Точка - Григорий Ряжский

К концу второго года нашего единства у Руслана в Салехарде умерла жена от раковой болезни грудей, он собрал всё свое, простился со мной по человечески, но без адреса в Салехарде, поцеловал в лоб, тина как отец сына-Кибальчиша: вода в ключах, а голова на плечах — и уехал на родину к детям.

Кстати о ключах — их он отдал хозяйке квартиры, а она меня одну не пустила дальше оставаться, без Руслана, отказала в жилье и сказала, что мужиков водить буду, а ей этого не надо.

Ах ты, дрянь такая, — подумала я про себя, — ну не сюда, так в другое место водить буду тогда, тебе назло, — и повезла вещи в камеру хранения.

Вы, наверно, думаете, что все мои встречи и контакты с мужчинами, которые я в Москве имела в первый период обустройства жизни, не оставили на мне серьёзной зарубки? Ошибаетесь. Очень даже оставили, а некоторые зарубились накрепко. Таксист — таксистом, это необходимый был для выживания эпизод. Берман — Берманом (сын который, Лазарь, а не отчим) — тоже история умалчивает, но вы-то понимаете, что я была права тогда. Руслан — это вообще не в счет, у Руслана со мной всё как у людей обстояло, и у меня с ним так же, и это нельзя держать за просто контакт, исходя из сути нашего разговора.

Другое дело — Андрей, не знаю как его фамилия, к сожалению. Андрей для меня был главная зарубка после первого в жизни женского оргазма на почве доверия, чувства и любви без оплаты. Потом уже, после отбытия Руслана домой, когда я оставила торговый бизнес и перешла на окончательно независимую жизнь и полное профессиональное самообеспечение, начались другие контакты мои с мужчинами — сами понимаете я о чем — но ни одной зарубки предъявить я вам, боюсь, не сумею, ни одной маленькой зеброчки: ни на сердце изнутри, ни на руке снаружи.

Теперь к Андрею вернусь. С ним у нас вышла встреча, не сразу после путча, а через годы уже, точнее говоря, через десять лет, как растеряли друг друга на баррикадах. Это как раз год назад было до сегодняшнего футбольного чемпионата мира. Кстати о футболе этом. Наши вчера обосрались, слава господу Богу, с бельгийцами, 2: 3 игру просрали и из одной восьмой финала в другой восьмой финал не попали — вот в говне каком разбираться приходится попутно в силу профессии, — так что, всё ничего, в общем, не так страшно по рабочему простою, клиент немного, скорей всего, от ящика отхлынет и про прекрасный пол вспомнит, про меня с девчонками и про дурко своё между ног.

Забрали нас в тот раз впятером: мы с Зеброй и Мойдодыром и Светка-Москва с Косой, ею сам шофер нашу выездною бригаду доукомплектовал, по своему личному вкусу, а она на Косе настояла вдогонку комплекту. Возилу шеф на точку направил, за девчонками, а везти велел в их газпромовскую баню в их же спецгостинице. Или лукойловскую какую-то, нам без разницы, они обе чумовые по достоинствам. Нас троих Лариска вмиг отрекомендовала, как лучших, по сотке, потому что это сразу после абортной истории с кожаным пацаном случилось, и она по возможности со мной расплачивалась таким образом, хотя самой тоже выгодней гораздо. А Светка-Москва интуицию имеет исключительную, она нужный момент чувствует всей харизмой сразу, сверху донизу, и умеет себя подать, когда клиента на расстоянии ощущает. Она игриво возиле газовому маяк поставила, ногу чуть в сторону и улыбнулась невинной детсадовской овцой ясельного возраста. Возила губу отвалил, слюну выделил и мысленно Светку изнасиловал: и так, и сяк, и снова так, а она уже сама в шестисотый залезать намылилась, поняла, что выбрали, несмотря, что мы по сотке для Газпрома шли, а она на полтинник выше. Коса паровозом, выходит, получилась, за Светкиной ширмой в мерс прошмыгнула.

Но и, правда сказать, фактура у Светки есть, всё по делу: нога от уха, ресницы — вперёд и свои, худая щиколоть, что так любит продвинутый клиент, сама — тоже стройняшка и лет её не дашь по этой причине — вот вам и всегдашняя сотка — отъехать со Светкой-Москвой, или часто — сотка с полтиной. Единственный фактор, почему недолюбливаем, — говно характер, неуживчивый и выпендрёжный. Объясню.

До того, как объявиться на точке, Светка работала частной госпожой, индивидуалкой, со всякими ремнями, ошейниками шипами наружу, хлыстами, кожаными масками с молнией на рту и стальными наручниками для извлечения из клиента кайфовых высококачественных мучений. И дела шли у нее очень неплохо. Когда начинала, интернет ещё не был так освоен, как сейчас, где и фото, и ракурс, и адрес, и цена от времени. Поэтому клиент был у нее свой и более-менее постоянный. Много из них кроме сутера она нарыла сама, своими связями через мир культуры и искусства, потому что когда-то по первому образованию Светка чуть не закончила музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова и почти уже была детский педагог по роялю, по клавишной музыке. Оттого у неё, скорее всего, такие пальчики тонюсенькие и длинные — Зебра от злости всегда это подмечает и Светку очень недолюбливает, хотя не только за это. Я к Зебре прислушиваюсь частенько, но тут — не за что, если честно, а что Светка сама московская, то не её в том вина, а наш недостаток, так вот. Были у нее и одиночки и пары: и супружеские и просто, но больше, всё же, мужские одиночки. Но всё это было после того, как она ушла от дирижера, плюнула ему под кожаную маску и ушла.

Дирижер по фамилии Попенко преподавал на дирижерско-хоровом отделении в их училище и руководил также студенческим оркестром, где на клавишах сидела третьекурсница Светка. Она очень старалась и была от музыки завороженной, «на весь череп головы», как сама потом рассказывала на точке девчонкам из московского окружения. И ей очень нравился педагог Попенко за небывалое умение извлекать из студентов драгоценные по звучанию оркестровые интонации там, где у других не получалось так и близко. Родом Попенко был из Ростова-на-Дону и потому немного «гэкал» и нарушал привычный для Светки человеческий выговор и общий строй речи. Светку, впрочем, это не смущало, а даже умиляло, ей казалось, так нежней, загадочней и игривей и делается специально для неё, чтобы таким оригинальным образом обратить на себя внимание. Интерес её не остался незамеченным педагогом-дирижером, и Попенко не преминул этим удобным фактом воспользоваться. К тому времени дирижер был уже извращенцем со стажем и имел опыт втягивания в совместное времяпрепровождение не одной неустойчивой души обоего пола, возраста, веса, а также неокрепшего интеллекта. И опыт этот сбоев практически не давал — редко, разве что, когда к делу примешивалась ненужная любовь и продолжала устойчиво портить обедню участникам праздника. Но и выбор тоже мог упасть не на всякого, от партнерши всенепременно требовалось нужное сочетание слабости и силы, неугомонное содержание и простодушная форма.

Для начала Попенко пригласил Светку к себе в однушку на окраине Москвы, выставил пиво и прочел лекцию о вреде одиночества для музыкально одаренных людей. Пиво подействовало, и в теорию Светка поверила очень сильно, но в тот раз лекция этим и ограничилась. На прощанье Попенко прижал свою щеку к Светкиной и ненадолго замер, без каких-либо звуков вообще. Потом ещё долго щека её пахла приторным запахом дирижера, но это ей нравилось, и запах, и сам он, его талант и участливость к способностям студентки.

Дальше всё было быстрее, потому что ко второму визиту в однушку Светка была влюблена в педагога по дирхору, как коза в батон с изюмом. Попенко налил Светке вина, чтобы переход от пива к извращениям осуществлялся плавным образом, постепенно, взял её на руки и положил на постель. Светку била истерика, она дрожала, любила и ждала, но Попенко не спешил. Он медленно раздевал девушку, так же не спеша освобождался от одежды сам и медленно, словно преодолевая отсутствующее совершенно Светкино сопротивление, с большим трудом сумел забраться к ней вовнутрь. Девушкой Светка не была с десятого класса, поэтому немного удивилась такой заботе и мягкотелости старшего друга, тут же прервавшего объятья без особого для себя результата.

— Вот видишь, — сказал он Светке с лёгкой укоризной, натягивая на себя брюки.

Светка перепугалась и тоже стала одеваться:

— Что? — в волнении спросила она. — Что я не так делала?

— Всё, — ответил огорченный Попенко и снова подлил ей вина. — У тебя нет ко мне любови, — он так и сказал — «любови», чем снова Светку озадачил. Дирижер опустился на стул и сообщил с горькой интонацией в голосе: — Если бы я ощутил в тебе ответное чувство, то я бы не стал делать того, что пытался, без всего, что нужно. Но это только самые близкие люди могут себе позволить, те, которые доверяют друг другу целиком и полностью и хотят иметь от жизни радость без купюр.

— Без каких купюр? — поразилась Светка, — без денежных?

— Глупенькая, — мягко отреагировал Попенко, — деньги здесь ни при чем — без ограничений в чувствах и чувственности, я имел в виду, в ощущениях, в прикосновениях и боли внутри человека. Эта боль и есть самая великая радость и самое большое наслаждение для истинного ценителя жизни. Это как малая терция — на полтона в сторону от основной ноты, но уже всё не так, всё совершенно по-другому и не для всех, а только для тех, кто умеет её взять, — он проводил Светку до двери и на прощанье сказал: — Подумай, Светлана, о том, что я тебе сказал, и, пожалуйста, приготовься внутренне к тому, что ты мне доверяешь, если любовь твоя настоящая, а не суррогатная. Договорились?