Хайноре (СИ) - Миллер Ронни

— Надеюсь, госпожа, это ваше… увлечение скоро пройдёт, как и ваша хворь. Вы уже не ребёнок, пора перестать дурачиться.

— Верно сказано. Она уже не ребёнок. Так и не говори с нею как с проказливым щенком! — Альма щёлкнула острым ногтем по чаше с остатками похлебки, и та звонко откликнулась. — Прояви почтение.

— Уж не тебе, дикарка, мне указывать! — едко бросила Сорка.

— Значит укажу я, — твёрдо сказала Лира. — Уйди, пожалуйста. Я хочу побыть наедине с Альмой. Нам больше ничего не нужно.

Женщина оскорблено поджала губы, так сильно, что морщинки раздробили кожу вокруг рта на мелкие осколки, но сколько бы негодования не читалось в её взгляде, Сорка все же подчинилась и ушла. Вздохнув, Валирейн коснулась теплой руки Альмы. С ней она чувствовала себя сильнее и свободнее, с ней ей казалось, что нет ни отцовской воли, ни воли королей и Всесоздателя, есть только Древние и они на её стороне. А значит Лира под защитой самых могущественных сил этого мира. А значит бояться и робеть ей не перед кем. Уж точно не перед старой суеверной кормилицей! Она уже не ребёнок, чтобы боятся её сказок о королеве крыс, живущей под кроватью, или о слугах Отца, которые все видят и даже слышат мысли. Это все пережитки, старушечьи глупости для малых детей.

Что ж, возможно стоит задуматься о том, чтобы привести поместье в порядок и искоренить тьму в умах этих недалеких людей.

***

— Папа Ромох, выпей с нами, выпей с нами Сашая Мать Всех, дай нам благодати из Лима, дай нам сок твоих сосцов, дай нам материнской любви, дай нам жестокой руки, Папа Ромох, и бери все что мы имеем, и возьми то, что нам не нужно, и предай нас пламени и воде, если того мы заслуживаем.

— Хочу увидеть тьму, Папа Ромох, хочу познать свет!

Лира кружилась в дыму свечей из жира старого кита, ритуально убитого во славу Древних, в комнате пахло сладковато и гнилисто, но леди Оронца так захватывал танец, что она почти не чувствовала мертвого запаха. В ушах стоял ритмичный перезвон браслетов и бубенцов, будто голос самого Лима — колыбели мира, города небес, обители всех начал, там Сашая держит время за хвосты, там Папа Ромох рисует путеводные звезды, там Альма посвящалась в жрицы Древних, там…

— Надеюсь, за этим балаганом ты не позабыла придворные танцы.

Музыка стихла, Лира споткнулась о бархатный пуфик и совсем не изящно упала на ковёр.

На пороге её комнат стояла сестра. Она зажимала тонкий нос двумя пальцами и недовольно морщилась. Лира гордо поднялась.

— Неужели я удостоилась чести видеть саму Советницу!

— Только не зови меня так при отце, он сойдёт с ума.

Сестра улыбнулась, и Лира тоже не сдержалась, хоть все ещё была зла. Чуточку. Сестрица умела быть приятной и сгладить впечатление, неспроста ей так хорошо удается поддерживать с королевой дружбу, несмотря на неутихающие год от года слухи об её связи с королём.

Они обнялись. Сестрица исхудала после вторых родов, но выглядела свежо. Отец говорил в письме, что роды проходили тяжко, однако старшая Оронца была не из тех нежных дам, которые после беременности прячутся в имении на годы, чтобы привести себя в порядок. Сестра не такая, она знает — нельзя сходить с арены, это пошатнет положение семьи.

— Отец говорил, что у тебя снова мальчик, — Лира нежно погладила живот сестры, будто там все ещё росло дитя. Хотела бы и она после родов быть такой же статной и сильной…

— Да. Снова мальчишка. Всесоздатель знает толк в жестоких шутках.

Старшая леди Оронца тихо посмеялась, накрывая своей ладонью руку Лиры.

Вот уж точно, шутка богов. Пока королева неустанно рожает венценосному супругу дочек, его фаворитка дарит мужу уже второго сына. Три года назад, когда первенца Советницы представляли королевской чете, сестре пришлось нарядить новорождённого в девичья пеленки, дабы ее величество не потеряла плодовитость от ярости. Все знали, что родился мальчик, но было бы дурным тоном не поберечь чувства королевы, хотя Валирейн это казалось жуткой насмешкой… Теперь ее величество просто предпочитает ничего не замечать. Так она поступала всегда.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты совсем исхудала…

— Мужчины, — сестра махнула рукой, — они высасывают из нас жизнь.

— Если позволять им это, — фыркнула доселе молчавшая Альма. Она сидела на полу, подобрав ноги, и собирала в бархатный мешочек свечи и ритуальные бубенцы.

— Знаешь, ведьма, иногда я тебе завидую, — скучающе обронила сестра. — В твоём положении совершенно не обязательно быть женщиной.

Альма поднялась и с улыбкой поклонилась леди Оронца. Её всегда сложно было задеть словом.

— Как твоё здоровье?

Лира встрепенулась, когда сестра снова обернулась к ней.

— Я… мне… неплохо. Но летом мне всегда неплохо.

— Да. И впрямь. Думаю, уже скоро настанет время, когда в твоей ведьме совсем отпадёт надобность.

— Мы же это уже обсуждали…

— И обсудим ещё. Встретимся вечером. За ужином. Будет много бесед. — Подойдя к двери, сестра обернулась и поглядела на Альму. — Но тебя на этом ужине не будет.

Ведьма снова поклонилась, Лира увидела, как за упавшими на ее лицо волосами появилась усмешка.

— Как скажете, госпожа Алесса.

На север

Весь день они провалялись в покоях, отворив все окна и двери, давая воздуху ход. Альма разложила на ковре собранные в их саду травы, чтобы засушить для будущих ритуалов. По словам ведьмы, скоро они им очень понадобятся.

— Для чего же? — спрашивала Лира, обмахиваясь ажурным веером.

— Тебя ждёт наречение. С мужчиной. А там, где мужчина, там и беременность. Ты должна вынести здорового наследника хозяину Барбарисовой рощи. Так хотят Древние.

— Интересно, зачем это Древним… Я хочу сказать, я ведь… не ты… я и верила всегда только в Отца Всесоздателя…

Альма приложила к её губам разрисованной палец.

— Такова их воля. И мы не должны понимать все, что говорят нам боги. На то они и боги, на то мы и смертные.

Лире все равно было ужасно любопытно, чем же она так заинтересовала богов, что в ней такого особенного? Но в этих делах лучше слушать Альму, она знается с Древними куда дольше её.

— Ужасно будет ужинать без тебя. Сидеть и слушать. Слушаться. Я так устала! Поскорее бы стать женой благородного медведя, хозяйкой в Барбарисовой роще и делать все, что мне вздумается, — Лира вдруг подскочила на перине, подстрекаемая вспыхнувшей лесным пожаром мыслью. — Ты же… ты же останешься со мной?

Ведьма сидела спиной, Валирейн не видела её лица, но то, как дернулось маленькое точеное плечо, поселило в груди леди Оронца вязкое чувство страха.

— Я бы хотела, госпожа. Я бы хотела.

— То есть… нет… что это значит? Неужели… Древние против?! — Если это так, то всему конец, всему конец!

— Не Древние. Твоя сестра. Она не позволит.

— Она часто так говорит, но отец все равно…

Ведьма резко обернулась, и что-то во взгляде этих волчьих глаз заставило Лиру замолчать.

— Не отец. Ты. Ты сама должна отстоять своё.

— Но… как?

— Не знаю. — Ведьма снова отвернулась.

— Что… — Лира нахмурилась и встала с кровати. — Ты не знаешь?! Но кто тогда знает?!

— Я борюсь за тебя и твою жизнь с часа, как мы повстречались на берегах Фандия. С начала начал, — ведьма тоже поднялась, словно кривое зеркало, отражая Лиру. Певчая пташка и хищная гарпия. Леди в кружевах и атласе и дикарка в пестрых юбках с перьями и бубенцами. Она подняла тонкую сильную руку и указала чёрным когтем на свое прекрасное отражение. — Теперь ты борись за меня. Докажи, что я дорога тебе. Выстой моё право находиться подле тебя. Докажи, что ценишь меня больше всего на свете и тогда я пойду за тобой до конца.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Лира хотела ответить, но в горле вдруг иссохла вся влага, а глаза напротив заволокло слезами. Она докажет. Она сделает все, чтобы Альма пошла вместе с ней. Даже если придётся навсегда рассориться с сестрой и отцом. Их связь, их предназначение, их дело гораздо важнее. Всего и всех.

***

За ужином им прислуживала Сорка и две её дочери, которые походили на мать, точно статуэтки из-под рук одного мастера. Сорка вела себя сдержанно, как и всегда при лорде Оронца. Отец немного сдал за эти годы, видно сказывалась долгая война с северянами. Больше седины, меньше цвета в глазах, сильнее кашель от этих его трубок с южным табаком. Но было видно, что он рад видеть Лиру, он улыбался и долго сжимал в своих шершавых ладонях её руки, с нежностью касаясь взглядом её лица. Лира знала, он видит в ней почившую супругу, её мать. Он часто говорил, что, уходя к Отцу, матушка оставила младшей дочери все самое лучшее, что имела — глаза полные сладкой зелени, мягкий овал лица, золотистые кудри и изящный стан. Старшая же пошла вся в отца, и никогда не пользовалась у него большой любовью, однако в уважении лорд Оронца ей отказать не мог. В конце концов, от него Алесса тоже взяла самое лучшее.