Дядя Коля – поп Попов – жить не может без футбола - Лев Давыдычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Егор Весёлых аккуратнейше поставил мяч на одиннадцатиметровую отметку, медленно и недалеко отошёл, подбежал к мячу небыстрыми шагами и не очень сильно ударил в левый верхний угол.
Дядя Коля даже не пошевелился, только внимательно проследил за мячом.
Гол! ОДИН: НОЛЬ В ПОЛЬЗУ ЕГОРА ВЕСЁЛЫХ. Он имел все основания гордо покрутить свои огромные чёрные усы.
Со вторым ударом повторилась та же самая история, с той лишь разницей, что мяч влетел в правый нижний угол. А дядя Коля опять даже не пошевелился, только внимательно проследил за мячом.
ДВА: НОЛЬ В ПОЛЬЗУ ЕГОРА ВЕСЁЛЫХ. И он ласково поглаживал свои огромные чёрные усы.
— Это не вратарь, — возмутилась бабушка Анфиса Поликарповна, — не вратарь, а, извините, какое-то недоразумение!
— Что же вы делаете?! — крикнул Шурик. — Вернее, почему же вы ничего не делаете?!
— Дайте привыкнуть, — с очень большим спокойствием отозвался дядя Коля. — Я ведь впервые в настоящих воротах пребываю.
Третий удар Егор Весёлых нанес в правый верхний угол, четвёртый — в левый нижний угол.
И оба раза дядя Коля опять даже не пошевелился, только внимательно проследил за мячом.
Счет стал ЧЕТЫРЕ: НОЛЬ В ПОЛЬЗУ ЕГОРА ВЕСЁЛЫХ. И он сказал очень пренебрежительно:
— Пожалуй, тебе и в команде Жоржа Свинкина места не найдётся. Мне даже и бить-то неинтересно.
— А что будет в случае ничьей? — возбужденно спросила бабушка Анфиса Поликарповна.
— Ничьей не будет! — в голос ответили дядя Коля с Егором Весёлых.
Пятый удар оказался куда сильнее предыдущих — мяч прогудел и…
И, крепко держа его в руках, дядя Коля неторопливо поднялся с земли.
ЧЕТЫРЕ: ОДИН В ПОЛЬЗУ ЕГОРА ВЕСЁЛЫХ.
Несколько озадаченно покрутив свои огромные чёрные усы, он очень тщательно установил мяч, отошёл подальше обычного, разбежался быстрыми длинными шагами и ударил.
Мяч стремительно летел в верхний левый угол…
Шурик непроизвольно зажмурился, услышав знакомый воинственный вскрик дяди Коли, а когда открыл глаза, тот уже вскочил с земли, прижав мяч к груди.
— Это уже неплохо, — удовлетворенно произнесла бабушка Анфиса Поликарповна.
А Шурик восторженно прошептал:
— ДВА: ЧЕТЫРЕ В НАШУ ПОЛЬЗУ!
Но Егор Весёлых расслышал это и ответил:
— Как говорил мой любимый командир, старший лейтенант Синица, цыплят по осени считают, а пули в мишени после полного отстрела.
Седьмой удар получился весьма коварным, и дядя Коля еле-еле сумел дотянуться до мяча и перебросить его через перекладину.
— Подумайте, УЖЕ ТРИ: ЧЕТЫРЕ! — обрадовалась бабушка Анфиса Поликарповна. — Это уже серьёзная заявка на победу, то есть на усы.
На сей раз Егор Весёлых долго стоял над мячом, забыв покрутить свои огромные чёрные усы, трижды поправил мяч осторожными, даже нежными движениями, медленно отошёл с неестественно равнодушным видом, постоял, разбежался широченными шагами — УДАРил…
Дядя Коля вздрогнул, но не пошевелился, и мяч от штанги отлетел далеко в сторону.
— ЧЕТЫРЕ: ЧЕТЫРЕ! ЧЕТЫРЕ: ЧЕТЫРЕ! — с такими сверхрадостными криками Шурик сбегал за мячом, поставил его на отметку. — Так держать, дядя Коля! — И тут он увидел лицо Егора Весёлых. Оно было таким зловещим, словно он собирался на бой с врагом, причем заклятым.
Дядя Коля пронзительным взглядом следил за каждым его движением, и пальцы рук чутко шевелились, готовые ощутить мяч.
Каким-то неимоверно ловким усилием Егор Весёлых перед самым ударом сменил ногу и пробил левой.
Но ещё более неимоверно ловким усилием дядя Коля, качнувшись в одну сторону, прыгнул в другую. Он вместе с мячом грохнулся на землю, охнул, полежал немного, с трудом поднялся, потер бок и вернул мяч со словами:
— ВОТ И ПЯТЬ: ЧЕТЫРЕ.
«Хоть бы ничья! Хоть бы ничья! — пронеслось во взъерошенной голове Шурика. — Ничья хоть бы…»
Когда он взглянул на Егора Весёлых, тот уже ударил. Невидимый глазу, мяч загудел в полёте, но тут же раздалось шипение. Мяч обмяк и упал на землю перед воротами.
— Вот это ударчик! — и восторженно, и разочарованно крикнул Шурик, а бабушка Анфиса Поликарповна недоуменно спросила:
— Как же быть со счетом? Пять: четыре или…
Дернув себя сначала за один, потом за другой ус, Егор Весёлых ответил:
— Завтра приду без усов.
— Я не согласен, — устало возразил дядя Коля. — Надо или последний мяч перебить или повторить всю серию.
— Я проиграл, — упрямо повторил Егор Весёлых. — Нечего меня утешать. Вратарём ты будешь отменным. Это я тебе говорю. Завтра вместе будем устраиваться на работу и записываться в команду. Пока!
И он, не оглядываясь, быстро пошёл прочь спокойной, четкой походкой сильного человека, который знает, что ему делать.
— Его-о-о-ор! — не своим голосом закричал дядя Коля. — Обожди-и-и-и! — Он догнал бывшего соперника, они о чём-то говорили, размахивая руками, и дядя Коля вернулся с поникшей головой, сообщил: — Принципиальный. Ничего и слышать не желает.
— Ах, молодость, молодость! — умилилась бабушка Анфиса Поликарповна. — Как мальчишки! Потерять такие прекрасные усы! Ну, а как с ужином?
— Угощу вас на славу, — заверил дядя Коля. — Попьем чаю из моего самоварчика. У меня ещё и шанежки остались.
Так всё оно и получилось. Дядя Коля нажарил картошки с луком, достал сало, соленые огурцы, приготовил бутерброды с колбасой и сырками, а в довершение вскипятил на улице самоварчик.
— Оригинально и вкусно, — похвалила бабушка Анфиса Поликарповна. — Кто куда, а я к телевизору. Нет удовольствия выше после чудесного ужина… Николай, а вы чем недовольны?
— Самим собой, — хмуро отозвался дядя Коля. — Глупо же с усами-то получилось. А если бы я не взял последний мяч? И Свинкин у меня из головы не выходит.
— Он вас искать уехал в леспромхоз, — сказал Шурик. — А зачем он вам?
— Он-то мне нисколько не нужен. Но ведь мои документы у него.
— Как?! — совсем поразился Шурик. — Как вы могли доверить ему документы?
— А вот так… — Дядя Коля беспомощно развёл руками. — Опутал меня, ровно бес лукавый. Но ведь он и сам запутался. С чего он решил меня в леспромхозе искать?
— Значит, не исключена возможность, — уныло проговорила бабушка Анфиса Поликарповна, — что этот клетчато-полосатый опять явится сюда?
— А вы не беспокойтесь, — грозно сказал дядя Коля, — разговор у меня с ним будет короткий и результативный.
— А если он опять с чего-нибудь спрыгнет и опять весь ужасно разобьётся? Ешли жубы шнова шломает?
Скоро вы убедитесь, уважаемые читатели, что бабушка Анфиса Поликарповна была не так уж далека от истины.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Жорж Свинкин продолжает метаться в поисках вратаря Попова Николая, попадает в ужаснейшие ситуации и оказывается в милиции
Итак, началась опасная, изнурительная, напряженная, длительная, бескомпромиссная борьба человека с неодушевленным предметом.
Казалось, что с каждой минутой бочка становилась ловчее, наглее, сильнее, а силы человека с каждой секундой таяли.
Вскоре клетчатый пиджак был уже не совсем клетчатый, а полосатые брюки — не совсем полосатыми: он, они, лицо и руки Жоржа Свинкина ужасно обмазутились.
И когда силы его были уже на исходе и бескомандный тренер готовился к бесславной гибели в неравной борьбе с неодушевленным предметом, тракторчонок вдруг заглох, и в сердце борца с бочкой вспыхнула ненависть к виновнику всего этого мазутного безобразия. Он скрипло прохрипел:
— Гав… гав… гав… — Переждав немного, очень крепко сжав стальные и золотые зубы, Жорж Свинкин снова попытался: — Гав… гав… га-а-а-ав…рила! Гаврила! Убить тебя мало, такую Гаврилу! Что ты со мной сделал, изверг чумазый? Мне же в таком виде нигде показываться нельзя!
— Это уж точно, — охотно согласился Гаврила. — Бегом разбегутся люди в разные стороны. Но я вас силком не подсаживал в кузов-то. Вы напросились.
— А бочку-то ты, Гаврила несчастная, зачем мне подсунул? Ведь она меня изуродовать пыталась! Ведь я погибнуть мог! Или калекой инвалидной на всю жизнь остаться!
— Да, да, это уж точно, — подумав, согласился Гаврила. — Но опять же — не такси. Да мы попросим тёщу мою баньку истопить. Денька через два приведём вас в порядок.
— Какая банька?! — хрипло простонал Жорж Свинкин. — Как это — денька через два?! Мне сегодня надо в леспромхозе быть! Поехали, Гаврила ты непутевая, поехали!
— Поедем, конечно, поедем. Но пока обождать придётся.
— Чего, чего ждать? Выбрасывай бочку и поехали!
— С характером у меня машина-то, — объяснил Гаврила, приняв достаточно важный вид. — Она у меня самоходная иногда. Сама, значит, ходит, сама останавливается, когда захочет. И ничего с ней не сделать. Никаких указаний человеческих не признает.
