Председатель КГБ Юрий Андропов - Сергей Семанов

Вот тогда и начинается "разработка". Работает один сотрудник, чаще группа, иногда значительная. Прежде всего изучают биографию, круг родных и друзей. Затем идут привычки, образ жизни, личные связи. Тут-то начинается самое главное. Нормальный человек никогда публично не расскажет о своей любовнице, тайных болезнях или долгах, брошенных детях, трениях в семейной жизни. Вот это и следует выяснить, причем с возможно более полной достоверностью. Зачем — это понятно всякому потребителю детективов.

Но вот главное в данном сюжете — добытые этим тайным путем сведения являются сами по себе величайшей тайной, они самым тщательным образом скрываются от посторонних в самых-самых дальних хранилищах. Сотрудники же спецслужб, случайно или нарочно что-то открывшие. об их судьбе можно только вздохнуть. И уверенно заявим, что за все годы существования на Лубянке известной спецслужбы, как бы она ни переименовывалась, от Дзержинского до Андропова этих самых "утечек информации" не случалось ни разу.

Кроме тех редчайших случаев, когда "утечка" допускается намеренно. Вот об одном таком случае в эпоху Андропова пойдет речь.

 В середине шестидесятых, а в особенности — с семидесятых, особое внимание советских спецслужб вызывали Солженицын и Сахаров, сам Андропов лично вникал в эти дела. Тут было все: "идеологические диверсии", как выражались тогда официальные лица в Советском Союзе, "несанкционированные связи с иностранцами" (по тому же лексикону!) и даже некие организационные действия противозаконного порядка. Не шутка. Ими и их кругом и занялись.

Как положено, обложили сексотами и писателя, и академика, установили "прослушки", а также наружное наблюдение (на характерном языке спецслужб — "наружку"). И стали ждать результатов. Они, конечно, не замедлили появиться, и во множестве — размах охвата был велик. Тогда их подвергли обработке, сопоставили и создали на основе всего так называемые обобщающие "справки".

Итак, что же открылось сотрудникам Андропова, и было положено на стол шефу? О, картина предстала перед ним… ну, прямо скажем, выразительная.

Вот Солженицын. Да, конспирирует с иностранцами. Осуществляет нелегальную переписку. Передает рукописи за рубеж. Это, конечно, противозаконно по советским меркам, хотя даже по ним — все же относительно, требуются судебное разбирательство и доказательства, свидетели и прочее такое. Однако ничего порочащего личность писателя не обнаружено. Ведет замкнутый семейный образ жизни. Не пьет. Трое сыновей (один от первого брака супруги). Супруга (девичья фамилия Светлова — по отцу еврейка), очень сдержанна в поведении, в дурных связях не замечена.

И все. Не густо, подумал, видимо, Андропов. Своих взглядов Солженицын не скрывает, а попытаться зацепить его за что-нибудь для него болезненное, такого не видится. А как там у Сахарова?. И вскоре ему доложили. Справки были куда как потяжелее.

Тут редчайший случай, когда читатель может заглянуть в эти самые-самые потаенные страницы бывшего КГБ СССР. Случилась та самая "запланированная утечка". Дело было организовано тонко. В начале восьмидесятых годов вышла тремя изданиями книга известнейшего ученого-историка и исторического публициста Николая Николаевича Яковлева. Успех издания был грандиозен. Автор подобран был не случайно. Во-первых, он являлся давним, хоть и негласным сотрудником КГБ. Во-вторых, именно он был научным руководителем сына Андропова Юрия, тоже историка (кстати, мне довелось познакомиться с Юрием именно в квартире Яковлева на Фрунзенской набережной). Ясно, что такое деликатнейшее поручение ученый-публицист получил по непосредственному согласованию с Андроповым.

Хорошо владевший пером Яковлев, что называется, "художественно обработал" предоставленные ему справки. Под его язвительным пером перед читателем предстала подлинная картина жизни всесветно известного академика-правозащитника.

Воистину, Сахарову оставалось только посочувствовать (в личном плане, разумеется). Добавим, что и теперь, двадцать лет спустя, никто и никогда не оспаривал фактическую сторону нарисованной Яковлевым картины. Ввиду исключительной важности сюжета не пожалеем места на цитату. Итак: ".Все старо, как мир, — в дом Сахарова после смерти жены пришла мачеха и вышвырнула детей. Во все времена и у всех народов деяние никак не похвальное. Устная, да и письменная память человечества изобилует страшными сказками на этот счет. Наглое попрание общечеловеческой морали никак нельзя понять в ее рамках, отсюда поиски потусторонних объяснений, обычно говорят о такой мачехе — ведьма. А в доказательство приводят, помимо прочего, "нравственные" качества тех, кого она приводит под крышу вдовца, — своего отродья. Недаром народная мудрость гласит — от яблони яблочко, от ели шишка. Глубоко правильна народная мудрость.

Вдовец Сахаров познакомился с некой женщиной. В молодости распущенная девица достигла почти профессионализма в соблазнении и последующем обирании пожилых и, следовательно, с положением мужчин. Дело известное, но всегда осложнявшееся тем, что, как правило, у любого мужчины в больших летах есть близкая женщина, обычно жена. Значит, ее нужно убрать. Как? "Героиня" нашего рассказа действовала просто — отбила мужа у больной подруги, доведя ее шантажом, телефонными сообщениями с гадостными подробностями до смерти. Она получила желанное — почти стала супругой поэта Всеволода Багрицкого. Разочарование — погиб на войне. Девица, однако, никогда не ограничивалась одним направлением, была весьма предприимчива. Одновременно она затеяла пылкий роман с крупным инженером Моисеем Злотником. Но опять рядом досадная помеха — жена!

Инженер убрал ее, попросту убил и на долгие годы отправился в заключение. Очень шумное дело побудило известного в те годы советского криминалиста и публициста Льва Шейнина написать рассказ "Исчезновение", в котором сожительница Злотника фигурировала под именем "Люси Б.". Время было военное, и, понятно, напуганная бойкая "Люся Б." укрылась санитаркой в госпитальном поезде. На колесах раскручивается знакомая история — связь с начальником поезда Владимиром Дорфманом, которому санитарка годилась разве что в дочери.

В 1948 году еще роман, с крупным хозяйственником Яковом Киссельманом, человеком состоятельным и, естественно, весьма немолодым. "Роковая" женщина, к этому времени вооружившись подложными справками, сумела поступить в медицинский институт в Москве. Там она считалась не из последних — направо и налево рассказывает о своих "подвигах" в санитарном поезде, осмотрительно умалчивая об их финале. Внешне она не очень выделялась на фоне послевоенных студентов и студенток.

Что радости в Киссельмане, жил он на Сахалине и в Москве бывал наездами, а рядом однокурсник Иван Семенов, и с ним она вступает в понятные отношения. В марте 1950 года у нее родилась дочь Татьяна. Мать поздравила обоих — Киссельмана и Семенова со счастливым отцовством. На следующий год Киссельман оформил отношения с матерью "дочери", а через два года связался с ней узами брака и Семенов. Последующие девять лет она пребывала в законном браке одновременно с двумя супругами, а Татьяна с младых ногтей имела двух отцов — "папу Якова" и "папу Ивана". Научилась и различать их — от "папы Якова" деньги, от "папы Ивана" отеческое внимание. Девчонка оказалась смышленой не по-детски и никогда не огорчала ни одного из отцов сообщением, что есть другой. Надо думать, слушалась, прежде всего, маму. Весомые денежные переводы с Сахалина на первых порах обеспечили жизнь в Москве двух "бедных студентов".

В 1955 году "героиня" нашего рассказа, назовем, наконец, ее — Елена Боннэр, родила сына Алешу.

Так и существовала в те времена гражданка Киссельман-Семенова-Боннэр, ведя развеселую жизнь и попутно воспитывая себе подобных — Татьяну и Алексея. Злополучный Моисей Злотник, отбывший заключение, терзаемый угрызениями совести, вернулся в середине пятидесятых годов в Москву. Встретив как-то случайно ту, кого считал виновницей своей страшной судьбы, он в ужасе отшатнулся, она гордо молча прошла мимо — новые знакомые, новые связи, новые надежды…

В конце шестидесятых годов Боннэр, наконец, вышла на "крупного зверя" — вдовца, академика А.Д. Сахарова. Но, увы, у него трое детей — Татьяна, Люба и Дима. Боннэр поклялась в вечной любви к академику и для начала выбросила из семейного гнезда Таню, Любу и Диму, куда водворила собственных — Татьяну и Алексея. С изменением семейного положения Сахарова изменился фокус его интересов в жизни. Теоретик по совместительству занялся политикой, стал встречаться с теми, кто скоро получил кличку "правозащитников". Боннэр свела Сахарова с ними, попутно повелев супругу вместо своих детей возлюбить ее, ибо они будут большим подспорьем в затеянном ею честолюбивом предприятии — стать вождем (или вождями?) "инакомыслящих" в Советском Союзе.