину показалось, что он присутствует на спектакле. Ему никак не удавалось понять, разыгрывают его дети или они на самом деле такие безмозглые? Не зная, как ему следует себя вести, Робин принялся «молиться» вместе с остальными.

Джудит стояла у плиты и, полузакрыв глаза, прислушивалась к тихому бульканью варенья. Время от времени она снимала пену и, погрузив в черную жижу деревянную ложку с длинной ручкой, осторожно помешивала ежевичную массу, наблюдая, как она густеет. Горячие испарения жгли ей лицо, щеки раскраснелись. Часто днем, когда кухня накалялась до того, что атмосфера в ней становилась невыносимой, Джудит расстегивала блузку, чтобы немного остыть, и проводила по груди влажной губкой. Плита была очень старой, и ветхие трубы часто приходилось чинить, чтобы не допустить утечки газа. В незапамятные времена Джедеди сам привез эту огромную промышленную установку, приобретенную им в одном из ресторанов Нового Орлеана. Двенадцать конфорок, три духовки и специальное приспособление для разогрева блюд – шутка ли сказать! Понадобилось шестеро мужчин, чтобы выгрузить это сверкающее металлическое чудо из грузовика и перенести на кухню. И не каких-нибудь мужчин, а привыкших ворочать рельсы железнодорожных рабочих, которых Джед нанял для такого случая. Эта громадина, занявшая целую стену, с блестящими ручками для регулировки подачи газа больше напоминала котел пассажирского судна, чем обычную кухонную принадлежность. Джудит по-своему гордилась тем, что умела управляться с плитой, ибо к ней еще нужно было подладиться, знать недостатки, капризы, чтобы зажигать ее без риска взорвать дом.

«Если твоя мать умерла, – в тот же день заявил Джедеди, – то ты обязана научиться ею пользоваться. А будешь делать глупости, я посажу тебя в большую духовку, ту, что посередине, и зажарю. Для истинного ценителя нет ничего вкуснее кусочка жареной девчонки!»

Угроза была произнесена таким тоном, что никто из рабочих не рискнул засмеяться. Джудит до сих пор помнит испуганные взгляды, которыми молча обменивались мужчины. Джед – это Джед, никогда не знаешь, чего от него ждать!

Она закрыла глаза и прислонилась спиной к кухонной двери. Старик никогда не заглядывал сюда, кухня была женским царством, и мужчина не должен был в него вторгаться. Точно так же и женщинам не следовало переступать порога домашней мастерской и касаться разложенных на верстаке инструментов.

Джудит подошла к окну. Дети в этот час занимались сбором ягод где-то на территории фермы. Она невольно спросила себя, избегают ли они того места, где произошел несчастный случай с мужем, – ямы с искореженными обломками трактора, или, толкаемые нездоровым любопытством, часто свойственным мальчишкам, специально делают крюк, чтобы лишний раз на него посмотреть.

«Они были совсем маленькими, когда погиб Брукс, – подумала Джудит. – Бонни едва исполнилось три года, Понзо – два, а Дорану я только отняла от груди. Если у Бонни и могли сохраниться смутные воспоминания об отце, то для остальных это просто имя, мифический персонаж; они не представляют даже его лица, потому что на следующий день после похорон Джедеди сжег все фотографии, включая свадебные, и заставил меня снова взять девичью фамилию».

Однако не следует видеть в его действиях стремление оскорбить память зятя. Джедеди сделал то же самое, когда от лихорадки, которую тщетно пытались побороть микстурой, скончалась его жена. Сразу после того, как тело матери Джудит было предано земле, старик свалил во дворе большую кучу из ее вещей и развел огонь. Никто никогда не осмелился спросить, почему он так поступил.

Действительно ли Джед убил Брукса? Ей никогда не узнать правды. Разве что он исповедуется на смертном ложе, но честно говоря, Джудит в это не верила. Отец не из тех, кто умирает в своей постели. Нет, удар настигнет и испепелит старика где-нибудь в лесу, в полном одиночестве. Теперь Джудит уже не понимала, упрекала она отца или втайне была ему благодарна.

«С Бруксом дела шли все хуже и хуже, – вспоминала она. – Еще немного, и он перешел бы к рукоприкладству. Я приводила его в бешенство: он считал меня вялой, бесхарактерной, лишенной честолюбия, безынициативной и говорил, что привычка к покорности отбила у меня все желания».

При Бруксе ферма превратилась в проходной двор. В любое время суток можно было встретить свободно разгуливающих незнакомцев, нисколько не стесненных присутствием хозяев, – друзей, приведенных после очередной попойки. Сколько раз Джудит заставала их ночью в гостиной, где наглецы преспокойно потягивали пиво и ковырялись в тарелках, глядя на женщину так, будто видели ее всю сквозь ночную рубашку. По их поведению нетрудно было догадаться, что им было кое-что известно о жене приятеля, по-видимому, из его же рассказов. Бесстыдство дружков мужа приводило Джудит в отчаяние, и вскоре она перестала чувствовать себя как дома. Вот и Робина похитили, потому что ферма стала открытой для всех. Постоянно выставляя Джедеди в смешном виде, Брукс добился того, что у проходимцев исчез страх, который раньше держал их на почтительном расстоянии. Для деревенских старик превратился в жалкого помешанного, продолжавшего царствовать на руинах заброшенной железнодорожной станции. И вот однажды кто-то явился к ним в дом украсть Робина… Может быть, даже один из собутыльников Брукса?

Несчастный случай сразу перевел стрелки часов назад. В мгновение ока ферма снова превратилась в таящие угрозу для непрошеных гостей владения, на которые распространялась власть Джедеди – карающей десницы Господа. И это было прекрасно. Джудит опять обрела спокойствие: больше никто не осмеливался нарушать их уединение, а значит, Бонни, Понзо и Дорана были в безопасности.

«Все благодаря Джедеди, – подумала она, вытирая шею влажной салфеткой. – Такова цена, которую мне пришлось заплатить. Отец восстановил порядок после того хаоса, в который дом был ввергнут по моей вине. Не следовало приводить сюда Брукса. Меня толкнули в его объятия природа, инстинкты, вожделение. Я и вправду слаба».

ДЖЕДЕДИ

ЧЕРНЫЙ ЭКСПРЕСС ДЬЯВОЛА

10

Во дворе Робин с любопытством наблюдал за работой старого, невероятно худого человека, который, натесав множество кольев и даже не передохнув, принялся за изготовление изгороди. На эти мощи было больно смотреть, однако столь слабое тело, видимо, обладало неиссякаемым запасом энергии. Старик трудился не покладая рук, лишь изредка отрываясь, чтобы глотнуть холодной воды из ведра, поставленного на край колодца.

– Нечего на него глазеть, – посоветовал Бонни, ткнув мальчика в бок. – Он ненавидит, когда на него смотрят. Пойдем-ка лучше, поможешь грузить банки. Не забывай, что ты наш слуга.

Часть забора была уже готова и позволяла судить о конечном замысле архитектора. Высокий, составленный из плотно пригнанных кольев, он походил на крепостную стену форта в уменьшенном виде, напомнив Робину миниатюрный замок, построенный Андрейсом в парке. Как только кольцо частокола замкнется, невозможно будет увидеть, что происходит внутри.

– Для тебя клетка, – прошептал Бонни, ущипнув Робина. – Карантинный пункт – вот как это называется.