Тревоги любви - Эмма Орци

— Грязный пес! — повторял Блейкни, сдавливая ему горло. — Я убью тебя, если ты не возьмешь назад своих слов!

Но Блейкни быстро опомнился, к бледным от гнева щекам снова прилила кровь, и он отшвырнул от себя француза, как надоедливое животное, и провел рукой по лбу.

Шовелен быстро оправился и принялся приводить в порядок помятый галстук.

— Вы ничего не выиграли бы, убив меня, сэр Перси, — проговорил он. — Судьба леди Блейкни совершилась бы бесповоротно, так как она в нашей власти, и никто из моих товарищей не знает, какое средство я хочу предложить вам для ее спасения.

Блейкни стоял теперь посреди комнаты, спокойно заложив руки в карманы.

— Я чуть не забыл, — сказал он, — ведь вы говорили о какой-то сделке?

— Предупреждаю вас, сэр Перси, я вовсе не желаю вашей смерти…

— Как странно! А я очень желаю вашей. По крайней мере одним гадом на земле будет меньше… Простите, я вас перебил!

— Постараюсь быть кратким, — начал Шовелен, не обращая внимания на слова Блейкни. — Но не угодно ли сесть? Что касается меня, то я всегда чувствую себя спокойнее, когда меня защищает стол с бумагами. Я не атлет, сэр Перси, и служу своей родине чаще пером, нежели кулаками.

Сказав несколько слов о том, что строгие меры, которые предполагалось применять в тюрьме к леди Блейкни, придуманы не им, Шовелен удивился, не услышав возражений, и, подняв глаза на Блейкни, увидел, что тот спит. С губ Шовелена сорвалось ругательство, и он крепко ударил кулаком по столу.

— Тысячу извинений, — сказал Блейкни зевая, — но я чертовски устал, а ваше предисловие было так страшно длинно! Признаю, спать во время проповеди неприлично, но я так устал!

Шовелен не знал, что ему делать, наконец он встал, подошел к двери, не теряя Блейкни из виду, бесшумно отворил дверь и быстро шепнул сержанту:

— Пошлите двух солдат немедленно привести сюда заключенную из камеры номер шесть.

Глава 10

Как только Маргарита вошла в комнату, сэр Перси встал и низко поклонился ей. Она сразу увидела мужа и поняла, что несчастье разразилось.

— Леди Блейкни, — начал Шовелен, отпустив солдат, — расставаясь с вами, я не ожидал, что так скоро буду иметь удовольствие видеть сэра Перси. Через двадцать четыре часа вы можете быть на вашей яхте, сэр Перси может сопровождать вас, так как не одобряет вашего пребывания в Париже. Я почти уверен, что он примет те условия, которые должен будет исполнить, прежде чем я подпишу приказ о вашем освобождении.

— Ты очень устала, дорогая, — сказал Блейкни, — не хочешь ли сесть?

Опускаясь в придвинутое им кресло, Маргарита тщетно старалась прочесть что-нибудь на лице мужа.

— Это просто обмен подписей, — продолжал Шовелен. — Вот здесь приказ о разрешении сэру Перси Блейкни и его жене беспрепятственно покинуть Булонь. Можете быть спокойны, — прибавил он, — все в порядке, недостает только моей подписи. Эта бумага вступит в действие немедленно после того, как сэр Перси собственноручно подпишет письмо по тому образцу, который я ему дам. Документ будет в виде письма. Вот оно:

«Гражданин Шовелен! При условии получения мною суммы в миллион франков и прекращения начатого против меня странного обвинения в заговоре против Французской республики, я готов сообщить Вам имена и намерения лиц, которые входят в Лигу Алого Первоцвета и которые даже теперь составили заговор с целью освобождения гражданки Марии Антуанетты и ее сына и возведения их на французский престол. Вам известно, что, считаясь вождем кружка англичан, не сделавших ни Французской республике, ни французскому народу никакого существенного вреда, я в действительности открыл Вам несколько роялистских заговоров и довел наиболее упорных заговорщиков до гильотины. Меня удивляет, что Вы не соглашаетесь на ту сумму, которую я прошу на этот раз за очень важное сообщение, тогда как Вы платили более крупные суммы за дела, не представлявшие для меня таких затруднений. Для того чтобы приносить существенную пользу Вашему правительству как в Англии, так и во Франции, я должен располагать большими деньгами для придания моему дому блеска, соответствующего моему званию. Если бы я оказался вынужденным вести иной образ жизни, я не мог бы вращаться в той среде, к которой принадлежат все мои друзья и в которой, как Вам известно, получают начало все роялистские заговоры. Надеясь через сутки получить благоприятный ответ на свою справедливую просьбу, я немедленно сообщу Вам требуемые имена.

Имею честь остаться Вашим, гражданин, покорным слугой»…

Не успел Шовелен кончить чтение, как в комнате раздался громкий веселый смех: это сэр Перси от души хохотал, откинув назад голову.

— Чудное письмо! — воскликнул он. — Клянусь, что если бы я подписал такое письмо, да еще по-французски, то никто не поверил бы, что я могу так великолепно объясняться.

— Я и это все обдумал, сэр Перси, — сухо заметил Шовелен, — и во избежание всяких сомнений в подлинности письма ставлю условием, чтобы каждое слово было вами собственноручно написано при мне, в этой самой комнате, в присутствии леди Блейкни, моего товарища и по крайней мере еще полдюжины лиц по моему выбору.

— Это чудесно придумано, — подтвердил сэр Перси, — но хотелось бы знать, что будет дальше с этим интересным посланием? Простите мое любопытство, ноя вполне естественно тревожусь об этом… А ваша изобретательность превосходна!

— Дальнейшая судьба этого письма очень незатейлива… Копия с него будет помещена в «Газетт де Пари» с интересными заглавиями. Я думаю, вам, сэр, нельзя опасаться забвения, мы постараемся, чтобы письмо получило заслуженную известность.

— Я не сомневаюсь, месье… э-э… Шобертен, в вашем замечательном умении с любезным видом обливать людей грязью, — сказал Блейкни. — Но… я перебил вас — простите! Продолжайте, прошу вас!

— Я уже почти все сказал. Все меры будут приняты, чтобы вы не могли впоследствии отречься от своего письма. Вы напишете его в присутствии свидетелей и получите деньги из рук одного из моих товарищей, на глазах у всех… И все будут знать, что ваша роль предводителя известного кружка служила только для прикрытия вашей настоящей деятельности — оплачиваемого шпиона французского правительства.

— Замечательно остроумно придумано! — повторил сэр Перси.

— Прибавлю еще, — заговорил опять Шовелен, стараясь казаться спокойным, хотя его голос слегка дрожал от сознания удачи, — что теперь во всей Франции предполагаются торжества в честь новой религии. Эти празднества начнутся в Булони, имевший счастье захватить Алый Первоцвет, причем богиню новой религии — Разума — будет изображать известная вам мадемуазель Кандейль…