Последняя жертва - Болтон Шэрон

Я подошла ближе к окну, с любопытством разглядывая тело человека, который несколько лет был моим соседом. Ему было под семьдесят, темные волосы с сединой прикрывали виски и были редкими на макушке. Высокий, выше среднего роста, и в молодости он, пожалуй, был крепким мужчиной.

Этот человек был мне совершенно незнаком, ничто в нем никого мне не напоминало. Спустя сутки после смерти кожа на его лице приобрела лимонный оттенок, что придавало ему сходство с восковой фигурой. Рот был широко раскрыт, как будто он и сейчас пытался вдохнуть воздух. Роговицы открытых глаз были тусклыми, помутневшими.

На мое плечо опустилась рука Шона Норта. Я обернулась и увидела, что он смотрит на большой экран монитора в углу комнаты. Гарри Ричардс, держа в руке маленькую переносную видеокамеру, ходил вокруг стола, а изображение с камеры передавалось на монитор, установленный в помещении, где мы находились. Современные технологии позволили нам с Нортом, не приближаясь к телу Эллингтона, осмотреть его на предмет наличия других укусов.

Омертвение тканей, к счастью Эллингтона, когда он был еще жив, и к нашему счастью, поскольку нам пришлось осматривать его тело, наблюдалось лишь на правой руке. В остальных местах плоть, несмотря на сильную отечность, оказалась неповрежденной. Имелось несколько синяков, но никаких признаков рваных ран. Незначительные ранки могли, конечно, зажить за несколько дней пребывания пациента в больнице. Но крошечные укусы не привели бы к такой интоксикации. Чтобы произошло то, что случилось, клык змеи должен был глубоко проникнуть в ткань. Если бы у Джона Эллингтона были другие серьезные укусы, их следы остались бы на теле до сих пор.

А других укусов не было. Через несколько минут тело перевернули на живот, и доктор Ричардс снова стал медленно обходить с камерой каталку. Через двадцать минут мы уже не сомневались, что Джона Эллингтона другие змеи не кусали.

— Похоже, мы ни на йоту не продвинулись к разгадке этого случая, — сказал Гарри Ричардс, даже не пытаясь скрыть разочарование.

— Не знаю, — ответил Норт. — Пожалуйста, покажите еще раз рану на шее. Клара, подойди сюда.

Интересно, как это получилось, что я позволила Норту мной командовать? Но я, тем не менее, подошла к монитору. Камера в руке Гарри Ричардса была направлена на место укуса на шее Джона Эллингтона. Норт отступил, пропуская меня к экрану.

— Скажи, что ты видишь, — потребовал он.

Я всмотрелась в изображение. Два прокола, каждый приблизительно четыре миллиметра в диаметре, на расстоянии не больше двадцати миллиметров друг от друга, как раз над ключицей.

— Прошу прощения, — произнесла я, — но…

— Камера может увеличить изображение? — спросил Норт. Через секунду изображение увеличилось в два раза.

— Подумай, как кусает гадюка, — подсказал Норт. — Расскажи, что знаешь.

Я задумалась. У некоторых змей, например кобр, относительно короткие клыки, которые зафиксированы на челюсти. У гадюковых клыки намного длиннее. Змея выпускает их при нападении — они выдвигаются вперед, принимая вертикальное положение, а в состоянии покоя они занимают горизонтальное положение, концами назад.

— У гадюк клыки длинные, — сказала я. — Уколы должны быть довольно глубокими.

— Перед нами именно такие. Продолжай…

— Гадюки, укусив жертву, тут же ее отпускают. Они кусают один раз, используя нижнюю челюсть, чтобы глубже вонзить клыки в тело жертвы.

— Сколько зубов у гадюки на нижней челюсти?

— Обычно два ряда.

— Если нижняя челюсть обязательно участвует в механизме укуса, разве не должны быть видны отметины от нижних зубов?

Я подняла на него глаза, забыв о своем раздражении, потом вновь посмотрела на рану.

— Да, — согласилась я. — Должны.

Гарри Ричардс ровно держал камеру, но бросал в нашу сторону тревожные взгляды. Даже два санитара морга теперь заинтересовались происходящим.

— Тут ничего нет, — сказал Ричардс. — Никаких следов зубов ниже раны.

Норт пропустил его замечание мимо ушей.

— А что насчет верхних зубов? — спросил он у меня.

— У гадюковых верхних зубов меньше, чем у большинства змей, — ответила я, пытаясь припомнить прочитанное мною, когда работала со змеями. — У них есть мешочки, в которые складываются клыки.

— Диастема, — подсказал Норт.

— Но верхние зубы все же есть. Кажется, два ряда.

— Видны какие-нибудь отметины?

Я отрицательно покачала головой.

В этот момент я обнаружила, что стою на цыпочках, чтобы получше разглядеть изображение на мониторе. Норт обеими руками поддерживал меня.

— Взгляни на эти проколы, — сказал он. — Представь, как клыки входят в тело жертвы…

Я смотрела. Что именно я должна была увиден.?

— Представь, как они выходят из тела жертвы…

Ну конечно же!

— Кожа должна быть разорвана. Она надрывается, когда змея вытаскивает клыки. Края раны были бы надорваны, а сама рана имела бы неправильную форму — по ней можно было бы определить, под каким углом нападала змея.

— Видно что-нибудь?

Я посмотрела на Норта, на монитор, опять на Норта. Он улыбался, я невольно улыбнулась в ответ.

— Нет, — ответила я. — Края раны не надорваны.

— Ладно, ребята, я и так был слишком терпелив, — перебил нас Ричардс. — Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?

Норт сделал шаг назад, но руки с моих плеч не убрал. Странно, что я не возражала.

— Ваш пациент скончался от отравления ядом гадюки, — заявил он.

— Ну конечно! — нетерпеливо выпалил Ричардс. — Нам это известно…

— А вот это и есть самое интересное. Если учесть, что гадюка его не кусала.

12

— Вы намекаете на то, что кто-то ввел Джону Эллингтону яд гадюки с помощью шприца? — спросил Ричардс, когда мы вышли из морга. В его голосе слышалось недоверие. По правде сказать, меня это не удивило. — Подобное невозможно даже представить, — продолжил он.

— Проще простого, если жертва находилась без сознания, — ответил Норт. — Насколько мне известно, Джона Эллингтона ударили по голове?

— Он упал, — ответил Ричардс.

— Вы уверены? — уточнил Норт.

Молчание.

— Любой, кто когда-либо держал в руках змею, может добыть ее яд, — заявил Норт. — Возьмите яд у нескольких гадюк — приблизительно шестерых — и получите его столько, сколько обнаружили в крови Джона Эллингтона.

— И яд можно ввести? — все больше изумлялся Ричардс. — С помощью… шприца? Такое возможно?

Норт пожал плечами.

— Никогда сам подобным не занимался, но не вижу в этом ничего невозможного, — ответил он. — В случае с нашим другом я бы предположил, что ему ввели яд глубоко в ткани. Вокруг самого места прокола рана не слишком опухла — это первое, что вызвало у меня подозрения, а потом я догадался: тот человек, кто бы он ни был, воспользовался острым тонким инструментом вроде маленькой отвертки и проделал две дырочки, чтобы скрыть след от иглы.

Потрясенный Ричардс смотрел на Норта.

— Вы сказали — его ударили по голове? — переспросил он.

Норт нахмурился.

— Скажем, черепно-мозговая травма. Неизвестного происхождения.

— А в чем дело? — поинтересовалась я.

Ричардс перевел взгляд с Норта на меня.

— Прошлой ночью к нам поступил тесть Ника Паулсона, — ответил он. — Вместе с остальными членами семьи. Но мать и детей выписали сегодня утром.

Мы с Нортом ждали продолжения.

— У старика легкое сотрясение, — снова заговорил Ричардс. — Он обо что-то ударился головой.

— На его подушке была кровь, — добавила я. — А полиция обнаружила в его спальне дохлую гадюку.

Мы стояли посреди коридора, санитары и посетители вынуждены были нас обходить. Никто не знал, что сказать. Неужели Эрнесту Эмблину уготована та же участь, что и Джону Эллингтону? В конце концов я нарушила молчание.

— Думаю, следует уведомить полицию, — сказала я Ричардсу.

Тот закивал.

— Секундочку, — вмешался Норт. — Мы же не хотим, чтобы половина жителей юга Англии впала в истерику из-за змей? Может, побеседуем со стариком, прежде чем поднимать панику? Его не кусала гадюка, верно?