Балерины - Валерия Носова

Был и еще пес у Павловой — английский бульдог но кличке Буль. Его все знакомые балерины очень любили. Буля сменил Поппи — бостон-терьер. Смышленый лес привык к гастрольным поездкам хозяйки и, чтобы но расставаться с ней, сам залезал в корзину и, как бы ни была далека дорога, ни разу не выдал на таможне своего присутствия. Так он объездил с труппой всю Северную Америку.

В той же Америке Павлова еще раз показала удивительное самообладание в любых ситуациях. В одном из национальных парков, недалеко от отеля, сбрасывали кухонные отходы. На злачное место повадились приходить медведи. И Павлова ежедневно появлялась там и подкармливала их сахаром или шоколадом. И вот однажды один из медведей встал на задние лапы, переднюю положил на плечо балерины и выпрашивал лакомство, не отпуская Павлову. Все пришли в ужас, глядя на когтистую лапу зверя, лежащую на хрупком плече Павловой. А она смеялась и разговаривала с ним, как со своей собакой. И медведь отпустил балерину, лизнув на прощание ей руку.

IX. Старый и новый свет

…До тех пор, пока вы не будете чувствовать, вы будете не артисткой, а автоматом!

И до гастролей Анны Павловой в Соединенных Штатах Америки там бывали танцовщицы из театров западноевропейских стран. Своего же балета, каким он существовал в Европе и России, в Новом Свете не было. Редкие гастролеры, однако, не могли жаловаться на равнодушие американцев. Импресарио Сол Юрок вспоминал, что прославленная австрийская балерина Фанни Эльслер, выступавшая чуть ли не во всех странах мира, в том числе и в России, своими танцами в «Жизели» и «Эсмеральде», «полными драматизма и страстности, сводила Америку с ума. Она была гостьей президента в Белом доме. Конгресс в дни ее выступлений отменял свои заседания. Ее забрасывали цветами, на ее пути расстилали красные ковры».

Все это говорило о том, что и в Америке есть люди, которые тонко чувствуют и способны полюбить хореографическое искусство, если бы могли его видеть.

Знаменательный факт — появление Анны Павловой в Нью-Йорке на сцене «Метрополитен онера Хауз» 28 февраля 1910 года, по мнению Сола Юрока, следовало бы считать в Америке днем зарождения американского балета. Юрок содействовал знакомству американских зрителей с искусством Шаляпина, Глазунова, Павловой.

Гастроли Павловой организовал директор «Метрополитен опера» и вице-президент Филармонического симфонического общества Отто Германович Канн. Путешествуя по Европе, Канн увидел Павлову в Берлине и немедленно заключил с ней контракт па гастроли в течение месяца.

Начало выступлений в «Метрополитен опера», казалось, не сулило хорошего продолжения. Но, как это порой случается в жизни, плохое начало ведет к счастливому концу. Директор Итальянской оперы, занимавшей в это время здание театра, Гатти-Каццадзи не любил балета. Он боялся потерять зрителей, не веря в успех русских танцоров. Стремясь застраховать свое дело от неуспеха, Гатти отдал распоряжение, чтобы выступление Павловой шло после «Вертера» Массне. Этот очень длинный спектакль оканчивался почти в одиннадцать часов вечера.

Гатти рассчитал верно. Была почти полночь, когда подготовили сцену для Павловой. Немногие зрители остались только из любопытства посмотреть, для «какого дьявола там еще готовят сцену!». Правда, по окончании балета они долго аплодировали и шумели, не спеша разойтись по домам.

Партнером Павловой в этих гастролях был Михаил Михайлович Мордкин — артист огненного темперамента и редкостной красоты. Он первый на русской сцене показал, что танцовщик может исполнять сложную технически партию и быть не только партнером, но и мужественным, героичным. Покинув Московский Большой театр, он работал в антрепризе Дягилева. Но у Дягилева ему, танцовщику, делать было особенно нечего, и он охотно принял предложение Анны Павловны отправиться в Америку.

Набранный Павловой кордебалет состоял из молодежи, считавшей участие в турне с Павловой и Мордкиным лучшим началом своей карьеры.

Павлова решила для первого раза показать балет «Коппелию» Делиба и с успехом станцевала и исполнила роль Сванильды. Такого высокого искусства посетители «Метрополитен опера» еще не видели. Балерина покорила зрителей, и они не заметили, что партия Франца не давала возможности Мордкину показать свое исключительное мастерство. Кордебалет служил только скромной рамкой для Павловой. Не был балетным дирижером и дирижер оркестра «Метрополитен опера» Подести, хотя вообще считался способным симфонистом. Тем не менее прежде всего благодаря Павловой балет очень понравился. Русские газеты со слов нью-йоркских корреспондентов сообщали: «Печать восторженно отзывается о русской артистке. После Нью-Йорка предстоят гастроли г-жи Павловой в Бостоне, Филадельфии, Балтиморе».

Действительно, после первых представлений труппа Павловой совершила турне по ряду американских городов, вернулась в Нью-Йорк и провела здесь весь сезон. Мало того, Павлова заключила соглашение с «Метрополитен опера» о гастролях в будущем году.

Во время поездки несколько раз до Анны Павловны доходили известия, что в Нью-Йорке побывали русские танцоры и что теперь они совершают турне по тридцати городам Америки. Добродушно говорили, что среди них один совсем «крейзи-рашн», который много пьет виски и вообще куролесит.

Случилось так, что, когда Павлова приехала в Сан-Франциско, в двух часах езды от него, в Окленде, находились и те русские артисты, о которых она слышала. Недолго думая, Анна Павловна отправилась в Окленд. «Русским» оказался Федор Васильевич Лопухов, участник турне Павловой и Больма по Скандинавским странам в 1907 году.

«Никогда не забуду благородного поступка Павловой, — вспоминает Лопухов. — Кто я был для нее? Ровным счетом никто. Человек я по сравнению с ней маленький, на дружбу с Павловой никогда не рассчитывал. Тем не менее она бросила свои дела (а ее „жизнь на колесах“ была расписана по часам, истощая все физические и душевные силы), чтобы образумить какого-то Лопухова…

В том, что сделала Павлова, не было ни рисовки, ни подвига, — поясняет он далее. — Внешне сухая, даже неинтересная, погруженная в себя и свои заботы, она была вместе с тем хорошим, чутким, сердечным товарищем, очень простым в обращении и чрезвычайно отзывчивым…»

В чем заключались его «безумства», Федор Васильевич не сообщает. В Соединенные Штаты вместе с сестрой Лидией Лопуховой и московским танцовщиком Александром Волининым Лопухов был законтрактован для выступлений в американских театрах неким Манделькерном, служащим антрепренера Фромана. Он доставил набранную им труппу в Нью-Йорк. Фроман уступил заключенный контракт другому антрепренеру, Дилингаму. И так еще несколько раз русские артисты переходили к разным хозяевам, даже не подозревая об этом. Для деловых американцев такой стиль делать деньги считался нормальным. Для многих артистов «микроб бизнеса» оказывался губительным.

«Павлова терпеливо и долго убеждала меня, — рассказывает Лопухов, — потерпеть до окончания срока контракта и не „крейзить“… Помню только, как мы сидели с ней в оклендском парке, без конца говорили и плакали, вспоминая Россию. На всю жизнь запечатлелась у меня в памяти Павлова… тепло ее души, покорившее меня и растопившее мою дикую тоску.

Наши знакомые американцы не могли понять этого свидания. Не могли представить себе, что возможна простая товарищеская встреча и задушевный разговор между людьми, из которых один велик и знаменит, а другой мал и безвестен. Это, говорили они, возможно только у русских. Да, для меня великое товарищество русских актеров, существующее века, душевная близость, не считающаяся ни с корыстью, ни с табелью о рангах, открылись в той встрече, и этим, оказывается, я дорожил больше всего, без этого не мог жить. В этом был для меня образ родной страны, России!.. Вдали от царской России, имея в кармане столько денег, сколько и не снилось прежде, натанцевавшись вдоволь и наслушавшись досыта аплодисментов, не чувствуя унизительной зависимости от чиновников Императорских театров и их слуг, я вдруг понял, что не могу быть счастлив на чужбине, что мне нужна моя Россия. Это помогла мне понять Павлова, хотя она и не внушала мне таких выводов».

Из Америки Павлова и Мордкин перебрались в Лондон. Уже в апреле 1910 года состоялось первое выступление их в столице Британии, и успех был чрезвычайный.

«Видели ли вы Павлову?» — эта фраза стала употребляться чуть ли не вместо приветствия, — писала одна из популярнейших английских газет вскоре после дебюта Павловой в «Палас-театре». — Где бы ни встретились два лондонца — за обеденным столом, в гостях или в клубе, — разговор тотчас заходил об Анне Павловой и Михаиле Мордкыне, выдающихся артистах русского балета».