Ночь грома - Стивен Хантер

— Не знаю, сэр, — ответил мальчишка, избегая смотреть ему в глаза.

— А как насчет внезапного наплыва новых молодых людей, группами, держатся замкнуто, выглядят смиренными и набожными? Ничего похожего?

— Не знаю, сэр, — снова повторил мальчишка.

— Сынок, ты произнес эти слова так быстро, что мне показалось, будто тебе хочется поскорее закончить этот разговор и ты даже не думаешь перед тем, как ответить. И то же самое было в первый раз. А теперь посмотри мне в глаза. Посмотри мне в глаза, разгляди во мне такое же человеческое существо, как и ты, и постарайся мне помочь. Ты удивишься, сколько добра это может принести.

Мальчишка неохотно поднял взгляд, и Боб увидел, что слово «мальчишка» к нему не подходит. Парню было лет под тридцать, лицо его, все еще усыпанное юношескими угрями, расплылось от избыточного жира, чем страдало и его тело. На мгновение встретившись с Бобом взглядом, он тотчас же снова отвернулся.

— Бывает, сюда заглядывают какие-то люди. Новые люди, — наконец сказал он. — Но никаких баптистов я вроде не видел. Эти больше похожи на бандитов. Крутые парни, не знаю, откуда они. Просто заходят, покупают пиво, чипсы, курево и бекон, в разговоры не вступают, расплачиваются наличными, отпускают шуточки по поводу того, какая это дерьмовая забегаловка. Мне они не нравятся.

— Отлично, — сказал Боб. — Большое спасибо.

— Да, сэр, — ответил продавец.

Бобу почему-то припомнились морские пехотинцы определенного сорта, молодые неудачники, идущие в армию, чтобы начать жизнь заново, чтобы сделать что-нибудь хорошее и правильное. Кому-то это не удается, и они так и маются до тех пор, пока не приходит время и они увольняются, еще больше обиженные на жизнь. Но время от времени попадается тот, кто поднимается на самую вершину, становится настоящим морским пехотинцем, и у него начинается жизнь, о которой он не мог и мечтать, когда был обрюзгшим, прыщавым, угрюмым, без друзей и когда его все ненавидели, а в первую очередь он сам.

— Это ведь было совсем не трудно, правда?

— Да, сэр.

— Это не мое дело, но такому молодому парню, как ты, не следует торчать в подобной глухой дыре. И эти ребята, баптисты они или нет, правы насчет того, какая это дерьмовая забегаловка.

— Да, сэр, — сказал продавец. — Знаю.

— Разве ты не можешь найти себе работу получше?

— Нет, сэр. Похоже, у меня какие-то проблемы с грамотностью. В школе у меня не получалось, бросил через пару лет. Я хотел бы пойти в авиацию, работать с самолетами. Я люблю самолеты. Но я не сумел пройти тесты. Лестер единственный, кто взял меня на работу. По-моему, он знал моего отца.

— Может быть, у тебя что-то с глазами или какая-нибудь хреновина в мозгах заставляет видеть буквы не в том порядке. Знаешь, такое бывает. Тебе надо с этим разобраться.

— Да, сэр, — равнодушно произнес парень.

— Ты должен пройти обследование.

— Да, сэр.

— Ну, по тому, как ты это говоришь, я вижу, что ты совершенно так не думаешь. Сынок, не сдавайся. Воспользуйся бесплатным советом старого хромого дурака, которому довелось кое-что повидать на этом свете. В Бристоле или где там еще есть какая-нибудь служба социальной помощи, тебя там протестируют бесплатно и, если с тобой что-то не в порядке, придумают, как это исправить. Попробуй. Вовсе не обязательно до конца дней своих торчать в этом дерьме.

Парень посмотрел на него из самых жалких, черных глубин отчаяния и вдруг улыбнулся. Наверное, еще ни разу никто не говорил с ним как с человеческим существом. Улыбка открыла на удивление хорошие зубы и, может быть, немного ума в глазах.

— Я обязательно этим займусь, — сказал парень.

— Вот и отлично, — искренне обрадовался Боб.

— Кстати, эти баптисты, наверное, устроились на месте бывшего летнего лагеря для детей, где лет тридцать назад повесился какой-то святоша, после того как его застукали развлекающимся с маленькими детьми. Я слышал, кто-то арендовал эту землю и обосновался там. Это дальше в четырех милях, слева, черные стальные ворота, постоянно запертые. Их недавно покрасили, поэтому краска еще блестит, но, по-моему, вывеску оставили прежнюю.

— А ты кое-что знаешь, — одобрительно заметил Боб.

Боб добрался до места довольно быстро, и, как и сказал продавец из бакалейной лавки, ворота были свежевыкрашенные, хотя вывеска «ДЕТСКИЙ ЛЕТНИЙ ЛАГЕРЬ» облупилась и выцвела от времени. Дальше в лес уходила грунтовая дорога, уже через несколько ярдов скрывавшаяся среди густых зарослей. В августовской жаре ворота оставались липкими, и множество всевозможных насекомых, присевших на них, навсегда завязли в густой краске. Боб, решив, что просто перелезть через ворота будет нехорошо, поискал, как попасть внутрь, и нашел на столбе переговорное устройство образца семидесятых годов.

Он нажал пластмассовую кнопку на этом чуде техники.

— Эй, есть там кто-нибудь?

Сквозь треск статического электричества послышался ответ:

— Чем могу вам помочь?

— Моя фамилия Свэггер, — сказал Боб. — Моя дочь едва не погибла в автокатастрофе на четыреста двадцать первом шоссе на Железной горе, направляясь из города. Я изучил обстоятельства дела, и у меня есть основания предполагать, что она побывала здесь. Вот я и подумал, нельзя ли мне с кем-нибудь поговорить об этом, лучше всего с самым главным.

Древнее переговорное устройство снова затрещало и забулькало, и Бобу показалось, что он разобрал слово «конечно». Громкий щелчок возвестил о том, что замок открылся, подчиняясь команде издалека, поэтому Боб распахнул ворота, проехал внутрь и закрыл их за собой. Дорога сначала извивалась между деревьев, затем прошла между двумя холмами и наконец привела в открытую долину, расположенную в окружении зеленых возвышенностей, бывших чем-то средним между холмами и горами. Быть может, на Востоке их называют горами, но житель Запада определенно использовал бы другое определение.

Боб увидел одинокую часовню, маленькую и белую, большой сарай, что-то вроде спортивной площадки с утрамбованной землей, школьный автобус, ослепительно желтый в лучах солнца, общежитие и спортивный зал. Все здания были возведены из прочных металлических листов и имели металлическую крышу. Остальную часть долины занимали футбольное поле, баскетбольная площадка и пустая чаша бассейна, а затем снова смыкался густой лес, и чуть дальше начинали свой подъем к небу горы.

Боб поставил машину рядом с автобусом, на стоянке, изрытой колеями от колес. Однако никаких других машин здесь больше не было. Закрывая дверь, он увидел, что к нему приближается какой-то старикашка в зеленовато-голубом костюме-тройке, некая помесь полковника Сандерса с бывшим президентом Джимми Картером: от первого у него был стиль провинциального Юга, а от второго — твердость духа.

— Мистер Свэггер, мистер Свэггер, мы так опечалены тем, что стряслось с вашей девочкой, — по-южному возбужденно запричитал старик.

Торопливо подойдя к Бобу, он протянул руку, и его рукопожатие оказалось гораздо более крепким, чем можно было ожидать. Боб увидел голубые, глубоко посаженные глаза, розовую кожу, ощутил запах одеколона, обратил внимание на белые искусственные зубы и щетку усов. Старик представился как преподобный Олтон Грамли из баптистской церкви Новой свободы, округ Хот-Спрингс, штат Арканзас. Здесь он находился с группой молодых людей, пожелавших спокойствия и уединения для изучения Библии. У преподобного были густые волосы, уложенные с помощью геля, возможно, настоящие, но определенно не доставшиеся ему с рождения. Лицо и руки у него были такими розовыми, словно он отскабливал их щеткой. Преподобный предложил Бобу оставаться здесь столько, сколько тот пожелает, и заверил его в готовности ответить на любые вопросы.

— Сэр, благодарю вас за то, что согласились уделить мне время.

— Давайте где-нибудь присядем. Я отвечу на все ваши вопросы, на какие только смогу, лишь бы это вас успокоило. О, бедная малышка! Это так печально, и боль родителей — это тоже так печально.

Не переставая причитать, старикашка проводил Боба к крыльцу, выходившему на спортивную площадку. Тотчас же появился подтянутый парень в белой рубашке и черных брюках, принесший кувшин чая со льдом. Мужчины сели и, потягивая чай, продолжили разговор.

— Ваша дочь — такая милая молодая женщина, — сказал преподобный Грамли.

— Мой первый ребенок, — ответил Боб. — Так что вы понимаете мое беспокойство.

— Как себя чувствует бедная девочка?

— С каждым днем идет на поправку. Однако она по-прежнему остается в коме. Врачи говорят, она может прийти в сознание в любой момент, а возможно, этого не произойдет никогда.

— Не хочу вас напрасно пугать, но вам не приходила мысль перевезти вашу дочь из Бристоля в какой-нибудь большой город, где более совершенные больницы?