Фаншетта, или Сад Надежды - Жани Сен-Марку

Наш собор, вы знаете, девочки, был выстроен в конце девятнадцатого века на деньги, собранные по всей Франции. Поэтому и говорится, что это собор, сооруженный французской нацией. В то время всем раздавали открытки, на которых были изображены камни, целые каменные глыбы, чтобы каждый за… не помню уже, за какую сумму… мог считать, что он тоже участвовал в сооружении, послав свой дар.

Мои маленькие утренние старички не очень-то разглядывали пейзажи и вовсе не слушали моих объяснений. Можно было подумать, что у них совсем уши заложило. Зато они глаз не отрывали от купола, вокруг которого ходили по галерее, как будто только он их и интересовал.

Когда осмотр закончился и все, кроме них, ушли, женщина меня спросила: «Скажите, мсье гид… Когда мы с мужем были молодыми, в день нашей свадьбы, мы из Безьера послали деньги на камень для купола Сакре-Кёр… Сегодня у нас золотая свадьба… Вот мы и решили приехать на него поглядеть вблизи, на наш камень. Не по нашему возрасту, конечно, взбираться наверх по всем этим ступенькам. Но нам так давно этого хотелось! Скажите, мсье, вы не могли бы нам хоть приблизительно указать, в каком углу его поместили?»

— Ну и что? — хором спросили обе девочки.

— Сами понимаете, не мог же я разочаровать этих добрых людей, которые приехали из такой дали! Об этом камне, наверно, они рассказывают уже нескольким поколениям своей семьи. Недолго думая я показал им камень недалеко от них, самый белый и самый красивый. Потом сказал, как будто знаю наверняка: «Камни, заложенные на деньги людей из Безьера, были помещены вот сюда… Я думаю, ваш камень вон тот — самый большой из всех. Но имена, понимаете ли, смыло дождем!» Еще немного — и я бы сам в это поверил, — прибавил гид со своей широкой, солнечной улыбкой. — Когда я снова буду глядеть на этот камень, это уже будет для меня «камень людей из Безьера». Ну, до свидания, милые! Не думайте слишком много о тех, кто собирается ломать наши дома. Может быть, эти люди еще и не родились…

Но, увы, «эти люди», нарушители спокойствия, уже давно родились. На следующий же день явились их лазутчики.

В тот вторник, когда прибыли носители дурных вестей, Фаншетта в час послеобеденного отдыха вязала на залитом солнцем лугу за домом. Повеселевшие марсиане, растянувшись на траве, грелись на солнышке. А Хромой, несмотря на отсутствие одной ноги, гонялся за белой бабочкой.

Собравшееся общество с верхушки дерева охранял наблюдатель. Нерон забрался на платан и, сидя верхом на ветке, что-то напевал по-итальянски, довольный картиной мира, которая раскрылась перед ним в эту минуту. Тем временем Танк трудился, чтобы научить Бишу делать «мостик»; близнецы разыскивали клевер с четырьмя листиками, а Головешка спрашивал Фаншетту:

— Это верно, что он нам принесет футбольный мяч, тот парень, которого мы на прошлой неделе видели?

— Верно! Я на вашем месте пригласила бы его во флигель. Это будет ему приятно.

— Еще что выдумаешь! — произнес Танк, который, не показывая виду, прислушивался к разговору.

— Он мне сам сказал! — загадочно ответила девочка.

«Парень», о котором шла речь, был мэтр Дюбост — товарищ адвоката Даниэль Мартэн. Наконец-то марсиане перестали отказываться от его по-братски протянутой им руки! От имени «групп дружбы» он предлагал свою помощь всем вырастающим на пустырях ребятам, которым грозит опасность свихнуться с пути…

В Париже немало людей разного возраста и положения, которые по доброй воле хотят стать друзьями этих несчастных детей. Но ведь надо еще, чтобы их помощь была принята…

Марсиане с Холма, известные своей неприступностью, не успели удрать в тот день, когда Даниэль Мартэн и ее коллега пришли навестить Бишу, сломавшего себе ногу. Так обе стороны наконец-то и познакомились.

— Вот мы и встретились с тобой, Танк! Подумать только, что, несмотря на твое обещание, я первая пришла к тебе! — улыбаясь, сказала Даниэль Мартэн юному главарю банды.

— Я как-то не решался, мадемуазель… Но когда-нибудь все-таки приду. Когда малыш вылечится… — уверил ее Танк.

И он действительно пришел в ее кабинет во Дворце правосудия и говорил с ней, глядя на нее открыто, а не прежним недоверчивым, колючим взглядом. Впрочем, это вовсе не мешало маленькому марсианину оставаться по-прежнему несговорчивым мальчишкой, готовым чуть что «полезть в бутылку». Но в этом не было ни тени прежней горечи; просто уж такой у него был вспыльчивый характер…

— Тревога! — закричал вдруг Нерон со своего дерева. — Трое мужчин вошли к Троньонше… Важные, как будто все они президенты республики. Они выходят!.. Они идут сюда!..

Нерон тут же соскочил с платана, оставив висеть на нем единственный рукав своей изорванной рубашки, и присоединился к банде в тот самый момент, когда ее обнаружили вновь прибывшие, за которыми — конечно, на почтительном расстоянии — следовала тоненькая фигурка Милого-Сердечка.

«Президенты республики», как их назвал Нерон, несли в руках толстые портфели и оживленно беседовали.

— Это невероятно, дорогой мой, чтобы в наше время в Париже оставался незастроенным такой участок земли… Это просто скандал! — заявил первый.

— Участок, который, в сущности, служит только прибежищем всякому сброду, — прибавил второй, бросив беглый взгляд на босых, одетых в лохмотья ребят.

— Вот увидите, через два месяца вырастут, как из-под земли… — начал третий.

Люди удалялись, осторожно спускаясь вниз по тропинке. Дети, оцепенев и на секунду утратив дар речи, провожали их глазами.

— «Сброд»! Слышала, Фаншетта? Это он про нас! — сказал наконец Танк, сжав кулаки.

— Через два месяца… — повторяла Фаншетта. — Два месяца…

«Важные люди» вернулись на следующий день, и они приходили затем каждый полдень в течение всей следующей недели, принося с собой планы и нивелир[23].

В один дождливый день старший из них зашел к Фаншетте, держа под мышкой несколько рулонов бумаги. Он положил их на стол:

— Пусть эти бумаги полежат у тебя минутку, чтобы их дождь не намочил. А я пока обмерю один участок. — И он объяснил: — Это будущие здания. Они скоро вырастут на месте ваших трущоб.

Толстопузый господин вышел, подняв воротник своего плаща, и в ту же минуту Танк и Головешка, по старой своей привычке, проникли в домик через заднее окно.

Маленькие марсиане со жгучим любопытством склонились над чертиками. Фаншетта объяснила им, что эти квадраты, треугольники и прямоугольники изображают дома, которые скоро займут землю, сегодня еще принадлежащую им.

— Ну и ну! Да они весь наш сад застроят! — заметил Головешка. Он первый все успел разглядеть своими голубыми глазами.

— Не будет нам больше места… нигде… Ни в домах, ни в саду… И уже скоро! — добавил Танк, полный злобы.

— И как раз, когда нам обещают футбольный мяч… — вздохнул Головешка.

— Подумать только, что этот набитый кашей толстяк обзывает нас сбродом!.. Ну, так вот что этот сброд сделает с его бумажками! — неожиданно проревел Танк, не в силах больше бороться со своей обидой.

Крак! Фаншетта не успела вовремя остановить мстительную руку молодого главаря: проекты оказались наполовину разорванными.

— Ты с ума сошел! — закричала Фаншетта. — Послушай, Танк, разве ты этим что-нибудь переменишь? А архитекторы взбеленятся. Господи! Вот они идут сюда, я слышу их шаги… Быстро! Удирайте через окно на луг, вы оба…

В мгновение ока марсиане исчезли, но человек, который вошел в комнату, с первого же взгляда обнаружил, какой ущерб нанесен его бумагам. Он немедленно пришел в сильнейший гнев, и Фаншетта, красная от смущения, напрасно старалась его умилостивить:

— Извините меня, мсье… Я в отчаянии. Это… это по неосторожности… Мой маленький брат здесь играл, и он думал, что…

— А я думаю, что у четырехлетнего ребенка не хватило бы сил разорвать такие толстые листы, как эти! — с яростью перебил ее хозяин чертежей. — Это нелепый поступок! Смехотворный! Чего ты хочешь этим добиться, глупая девчонка? К счастью, у меня есть дубликаты чертежей… Все-таки лучше бы тебя и твоего брата сдали на попечение в приют! — закончил он и вышел, хлопнув дверью и бормоча угрозы всему «отродью босяков».

Толстопузый больше не появлялся, зато приходило много других людей. Почти каждый день кто-нибудь да посещал дикий сад. Шли разговоры о кирпичах, цементе, железе и черепице. Посетители обычно останавливались у Фаншетты; ее жилище было расположено ближе всего к воротам, да и встречала она людей не так сурово, как тетка, несмотря на то что строительство в саду Норвен приводило девочку в отчаяние.

— Что с нами будет, брат Жюль? — спрашивала она старого художника, своего соседа.

— Не знаю, девочка, — отвечал седой художник. — Одно только известно наверняка: в своих великолепных особняках они нас не поселят — в этом можешь не сомневаться… Что ж, хорошо уже и то, что мы так долго тут прожили. Может быть, найдется еще какая-нибудь развалина, которая приютит меня… Видишь ли, мне ведь немного надо… Но для тебя все может устроиться хорошо. Твою тетку могут взять сторожихой в новые здания, учитывая ее давнюю службу…