Дневники баскетболиста - Джим Кэррол

Прошлым вечером, где-то в 5:15, примерно у двух миллионов людей мозги полностью слетели, на хрен, с катушек. За пять минут обрубились к чертям собачьим электростанции всего Восточного побережья! Вот послушайте: я ушел с баскетбольной тренировки в пять часов и мы с Лэнгом помчались к метро. Едва успели вбежать в последний вагон на 7-й авеню. Все ништяк, пока не выехали из туннеля на 125-й улице. Сучий поезд заглох. И когда шли по туннелю к 137-й, остановился, и все, пиздец, не едем, свет потух, только тускло мерцали фонарики на батарейках. Народ забухтел насчет ебаного транспорта, а поскольку был час пик, пиздеж поднялся невероятный оттого, что в несчастном поезде людей набилось как селедок в бочку. И вот жду я в туннелях, пока дело сдвинется с мертвой точки, но проходит полчаса, вонь стоит, как в загоне для скота. По-моему, все до единого затеяли снять пальто и пиджаки, и из-за смрада я чуть сознание не потерял. И тут вспомнил, что заныкал герыч в подкладке куртки, и решил, что, раз я плотно увяз в дерьме, надо как-то развлечься. Мы с Лэнгом стали отпускать шуточки типа: «Кислороду осталось только на десять минут». Но минул почти час, и, откровенно говоря, меня одолели грустные мысли ребенка войны. Типа, без всякой видимой причины застрял на час. И решил, если эта жестянка сломалась, нас можно было бы, на худой конец, оттранспортировать на прицепе по рельсам... вдобавок тот факт, что во всем туннеле не горело ни единой лампочки, подпитывал параноидальные соображения насчет атомных бомб.

Тут я заметил, что люди из вагонов перед нами идут к началу поезда, посигналил отключившемуся от трех понюшек Лэнгу, растолкал его, и мы пошли вместе с другим народом. Некоторые продолжали ждать, некоторые шли за нами. Мне пришло в голову, что кто-то, наверное, знает, как выбраться, в противном же случае в первом вагоне, боже упаси, получится фарш из человечины. Короче, мы туда отправились и обнаружили, что по чистой, счастливой, блин, случайности, первая дверь головного вагона, вот мамой клянусь, успела выехать прямо к станции, прежде чем мы застряли. Выйти на свободу было офигительно, но мы начали исходить говном насчет того, какого хрена мы так дол-го ждали? Тупорылые мамаши, лохи-рабочие — они ведь будут ждать, пока не утонут в собственном поту. Одна женщина, я видел, буквально падала в обморок, я же умирал от навязчивого страха перед готовящейся войной. Если бы не тот запасец джанка, я бы, пожалуй, пересрал окончательно, бля буду. Я до смерти боюсь мертвых туннелей метро. Сильнее я боюсь только бомбардировки.

Итак, вверх по лестнице и на улицу. Огляделись. Пожарная машина мчится мимо нас к дымящемуся мусорному баку. Делов-то. Я решил узнать у первого попавшегося старого тупорылого ирландца: «Что стряслось? Вырубилось электричество на линии?» «Весь блядский городок сокрыт в полной темноте, парниша», — ответствовал он на своем ужасающем диалекте. «Все Восточное побережье до самой Канады! Я слышал по радио», — встрял какой-то чел в чистеньком дорогом костюмчике. Мы с Лэнгом огляделись, не веря своим глазам... ни уличных фонарей, ни рекламных щитов, ни единого огонька во всех зданиях, выстроившихся вдоль улицы. Пиздец космического масштаба! Я лично слышал, затесавшись в толпу, окружившего чувака с транзистором: вырубило весь Нью-Йорк плюс большую часть побережья. Я глянул с берега — за черными водами Гудзона виднелись высотки Джерси, и свет там был... что меня несколько успокоило, поскольку все сильнее одолевали соображения, типа: «Ну вот, коммунистический заговор, мы скоро умрем и так далее». Я поинтересовался мнением Лэнга на сей счет, но он не разделял моих опасений, заявив, что все ништяк, единственная проблема — это как сейчас добраться домой. Ему легче, ведь он живет на перекрестке 150-й и Риверсайда в здоровом буржуазном доме прямо рядом с «Shirelles». Я предложил лезть в битком набитый автобус, который я собрался во что бы то ни стало застопить, он защемился в заднюю дверь и отчалил. Я нес большую сумку с книгами, которые сегодня решил отнести домой (вовремя пришло в голову), и грязным спортивным костюмом в стирку. До дома семьдесят пять кварталов. Но тут тормозит почтовый фургон, водила кричит: «Еду аж до 181-й, запрыгивай назад». Я влетаю, как ошпаренный, нет времени на изъявление благодарности, а топать пешком семьдесят пять кварталов ломает. И вот мы едем. Несколько офисных девочек, беловоротничковые лошки, черномазый бомж-алкоголик, решивший просто прокатиться... и я. Задницы наши подпрыгивают на пачках «NY Post». Водила рулил классно, держаться пришлось крепко, а одна клевая офисная телка цеплялась за меня на каждом повороте. «С ууууума сойти, ничего более идиотского В ЖИЗНИ не видела», — повторяла она каждому, пока мы наощупь ползли вниз по улице, и хлопала как ненормальная огромными накладными ресницами. Поднимаемся на гору, за ней начинается 181-я, потом вниз, ехать еще порядочно, но отсюда весь спуск... переполненные автобусы, добрая сотня машин, выстроившихся в ряд, с обезумевшими водителями... полный пиздец. Я огляделся и заставил мозги не ныть. Прямо через дорогу «Food Carnival». Вроде бы заперт, но зато перед магазином стояли велосипеды разносчиков и спереть их проще пареной репы. Я, словно спятивший окончательно, запрыгнул на один из великов, выбрав трехколесный, впереди которого крепилась большая коробка, и, зашвырнув туда книги и грязный костюм, метнулся в сторону Бродвея, успев заметить, как жирный менеджер засеменил в мою сторону в отчаянной и бесполезной попытке меня поймать. Как я понесся! Взлетел на крутой холм перед 200-й улицей и погнал напрямик. Холодало, но я торопился и жал со всей мочи на педали. Через несколько кварталов я бросил велик перед пиццерией, двинул к дому, по пути заскочив в церковь прихватить халявных свечек, поднялся по лестнице, освещая ими путь, и унес груду бараньих отбивных, внеся свою лепту в семейные байки. Только не у своих, так, ради приключения. Должен признать, это был один из моих самых удачных налетов. Свечи отлично освещали дом.

Потом мы с братом вышли разузнать, что творится на улицах. Дома никому не сиделось. Некоторые чуваки разводили теорию насчет того, что «в этом виноваты русские», сейчас не помню подробности. Однако все разделяли мнение, что сегодня ночью есть маза снова взломать парковый склад, набрать баскетбольных и футбольных мячей и прочей хреновни. Да, дело верное: готов поспорить, мы могли бы провернуть дельце и покрупнее... все легавые заняты исключительно дорожным движением и срочными вызовами, в парке ни души. Мы взломали ломом дверь, обнаружили здоровенный мешок, присвоили себе всяческие чудесные вещички (даже несчастный комплект сменных щитов), а для полного счастья отыскали полгаллона Рафуса в ящике паркового сторожа и отполировали удачное мероприятие (в последнем я не участвовал, потому что обнаружил еще один пакетик с герычем, достал драгоценную находку и вмазался — единственный раз в парке без малейшей копофобии). Мы покинули место преступления, я спрятал добычу в лесу. Некоторые пацаны поперлись пить пиво в кабаке «У Форестера» (старый хрен работал, осветив бар свечками); а я пошел домой и лег спать. Интересный день: и свет, и тьма.

Из-за того что я — звезда баскетбола и охуительный модный чувак из частной школы, на мне виснут сногсшибательные телки из других частных учебных заведений, и все они чем-то таким заняты, и бабла у них слишком до фига, чтобы так просто их послать. Пошел в гости к моей нынешней подруге Геди Хантер, так как сегодня пятница, а по пятницам ее предки отправляются на большую всенощную гулянку в город, оставляя апартаменты нам с ней и еще пятидесяти горничным и дворецким. Она живет у площади Саттон-Плейс в восемнадцатикомнатном пентхаусе с видом на Ист-ривер... Ее папаша — важная птица в, по-моему, «MGM»[21], а мамочке ее принадлежит фирма, сдающая напрокат лошадей для скачек, кажется, так. Кстати, я был бы не прочь разок на нее лечь. Несмотря на свои за сорок, она классно сохранилась. Ну да ладно. Я заваливаю, киваю швейцару, он меня уже знает и пускает, не приматываясь со всякими цэрэушного характера записями, от которых спасу нет в других домах. Лифтером работает высокий негр, раньше игравший в полупрофессиональной баскетбольной команде. Пока я не доехал до верхнего этажа, мы с ним здорово потрепались. Потом я выхожу, звоню, швыряю берет дворецкому Генри, меня встречает весьма сексуальная, в охренительно нарядном платье Геди. В гостиной мы перекусили итальянской едой, потом переместились в её комнату, почти нависающую над рекой, откуда видны медленно плывущие баржи и уродливые здания пригорода. Я достал немного хэша, она принесла свою замечательную трубку, и спустя минут десять вид из окна стал чертовски приятнее. На Лонг-Айленд Сити идет какая-то масштабная стройка, и огромные балки рассекают древнее небо на манер ножей. Но вот мы достаточно налюбовались зрелищем, захотелось трахаться, и мы уделили этому занятию час или два. Мне никогда не надоедает Геди, хотя я хожу к ней уже целых два месяца. Остаток вечера мы просидели голышом на ее необъятной кровати, смотря на большом цветном телеке прикольные фильмы Питера Селлерса. Я показал ей фотку, где я на площадке, напечатанную вчера в «The Times», в честь набранных мной в мачте с «Макберни» сорока очков. Геди прямо расцвела и мы еще потрахались. Все это забавно, но глупо. Как-нибудь притащу сюда всю толпу раздолбаев из нашего старого Бойз-клуба на Мэдисон-сквер, и они охренеют в два счета. Тут я вспомнил, что мне надо встретится с ребятами в городе, и примерно в полночь распрощался, предварительно изучив состав аптечки папочки Геди. Прихватил восемь штук стимуляторов и кучу транков. Крепко поцеловал Геди, слопал грушу и свалил.