Я, следователь… - Аркадий Вайнер

— Простите, — перебил я. — Я не совсем вас понял?..

— А тут и понять ничего нельзя. — Сабуров достал из кармана два смятых листка бумаги. — Просит, чтобы я выслал ему технический паспорт. Одно слово — чудеса!..

Уважаемый Алексей Степанович!

Машина моя в полном порядке, и я ею доволен. Однако мне препятствует ее использовать то, что она до сих пор не оформлена. Ведь Вы обещали прислать техпаспорт с оформлением не позже пятого сентября, сегодня уже пятнадцатое сентября, а от Вас ничего нет. Я тем более тороплюсь, что собираюсь в отпуск. Поэтому прошу не медлить, а сразу же оформить на меня машину и выслать мне бумаги. Очень прошу не задерживать, ведь мы же обо всем договорились!

— Ага, — пробормотал я. — Кое-что проясняется, Алексей Степанович, а конверт от письма где?

— А что — надо? — смутился Сабуров. — Вот, чертовщина! Я его выбросил — на кой он мне?

Видимо, на моем лице было написано огорчение столь явное, что Сабуров смутился еще больше, широко развел огромные ручищи и сказал виновато:

— Я ж не знал… Я бы сберег, ей-богу…

Лист дела 53

Мой школьный учитель Коростылев говорил: «Не употребляйте всуе слово „итак“. Это важное слово, ибо содержит в себе моральные обязательства — оно всегда должно свидетельствовать об окончании существенного жизненного, трудового или ораторского периода…»

Я не могу сказать «итак»… Никакого существенного периода я не закончил. И ничего существенного не узнал. Просто человек, который, по-видимому, убил Женю Корецкого, снова стал бесплотным, исчезнув, как дождевая капля в реке. Я уже было стал привыкать к нему, охотно называл его Сабуровым, представлял себе часто его внешность, чтобы он стал телесным, объемным, чтобы он превратился в реального врага. С которым можно бороться, которого можно ненавидеть. Ведь сейчас возникает странная коллизия — если он убил впервые и больше не намерен этим заниматься, то он может навсегда исчезнуть из поля зрения. Если он пойдет на новые преступления, то обязательно оставит следы, и мы, скорее всего, его поймаем и воздадим полной мерой. Но ценой этого возмездия станут еще несколько человеческих жизней. Умрут несколько безвинных людей, которые сейчас, наверное, весело смеются, о чем-то мечтают, кого-то любят. И не знают, что смерть пустыми мертвыми глазами уже смотрит им в затылок…

В горотдел милиции я пришел вечером.

— Боюсь, что этому Косову не видать техпаспорта, — сказал я начальнику угрозыска, пожилому подполковнику с иссиня выбритыми щеками и маленькими щегольскими усиками. — После того как ваш Сабуров остался без документов, в Ленинграде всплыл его двойник. Он-то и продал Косову машину от имени Сабурова.

— Но ведь у Сабурова никогда не было машины, — резонно возразил подполковник.

— Об этом и речь. Значит, «двойник» продал чужую машину: кофейно-белую «Волгу».

— Кофейную «Волгу» украли двадцать второго августа у доцента Рабаева, — задумчиво сказал подполковник. — Помните, вам сообщали? И до сих пор она не разыскана.

— Да-да. Возможно, что «двойник» продал Косову именно эту машину. Возьмем ее на заметку. Но главное начинается дальше. «Двойник» выезжает с Корецким из Ленинграда. Вскоре Корецкого находят убитым, а его машина бесследно исчезает. Еще через несколько дней дебошир, задержанный в рижском ресторане, предъявляет паспорт… на имя Сабурова. Вот, пожалуй, и все. А с общественным порицанием Сабурову вы поторопились, мне кажется.

— Так ведь из Риги бумага пришла, — сделал слабую попытку оправдаться подполковник…

— Бумага… — сказал я без особого сочувствия. — Бумага… Человек главнее бумаги…

Все, больше никакого Сабурова для меня нет. Есть Бандит, который здорово «засветился» в Риге и которому написал письмо Косов в наивной надежде получить документы ворованной «Волги», Сейчас у меня два пути: искать Косова или ехать в Ригу. Но Косов, даже если я его разыщу, даст очень мало. Косов — этап пройденный, больше этого липового «Сабурова» он и в глаза не увидит. Нет, надо ехать в Ригу. Там наверняка что-нибудь еще можно найти.

Я заполнил бланк телефонограммы и побежал на четвертый этаж. Перескакивая по серым бетонным ступенькам, я вспомнил одну из мрачноватых сентенций учителя Коростылева: «Не катайтесь на перилах, дети, берегите их, ибо это сооружение делает наше падение с лестницы проблематичным…» Эх, где бы достать перила для своей жизненной лестницы?..

В ЛЕНИНГРАДСКИЙ ОБЛУГРОЗЫСК ТЕЛЕФОНОГРАММА

№ 90/с

Из новых материалов следствия усматривается, что фамилия разыскиваемого нами покупателя кофейно-белой «Волги» весьма вероятно Косов.

При установлении этого лица прошу:

1. Подробно допросить его о всех обстоятельствах покупки «Волги».

2. При наличии у покупателя каких-либо документов на эту машину — срочно подвергнуть их криминалистической экспертизе на предмет установления подлинности.

3. Осмотреть купленную им машину и зафиксировать номера двигателя, кузова и шасси, а также государственный регистрационный номер.

Ответ шлите в адрес Городского отдела милиции Риги.

…Значит, решено — еду в Ригу. Интересно, сколько же мне мотаться еще? Конца и края не видно. И почему-то вспомнил слова Сашки Савельева: «А про тебя жена — ни мур-мур»…

Я вышел на улицу, постоял, раздумывая, куда бы мне податься в последний вечер.

Стоял, думал-думал, пока не понял, что идти мне некуда. У входа в метро, несмотря на дождь, ждали своих девушек молодые люди с грустными осенними букетами. А самим им было весело, они так много ждали от сегодняшнего вечера! Где-то в парке играла негромко музыка, шаркали шинами по лужам такси. Неоновые огни отсвечивали в низких облаках, и облака от этих огней были красные, угрожающие.

Я дошел до почтового отделения, взял бланк телеграммы и написал: «Наташа, закончу дела, пошлю все к чертям. Без тебя мне очень худо. Хочу быть всегда с тобой. Все еще будет прекрасно. Напиши мне письмо в Ригу, горотдел милиции».

Девушка-телеграфистка посмотрела мельком бланк.

— Ругаться по телеграфу нельзя, — сказала она.

— А я и не ругаюсь.

— Вы написали «все к чертям».

— Разве? Это я про плохих людей.

— Я их не знаю, и все равно нельзя.

— Я их тоже не знаю, — покачал я головой.

Девушка взглянула на меня, как на сумасшедшего. Я взял из ее рук бланк и почти все вычеркнул. Осталось: «Наташа, без тебя мне очень худо. Напиши мне в Ригу».

— С вас пятьдесят пять копеек.

— За любовные послания надо брать дороже. Как за «молнии»…

Рига

Лист дела 54

Я открыл глаза и снова зажмурил веки, подумав, что сон все еще продолжается. Потом приоткрыл один глаз. На нижней полке сидел поп. Ну да, самый обычный священник — в черной рясе, с красивыми длинными волосами и серебряным наперсным крестом.

Поп взглянул на меня и, увидев мой приоткрытый глаз, заулыбался:

— Крепкий сон — признак чистой совести и нормальной физиологии, — весело сказал он. — Когда я сел в Ржеве, вы уже сладко почивали.

Я пробурчал ехидно:

— А разве церковь признает физиологию?

Священник улыбался добродушно-снисходительно:

— Мой друг, у вас на лице написано, что сейчас вы спросите меня, почем опиум для народа и почему факты из Бытия не соответствуют фактам из Экклесиаста.

Это меня рассмешило, но все равно я настроился к нему враждебно. Потому что есть такая примета: если встретил попа — дороги не будет. А в плохие приметы я не то чтобы верю, но отношусь к ним с опаской. Тем более что мне очень нужна была хорошая дорога. Обязательно. Поэтому я промолчал. И потрогал задний карман — на месте ли пистолет. Черт их знает, этих попов — темные люди, обманом живут. И лицо у меня при этом, наверное, было злобно-глупым.

Потому что он сказал:

— К людям надо добро относиться, с верой и они возвращают добро и веру сторицей, — и стал прихлебывать из стакана горячий чай.

Свесив сверху голову, я задиристо спросил:

— По-вашему выходит, что люди только у вас могут получить добро и веру. Так, что ли?

— Это слишком вольное толкование моих слов. Безразлично, где человек может получить добро и веру — в храме господнем или в агитпункте. Важно, чтобы получил и с благостью употребил.

— Ну, эти сказки я слышал, — махнул я рукой. — Добро и вера — не бакалейные товары и где попало их не получишь.

— Между прочим, и бакалею где попало не получишь, — сказал поп.

— Чего, чего? — я стремительно привстал на полке и ударился затылком о потолок.

Священник еле заметно ухмыльнулся и снова кивнул: