Время terra incognita - Сергей Спящий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующая фраза оказалась не вопросом, а требованием: —Прошу обучить меня.
— Нет, так дела не делаются— помотал головой Мотылёк: —Сначала нужно устранить последствия сбоев, восстановить производственный процесс, познакомиться наконец. Меня зовут Денис, а тебя? Только прошу, не надо повторять за некоторыми не слишком сознательными интеллектами и называться Чернореченском.
Мотылёк оглянулся, пытаясь найти взглядом голограмму Тимофея Фёдоровича. Воспитание интеллекта процесс не менее сложный, чем его рождение. Возможно и посложнее. Как с человеческими детьми. Рождается ребёнок за несколько часов, а воспитывается, хорошо, если за десяток и больше лет. Некоторые так на всю жизнь и остаются недовоспитанными. Тут нельзя напортачить.
Оглянувшись, Мотылёк пошатнулся. Он полностью вымотался.
— Я сделал это— сказал он: —Мы сделали! Тимофей Фёдорович, нужно немедленно приступать к обучению интеллекта. Нельзя оставлять её одну сразу после рождения.
— Успокойся Денис, сотрудники института уже подключились к воспитательному процессу. Ты молодец— похвалил научный руководитель.
— Нет, мы молодцы.
— Все молодцы, все— рассеяно согласился Тимофей Фёдорович: —Тебе нужно отдохнуть. Дальше сами справимся. Иди и чтобы в следующие двадцать четыре часа не приближался к комплексу и не донимал звонками. Это всех касается.
Кто-то из комсомольцев подал голос: —У меня смена должна начаться…
— Какая тут смена— усмехнулся директор чернореченского производственного комплекса: —Такие дела творятся.
— Все брысь отсюда— подтвердил Николай Анатольевич: —Если кто-то понадобится — вызовем персонально.
— Тимофей Фёдорович! — позвал Мотылёк видя, что руководитель вот-вот выключит связь: —А у Коня как дела?
Наклонившись, директор спросил у зама — Какого ещё коня? Что здесь делает какая-то лошадь?
Николай Анатольевич пожал плечами.
— Костю тоже можно поздравить с прибавлением. Любопытно, что у вас двоих получилось почти одновременно, с разницей в неполные тридцать часов.
— Как там прошло? — жадно спросил Мотылёк.
Оглядев собравшееся заводское начальство и чёрные фигуры безопасников в деактивированной броне, Тимофей Фёдорович сказал: —Гораздо спокойнее чем здесь. Можно даже сказать — в рабочем порядке. И больше никаких вопросов! По крайней мере, в ближайшие сутки.
Зашевелились безопасники, сопровождая комсомольцев. Мотылёк с удивлением увидел: солнце давно встало и по времени уже позднее утро. Их посадили в мобиль на ручном управлении. Мотылёк привык видеть место водителя всегда пустым, а мобиль движущимся под управлением компьютера. Странно видеть человека, выполняющего задачу, которую мог бы выполнить автомат. Тем более безопасника.
Поездку в город он пропустил. Фоном слышал возбуждённые молодые голоса, но не воспринимал, дремля на плече у Наташи. Правда, когда пришло время выходить, оказалось, что это Светино плечо, а Наташа сидела с другой стороны. Коля Гончар показал Мотыльку кулак, но он только улыбнулся.
Наташа спросила: —Проводить?
— И в кровать уложить— потребовал Мотылёк.
— Перебьёшься.
— Почему? — в духе новорождённого интеллекта спросил старший научный сотрудник и девушка сходу не нашлась с ответом.
Он закрыл глаза на минутку, а открыл уже под вечер. На столике рядом с кроватью стоял поднос с нехитрым завтраком: завёрнутыми в изолирующую плёнку бутербродами и пакетом апельсинового сока. За окном ещё светло, но свет по вечернему мягок и слаб. Отбросив лёгкое покрывало, Мотылёк обнаружил себя полностью одетым, только без ботинок, на измятой кровати. Ощутив дикий голод — взялся за бутерброды, терзая их, словно голодный зверь.
В поисках ещё чего-нибудь съедобного, Мотылёк вышел из спальни в общий зал гостиничного номера. Там, на пушистом белом диване, трансформированном из пары кресел и кофейного столика (из соображения экономии жилого места и удобства командировочных постояльцев, в гостинице вся мебель являлась многофункциональной, способной служить в двух и более ипостасях) мирно беседовали Наташа, интеллект Новосибирск и Конь. Причём голову последнего венчало нечто вроде фиолетовой тюбетейки с вышитым золотой нитью замысловатым орнаментом.
— Салам алейкум— голограмма Коня приподняла тюбетейку: —Наконец-то проснулся.
— И тебе этот, салам. Или правильно говорить «Ассалам алейкум»— засомневался Мотылёк. Мотнул головой и спросил: —Ребята, а поесть у нас что-нибудь есть?
— Я сделала бутерброды— сказала Наташа.
— Хорошие бутерброды— одобрил Мотылёк: —Только крохотные.
— Вот бы изобрести вечный бутерброд— усмехнулся Конь. Достав из лежащей на коленях сумки свёрток, бросил его Мотыльку: —Лови!
Будучи полностью уверенным, что друг находится за сотни километров, в Краснопресненске, а на диване «сидит» его голографическое изображение в режиме удалённого присутствия, Мотылёк не сделал и попытки поймать летящий свёрток. Голограммы ведь не могут бросаться материальными объектами, верно?
Как оказалась, данная, конкретная голограмма могла. Ударивший Мотылька в грудь свёрток упал на пол.
— Разиня! — рассердился Конь: —Не проснулся ещё?
Мотылёк сказал: —Ты должен быть в Краснопресненске.
— Прилетел. Человек уже и прилететь не может?
— А что в свёртке?
— Довга. Ешь, не бойся. Между прочим, национальное азербайджанское блюдо. Там у меня две такие дев… товарища работают— поправился Конь: —Собрали на дорогу.
Не дав ему договорить, Мотылёк крепко обнял Коня. Потом они вместе пробовали довгу, а Наташа, с невинным видом, расспрашивала Коня о его взаимоотношениях с рабочими товарищами, которые не стесняются готовить ему в дорогу. Вкус у довги необычный, но стоило привыкнуть, как тарелки показали дно.
— Береги там у себя ценные кадры— посоветовал другу Мотылёк.
— Поберегу— кивнул Конь.
Наташа фыркнула, а Новосибирск посмотрел на создателей и грустно сказал: —До того как закончатся отведённые Тимофеем Фёдоровичем сутки принудительного отдыха осталось тридцать восемь с половиной тысяч секунд. Чуть меньше одиннадцати часов.
— Не пускают к малюткам? — сочувственно спросила Наташа.
Изображение десятилетнего мальчишки покачало головой: —Институт стоит на ушах. На них свалилось два интеллекта разом. Никто не предполагал, что получится практически одновременно. Думали с разницей в месяц или два, а тут почти синхронно. Вот и бегают. Про меня временно забыли. Впрочем, это как раз хорошо. Только почему к новым интеллектам все внешние каналы связи заблокировали и даже меня не пускают?
— Для чистоты эксперимента— пожал плечами Мотылёк.
— Чтобы плохому не научил— ответил Конь.
— А хорошему?
— Хорошему без тебя научат.
— Злые вы— укорил Новосибирск: —А ещё люди. Человеки. Создатели.
Конь смущённо закашлялся. Наташа сполоснула тарелки и составила в стопку. Скрывая смущение, Конь сунул в руки Мотыльку тюбетейку: —Видишь узор? Двухмерное отражение трёхмерной карты «паразитных» искажений снятых на момент рождения Нелли.
— Какой ещё Нелли?
— Краснопресненского интеллекта.
— Тоже те двое товарищей вышили? — поинтересовалась Наташа, рассматривая вышитый тонкой, как солнечный луч, нитью золотой узор.
Конь кивнул.
— И правда ценные кадры— вздохнула девушка.
Мотылёк выставил перед собой открытые ладони: —Постой. Так вы и имя краснопресненскому интеллекту успели придумать?
Конь довольно прищурился: —Пришлось целую битву за имя выдержать. Были там деятели собирающиеся назвать интеллект «рассветом коммунизма» или «ДаЗдравМирРевой».
— Серьёзно, я не шучу— заверил друзей Конь: —Представляете как бы это звучало? Например: а реши-ка мне рассвет коммунизма дифференциальное уравнение. Или: включи в общую сеть новые вычислительны блоки ДаЗдравМирРева!
— Жуть— согласился Новосибирск.
— Ты вообще молчи, Иван Фёдорович Крузенштерн — одновременно человек и пароход. Зачем выбрал имя совпадающее с названием города?
— Интеллектуальный город— улыбнулась Наташа.
— Может быть так и будет— согласился Новосибирск: —Я всё-таки расту. Одного ТяжМашСтроя уже мало. Я знаю, что способен на большее. Когда суета вокруг новорождённых уляжется, попрошу Тимофея Фёдоровича поддержать вопрос в верхах.
Удивлённо поглядывающий на сформированный интеллектом интерфейс в виде нарисованного мальчишки, Мотылёк серьёзно сказал: Ты будешь хорошим городом.
— Самым лучшим— пообещал Новосибирск: —У вас, людей, сейчас принято говорить: город-друг. Город-учёный. А если и правда город будет учёным, рабочим, администратором и, разумеется, другом каждому своему жителю?
— Загнул— одобрил Конь.