Главный приз - Ирина Волчок

— Наоборот, всю жизнь стриженой ходила. Коротко! Почти как твой брат… — Юлия уселась на стол, откинув волосы назад, и включила свой фен. — Я с детства гимнастикой занималась, довольно серьезно. А такие волосы в гимнастике — тяжелая обуза.

— Да уж, — согласилась Катерина, взвешивая на руке все еще влажную массу волос. — Что тяжелая — то тяжелая… И как ты их таскаешь?

— Привыкла. Я перед окончанием школы стричься перестала. Мы тогда как раз опять переехали, и мне пришлось гимнастику бросить. А про волосы я забыла, вот они к выпускному и выросли. И так сильно! Я хотела отрезать, а папа сказал — не надо. А в университете я гимнастикой уже не всерьез занималась, а так, чтобы не забыть… И косу резать не стала. После первого курса уже такая коса была, что мне самой даже расчесывать ее трудно было.

— Сейчас я тебя причешу. — Катерина говорила негромко, бережно поддерживая пряди под струей теплого воздуха. — Надо же, прямо как шелк… Такая роскошь… Мужики от длинных волос прямо балдеют. Вот, наверное, мужу твоему что нравилось.

— Не знаю. — Юлия задумалась, вспоминая, что говорил Димка. — Не помню. Кажется, он ничего не говорил.

— Не может быть, — так же негромко и задумчиво сказала Катерина, осторожно ведя расческой сверху донизу по всей длине волос. — Уж что-нибудь да говорил…

— Да… Говорил, что ему повезло. — Юлия сидела, закинув голову назад, уставясь в потолок, ощущая почти то же, что и тогда, когда ее причесывала мама Нина, и вспоминала Димку без тоски, даже без печали. — Еще он говорил, чтобы я никогда губы не красила. И еще он говорил, что будет меня всю жизнь на руках носить.

— Ну, это они все говорят, — пробормотала Катерина. — Говорить — одно, а делать — совсем другое…

— Нет, Димка так и сделал. — Юлия впервые без жгучего чувства вины, просто с гордостью и теплой благодарностью вспомнила, как Димка нес ее на руках в поле подальше от машины. — Он до самой последней минуты на руках меня носил. Он знал, что взрыв будет, и меня от взрыва унес.

— А вы долго женаты были? — осторожно спросила Катерина, не прекращая усыпляющих движений расческой.

— Минут двадцать, — сонно ответила Юлия. — Мы расписались и поехали домой. Свадьбу играть, а тут как раз этот трактор.

Расческа дрогнула в руке Катерины, больно дернула волосы, и Юлия стала медленно выплывать из сонного омута, удивляясь, с чего бы это она так разболталась. Неловко даже. Она оглянулась на Катерину — та стояла как столб, с расческой в поднятой руке, и смотрела в пространство полными ужаса круглыми глазами.

— Ты что, Кать? — Юлия тронула ее за руку. Нет, точно, с Катькой сегодня что-то из ряда вон. — Кать, эй! Ты не заболела?

Катерина с трудом сглотнула, помотала головой и сказала чужим голосом:

— Я представила, что вдруг Алан вот так… Ой, я ведь тогда сдохну.

— Типун тебе на язык, — быстро сказала Юлия, отворачиваясь. — Не представляй себе больше такого никогда! Да и в любом случае тебе сдыхать нельзя — у тебя Денька есть…

— Да. — Катерина опять принялась расчесывать волосы Юлии. — Это верно… А ты почему опять замуж не пошла? Тоже кого-нибудь родила бы себе.

— Ты прямо как мама Нина. — Юлия стала опять медленно погружаться в сонный омут. — Замуж, дети… За кого замуж-то? Даже не смешно.

— Ну, один-то раз ты нашла за кого выходить, — возразила Катерина. — Поискала бы — и еще кого нашла бы…

— Во-первых, таких больше не бывает. А во-вторых… Ну, не важно. Вполне достаточно и во-первых.

— Ты его сильно любила, да? — И не успела Юлия ответить, как Катерина быстро заговорила совсем другим тоном: — Ты почему здесь?.. Ты зачем сюда?.. Тебя что, стучаться не учили?

— А я стучался. — Виктор шагнул в каюту, закрыл за собой дверь и спокойненько пошел к Юлии, протягивая руку. — Вы тут так кричите, да еще и штуки эти жужжат. Давай мне фен, Кать, я Юлии сам помогу. Тебя Алан уже час ищет.

Виктор еще и договорить не успел, как Катерина вылетела из каюты, сильно хлопнув дверью. Он тихо засмеялся и уверенно занял ее место за спиной Юлии.

— Ты ведь соврал, да? — подозрительно спросила Юлия и полезла со стола. — Ты ведь Кате нарочно про Алана сказал? Чтобы она ушла.

— Естественно, — безмятежно признался Виктор и ухватил ее за волосы, пытаясь усадить назад. — Куда убегаешь? Сиди. Я же сказал, что помогу тебе высушить. Я всегда держу слово.

Юлия все-таки спрыгнула со стола и стояла перед ним, пытаясь освободить свои волосы из его загребущих рук. Нет, точно — надо стрижку сделать. Покороче… А лучше — вообще наголо.

— А я тебе сказала, что мы поссоримся. — Юлия мотнула головой и совсем разозлилась от боли — чего доброго, и стричься не придется, он ей и так половину волос выдерет. — И я всегда держу свое слово.

Виктор положил Катькин фен на стол, ухватил ее одной рукой за шею, а на вторую руку стал неторопливо наматывать ее волосы, заставляя ее откидывать голову назад, склоняясь над ее лицом, внимательно глядя ей в глаза каким-то странным, не то испуганным, не то сердитым взглядом.

— И ты не хочешь со мной помириться? А, Ю-ли-я?.. — напряженным голосом спросил он, наклоняясь к ее лицу еще ближе.

Она героическим усилием воли подавила желание вцепиться ему в глаза, досчитала про себя до десяти и равнодушно сказала:

— Я хотела с тобой помириться. Но ты сейчас опять повел себя как…

— Ну и как же я себя повел? — вкрадчиво спросил Виктор, медленно притягивая ее к себе. Его пальцы на ее горле шевельнулись и сжались чуть сильнее.

— Как… новорос, — брезгливо сказала Юлия. — Как последний новоросовский сынок. Как любой из этих микроцефалов.

Виктор изумленно поднял бровь, тихо засмеялся и выпустил ее, осторожно выпутывая руку из волос. Отошел на шаг, сел на стол и с интересом уставился на нее.

— Это кто из них так себя с тобой вел? — зловеще поинтересовался он, пристально наблюдая за неравной Юлиной борьбой с волосами, опутавшими ее руки. — Это какая скотина посмела так себя с тобой вести? Убью.

— Самоубийство — грех, — злорадно пробормотала Юлия, все больше раздражаясь оттого, что чувствовала себя под его изучающим взглядом нелепой и неуклюжей. — Иди отсюда. Не буду я с тобой мириться.

— Поня-а-атно… — задумчиво протянул Виктор, встал со стола, пошел к двери, сунув одну руку в карман и поглаживая другой свой стриженый затылок, но у двери задержался, оглянулся и с невинным видом спросил: — А что это ты так новоросов не любишь? Ты ведь им, надо полагать, не чужая? Между прочим, я видел, в какой тачке тебя в Москве на вокзал привезли… Да и в эсвэ неимущие не путешествуют. Не говоря уж о детстве в Англии… И каюта у тебя — ни у кого больше такой нет. И сколько такой круиз стоит? Я ведь цены знаю, Ю-ли-я, так что не надо прибедняться. Правда, я не знаю, сколько твои тряпки стоят, но тоже, наверное, не на учительскую зарплату куплены, а?

Юлия удивленно смотрела на него, даже забыв сражаться с волосами. Надо же… За свою ее здесь приняли! Цены он знает! Тряпки не на зарплату куплены! Она вдруг фыркнула, подумав, что ведь в конце концов все это чистая правда, не на учительскую зарплату все это куплено. Увидела замешательство на его лице и уже совсем откровенно засмеялась, представив, как будет рассказывать обо всем этом маме Нине.

Виктор нерешительно заулыбался слабой отраженной улыбкой, шагнул было к ней, но она перестала смеяться, махнула на него рукой и опять очень спокойно, даже равнодушно приказала:

— Иди. Мы еще не помирились.

Он нерешительно потоптался на месте, потер ладонью затылок и наконец быстро сказал:

— А танцевать ты сегодня со мной будешь.

И быстро выскочил за дверь.

Ага. Любит, стало быть, чтобы последнее слово за ним оставалось.

— А танцевать я сегодня вообще не буду, — доверительно сообщила Юлия закрытой двери, вспоминая, куда она положила аптечку. Кажется, в аптечке бинтик был. Ничего, новоросы, сегодня без меня потанцуете.

Глава 10

Надменная, высокомерная, вероломная, хитрая, хитрая, хитрая девчонка! Смешно сказать — ведь он даже испугался, когда вчера она прихромала на ужин с забинтованной ногой. Он даже навстречу кинулся, чтобы подставить ей свое мужественное плечо… Впрочем, не он один. Алан тоже кинулся. И конечно, Гиви, как же без него. Ах, что случилось! Ах, какая беда! Ах, очень болит?

— Ни капельки не болит, — спокойно ответила Юлия.

— А почему забинтовала?

— А просто так.

И никто не поверил. Даже наоборот — все решили, что Юлия скрывает что-то серьезное. Виктор так беспокоился по этому поводу, что даже о танцах не сразу вспомнил. Какие там танцы, если у человека такая травма! И никто Юлию не удерживал, когда она заявила, что хочет побыть весь вечер у себя. И никто не навязывал ей своего общества. Чуткость проявляли.