Петька - Генрих Книжник

— И ничего я не орал. Это тебе почудилось. Ну, может быть, я на Витьку орал немного, пугал его. Или Серого натравливал.

— Ты «пусти» орал, Петька, я хорошо слышал.

— «Слышал, слышал»! Я вот тоже слышал, как ты «пусти» из чулана кричал. Давай лучше Нюську искать. Полезай на ворота, посмотри, нет ли её на улице?

Нюськи на улице не было.

— Я ей трёх солдатиков подарил. Она с ними на песке возилась. Пойдём посмотрим.

На песке у забора лежала драная Нюськина кукла, солдатиков не было.

— От куклы она далеко не уйдёт, — сказал Борька. — Здесь она где-нибудь.

— Постой-ка. Дадим эту куклу Серому: он понюхает и Нюську найдёт.

Серый уже справился с колбасой и теперь сидел на крыльце и облизывался. Петька сунул ему под нос куклу и потребовал:

— Ищи! Нюська пропала.

Серый понюхал куклу и вопросительно посмотрел на Петьку.

— Нюська пропала! Понимаешь? Нюська. Вот его сестра. Нюська!

Пёс нехотя встал и побрёл за дом. Борька и Петька пошли за ним.

— В будку идёт. Зря я ему колбасу давал, лентяю. Стой, бездельник!

Петька попытался ухватить пса за ошейник, но тот ускорил шаг. Возле будки он остановился и гавкнул.

— Не лаять надо, а искать! — рассердился Петька.

— Вот она, горе моё! — всплеснув руками, воскликнул вдруг Борька. — Глянь-ка, куда её занесло!

Положив голову на кулачок, с зажатыми в нём солдатиками, спала на собачьей подстилке Нюська. Мусор и собачья шерсть запутались в её белых волосах, на знакомых синих трусиках сидел репей. Причитая и ругаясь, Борька вытащил сонную Нюську из будки.

— Вчера только мыли, а сейчас опять как домовой. И псиной от неё несёт. Опять сегодня воду таскать, мыть её. Подержи её, Петька, я с неё мусор оберу…

Наконец Нюська вздохнула и открыла глаза.

— Ты как в будку попала? — спросил Петька.

— В гости пошла, — коротко объяснила Нюська.

Борька взял её за руку.

— Ну, мы пошли, — сказал он. — Давай её через лаз, всё равно мыть. Куклу через забор кинь. А завтра с утра купаться пойдём. Бабка Нюську повезёт прививки делать, так что я свободный.

— Нинку возьмём, — сказал Петька. — Я обещал.

— Возьмём, — подтвердил Борька.

Наутро все трое собрались на Петькином дворе.

— Куда пойдём? — спросил Борька.

— Как куда? — удивился Петька. — На озеро, купаться. И удочки заодно принесём обратно.

— На озеро нельзя. Витька нас там найдёт — как кур переловит. Ни убежать, ни спрятаться.

— Пошли на бобровую заводь, — предложила Нинка.

— Куда-куда? — опять удивился Петька.

— На лесном ручье в позапрошлом году бобры объявились. Плотину построили, вода разлилась. Там плавать места мало и дно скользкое. На озере бы лучше, да только страшно.

— А на заводь Витька не пойдёт?

— Нет, туда лесом идти надо, а он леса не любит. Скучно ему в лесу.

— Пойдёмте на заводь, — загорелся Петька, — бобров посмотрим.

— Их не увидишь, — сказал Борька, — они из хатки не вылезут, если люди есть.

— Всё равно пойдём, — попросил Петька.

Он всё-таки надеялся увидеть бобров или хотя бы бобровый домик. Кроме того, он не умел плавать, и на маленьком бобровом прудике это могло проскочить незамеченным.

— Так пошли скорей! — сказала Нинка.

— А чего ждать-то? — ответил Борька.

Этот лес был другой: травяной, лиственный, весёлый, и пахло в нём не сухим сосновым жаром, а землёй, водой и мёдом. Нинка показала Петьке высокие растения с мелкими белыми цветочками — мёдом пахло от них. Оказалось, что они называются таволга. Цветы были разные, их было много. Солидно и нестрашно гудели шмели, мелькали бабочки. Стрекозы скачками двигались в воздухе. В одном месте Петька увидел прямо на тропинке на влажной земле десятка полтора бабочек: они сидели, медленно складывая и раскрывая крылья, как дышали.

— Пьют, — коротко объяснил Борька, и они осторожно обошли это место по траве, высокой и густой.

Она цеплялась за ноги, мешала идти, но это почему-то только радовало. Тропинка была малохоженая, и Петька часто терял её, но Борька и Нинка уверенно шли дальше, и тропинка скоро опять находилась. Местами она проходила через заросли высоченной крапивы, и тогда они продвигались медленно, отводя палками гранёные тёмные стебли. Два раза они переходили через совсем маленькие весёлые ручейки. Борька сказал, что они вытекают из родников. В одном месте тропинка ушла в большую мелкую лужу с тёмной водой. Борька и Нинка скинули кеды и пошли по ней босиком. Петька вспомнил про пиявок, но ничего не сказал, снял сандалии и пошёл вслед за ними. Лужа была совсем тёплая, с чуть скользким дном, и идти по ней было удивительно приятно. Потом они прошли немного босиком по траве, чтобы подсохли ноги и обтряхнулась лёгкая тёмная труха, оставшаяся на них от взбаламученной лужи, и снова обулись. Теперь тропинка шла через темноватый лесок с нетолстыми деревьями и низкой, с листиками, травой. Стали попадаться странные пеньки: не плоские, как обычно, а конусом.

— Бобры настарались. Запруда скоро, — сказал Борька, и Петька понял, что деревья подгрызли бобры. Он заволновался:

— Тише, Борька, вспугнёшь. Лучше давай подкрадёмся незаметно, вдруг увидим?

Борька усмехнулся:

— Не старайся. Они собаку издалека слышат, а уж человека — подавно.

Заводь открылась неожиданно. Она оказалась больше, чем думал Петька, — почти маленькое озеро. Берега были совсем низкие, покрытые луговой травой, из воды кое-где торчали чёрные ветки и прутья. С одной стороны озерка была плотина — Петька её сразу узнал — длинный вал из сучьев с накиданной на них землёй. Местами на плотине росла трава. За плотиной журчал мелкий слабый ручеёк, немногим больше тех, что встречались им по дороге. Вокруг, близко подходя к заводи, стоял лес, некоторые деревья даже торчали из воды. В одном месте лес немного отступал, и там на берегу золотилось под солнцем небольшое пятно песка. Вода была совсем гладкой и только у того берега слегка морщилась от незаметного ветра. Пищали птицы.

— А где бобровый дом? — спросил Петька.

— Во-он, на той стороне, к плотине поближе, на кучу похож.

Петька повёл глазами и увидел тёмный конус, сбитый из прутьев, немного похожий на индейский вигвам. Дом был больше, чем он ожидал, и стоял не в воде, а на берегу. Двери не было видно.

— Как они внутрь заходят? — спросил он.

— У них из воды подземный ход, — объяснил Борька.

— Почему?

— Чтобы посуху из воды не ходить. В воде им никто не страшен, а на берегу — и лиса, и филин, особенно маленьким. Матёрые-то от лисы отобьются, разве что волк нападёт, но волков у нас давно не слыхать. Мне про бобров отец рассказывал. Я, когда вырасту, буду их разводить. Чего стоим — купаться пришли. Аида на песок, там ручей впадает и дно получше. И от бобров далеко. К ним близко подходить нельзя, уйти могут. — И Борька пошёл к воде.

— А они нас не укусят, когда мы купаться будем? — спросил Петька.

Борька усмехнулся, скинул одежду и упал в воду. Нинка стянула через голову платье, подвязала ленточкой косу, чтобы не намокла, и осторожно пошла в воду, оттопырив ладошки и пожимая плечами на каждом шаге. И опять почему-то Петьке вспомнилась кошка Муська, как она играла тогда на лестнице.

— Э-эй! — крикнул Борька и плеснул на Нинку из ладони.

Она смешно пискнула и присела в воде. Борька встал, ему было по пояс.

— Ты чего, иди! — крикнул он Петьке.

— А я плавать не умею, — вдруг легко и просто сказал Петька.

— Ясное дело, в Москве где ж научиться, — сказал Борька. — Давай сюда. Меня отец разом научил. Ты с головкой окунаться не боишься?

— Нет, в ванне сколько раз нырял.

— Надуйся и ложись на воду. Вот так. — И Борька, набрав воздуху, лёг лицом вниз с вытянутыми вперёд руками. Полежал немного, выдул в воду воздух и встал. — А как лежать привыкнешь, воздух через воду спускай и руками загребай. Сколько-нибудь проплывёшь. А как дохнуть надо будет, голову быстро задери, дохни, и опять в воду, и руками загребай. Будешь стараться — сегодня и поплывёшь. — И Борька показал, как надо всё это делать.

Петька покосился на Нинку. Она стояла в воде и смотрела на него. Глаза у неё были светлые и весёлые и совсем не хитрые.

— Ты не бойся, — сказала она, — Борька хорошо учит. Он и меня научил.

Когда через два часа, пыхтя и судорожно отдуваясь, Петька поплыл, он сам не поверил этому. Он встал на дно, протёр глаза и осторожно спросил у Борьки:

— Ты видел?

Борька и Нинка прыгали на берегу и кричали что-то нечленораздельное, и Петька понял, что это правда. Невероятная, безудержная радость охватила его, он замотал головой и завизжал на весь лес.

Потом он ненадолго вылезал на берег, отогревался на солнце и снова лез в воду. Дышал он ещё трудно, напрягался так, что болело тело, зажмуривал изо всех сил глаза, но с каждым разом проплывал всё больше. Радость стала спокойнее, ушла внутрь, но не убывала: теперь он умеет плавать и научился этому почти сам.