Закон есть закон - Александр Старшинов

Молодой граф погиб в первый же день наступившего хаоса – от рук бывших стражей. Его долго истязали, а потом сломали шею в присутствии Пеленца, в его же особняке, а тело выбросили на улицу. Граф бродил в одиночку по городу в дни хаоса – один, безоружный, – и отыскал тело сына. Граф остановил грабителей, что тащили доски от прилавков из разграбленной лавки (понятия не имею, зачем им понадобились прилавки, – разве что на то, чтобы развести костер), и попросил донести тело убитого сына до дома. Как ни странно, эти молодые люди помогли Графу, и тело было доставлено. Когда вновь воцарился порядок, Граф не забыл убийство и стал добиваться наказания стражей и самого Пеленца – тем более что имена виновных были известны. Возглавлял троицу убийц Эдуард Вибаштрелл. На тот факт, что в дни хаоса никто не подсуден, старому Графу было глубоко плевать. Стражи (пройдя круг хаоса, они опять же оказались в услужении власти) не отрицали свою вину, но ссылались на иммунитет безумных дней. Граф упорствовал, они грозили ему и его дочери – он не отступал. Я присутствовал дважды на заседаниях по этому делу. Судья Пеленц обвинил самого Графа в смерти сына – мол, наивный чудак не разъяснил мальчишке, что почем, не внушил чувство страха и почтения к сильным мира сего, посему Граф по сути сам своими руками убил сына. Я многое могу вообразить – на фантазию не жалуюсь, – но подобные выверты мозга, какими страдал Пеленц, – для меня терра инкогнита. Ну, та земля, что залегает под покровом нашего Океана.

Пелена мешала стражам расправиться со стариком и с Адой, но иммунитет хаоса позволял раз за разом закрывать дело, так что борьба эта длилась долго-долго – пока два года назад Граф не умер. Он умер своей смертью – сердечный приступ, почти мгновенная смерть. Я был на его похоронах. Даже после смерти люди магистра его боялись. К гробу позволили подойти только Аде. Остальные прощались издалека, стоя за специально возведенным барьером. Он лежал в гробу, похожий на древнего рыцаря, – строгий, торжественный и, как мне показалось, огорченный, что так и не закончил свой последний бой.

Он мог бы победить – если бы прожил еще два года, дождался падения Пелены. В дни хаоса не трудно отыскать тех, кто убил его сына, и свести счеты. Я бы ему помог.

Я знал эту историю достаточно подробно – куда подробнее, чем пересказал ее здесь. Уверен, для Мэй все это тоже не было секретом. И я почти знал, чем именно Мэй купила участие Ады в предстоящей игре.

После смерти Графа я говорил с Адой и предлагал ей союз против Пеленца. Она сказала тогда, что ей все синёво, что месть – для наивных глупцов типа ее отца или меня и что она уезжает из Альбы Магны.

Я решил было, что она врет, но графиня в самом деле уехала – я проводил ее до гавани. Не ведаю, кто подписал ей пропуск в порт, – она старательно прятала от меня билет.

И вот теперь она вернулась. Как и я.

Ада подошла к дивану и села. Небрежно махнула рукой, приглашая нас последовать ее примеру. Но Мэй выбрала не диван, а кресло напротив. Я же уселся рядом с Адой. Я бесцеремонно разглядывал ее, будто видел впервые.

Аде было уже двадцать пять. А со спины ей можно было дать семнадцать. Держалась она самоуверенно. Чуть с вызовом. Сразу видно, что знает что-то важное, но не до конца уверена в себе. Серые глаза, чуть вздернутый нос. Бледно-розовые губы, по-детски пухлые. У нее была очень белая кожа с нежным слабым румянцем на скулах, такая кожа бывает у блондинок в сочетании с белесыми бровями и ресницами. Ада была темноброва, и ресницы – тоже темные, густые. Она практически не пользовалась косметикой. Из украшений носила только серьги – синие капли в ушах. В первый момент я подумал, что это концентрированная синева, потом понял, что – аметисты. Аметист не слишком дорогой камень. Одежда и украшения Ады были под стать человеку среднего достатка. А вот дом…

Дом был явно не ее. У покойного Графа никогда не было средств на подобный особняк. То есть если бы магистр оплатил по совести все открытия Графа в области синевы, то эти хоромы могли бы принадлежать Графу. Но он умер в бедности, как положено рыцарю без страха и упрека. Умер, оставив после себя ощущение невосполнимой пустоты.

– Это Охранник кристалла, – представила хозяйку Мэй.

Ада улыбнулась. Зубы были красивые белые, но чуть неровные. Слева короче – справа длиннее. Отчего улыбка выходила кривоватой, ехидной.

– Я могу поставить Охрану от любого Разрушителя, – заявила Ада.

Разумеется, она врала. В ответ я сам усмехнулся. Могу поспорить: моя гримаса выглядела куда более кривой, чем улыбка графини. К тому же я еще по-волчьи приподнял верхнюю губу, зная, что мышцы при этом напрягаются. Думаю, что любой волк, увидев мою физию в этот момент, удрал бы, как последний щенок.

Ада же презрительно хмыкнула: мол, меня не испугаешь.

Мы не виделись почти два года. Незадолго до отъезда она внезапно явилась ко мне на заправку и сказала, что нашла спрятанный архив отца. Помнится, я тогда выскочил из-за стойки.

«Ты чего?» – спросила насмешливо Ада.

«Ты же нашла рукописи! Я хочу взглянуть!»

«Вот!»

Она раскрыла объемистую сумку, которую принесла с собой, и высыпала на прилавок кучу пепла. Я так обезумел, что запустил руки в хрупкую, крошащуюся под пальцами кремированную бумагу и так стоял несколько минут, будто окаменел, будто замерз. Потом медленно извлек из бумажного праха посеревшие ладони и влепил Аде пощечину.

Несколько мгновений мы стояли и смотрели друг на друга. Потом она перекинула пустую сумку через плечо, сказала: «Читай пепел» – и ушла.

И все же я пришел ее проводить, когда она уезжала…

– Собирайся, Ада, мы уходим. Полчаса на все про все, – сказал я, с трудом отгоняя призраки прошлого.

– Пятнадцать минут, – поправила меня Мэй. – Полчаса – это слишком жирно. Ты наняла кого-нибудь для охраны дома?

Девушка покачала головой.

– Нет, но здесь завеси из синевы на окнах и дверях. Разве этого не достаточно?

– Ерунда, их порвут, – бросил я снисходительно. – На минус седьмом полно заключенных силовиков. Уж они-то с удовольствием посрывают твои синие занавесочки, когда вырвутся на свободу.

– А как же… – Девушка оглядела гостиную. На глаза ее навернулись слезы.

Этот чужой дом был ей почему-то дорог.

– Это… – Я огляделся. – Мы оставим хаосу.

Я пару секунд помолчал.

– Можно, конечно, кое-что сделать. Оставить свет включенным. Ну и опустите эти ваши занавески. Стальные решетки тоже не помешают. Здесь есть стальные решетки?

Ада кивнула.

– Тогда опускайте. Это остановит грабителей в первый момент. Возможно, они найдут более лакомую добычу.

Разумеется, я лгал. Уцелеть у дома не было ни единого шанса.

– А Марчи? Он может пойти с нами?

– Марчи, это кто? Любимый кот? Или муж?

Слово «муж» она проигнорировала.

– Мой слуга. Он еще служил папе.

Что-то я не припоминал у Графа никакого Марчи. Помнится, имелась какая-то служанка, в прошлом нянька, горбатая от старости, которая больше мешалась, нежели помогала в доме, доживая подле Графа остаток жизни. На похоронах ей никак не могли втолковать, что это похороны, а не чей-то день рождения.

Но я сделал вид, что верю Аде, и милостиво кивнул:

– Пусть идет. Кто-то должен готовить нам бутерброды. Только собирайтесь поскорей. И не забудь надеть второй браслет.

– Я сейчас.

Ада удалилась в соседнюю комнату и вернулась через четверть часа – минута в минуту. Теперь одета она была в черный кожаный плащ с капюшоном, явно мужской, тяжелый, никнущий длинными полами к земле, к тому же с одной-единственной металлической пуговицей, брюки из черной грубой ткани, какие носят охранники, такую же рубашку (распахнутый плащ позволял рассмотреть, что на лацканах нет нашивок стражей) и высокие грубые ботинки. Под плащом, как мне показалось, была спрятана шпага. Шпага Графа? Я бы многое отдал, чтобы только дотронуться пальцами до ее эфеса.

Ада прошествовала мимо меня как мимо пустого места.

Понятное дело – она не забыла мою пощечину.

Я тоже не забыл, тем более что понял очень скоро: я отвесил ее графине совершенно несправедливо.

Когда мы вышли на улицу, я мысленно похвалил Мэй за то, что она урезала мои щедрые полчаса до пятнадцати минут.

Пелена закона трещала по швам, и те, кто уже не ощущал ее давления на своих плечах, готовились к грядущей ночи. В одном конце улицы натягивали цепь – чтобы ни одна машина или повозка не могла проехать. Двое парней, что тащили громыхающую металлическую змею, замерли и уставились на нас. Они приметили тонкую девичью фигуру (пусть Ада и накинула кожаный плащ, это никого не могло обмануть). Но заметили также и Мэй, и Антона, а связываться со стражами им не хотелось. Пока.

– Идем, – сказал я, – тачку придется оставить. Все равно уже половина улиц в цепях. На тачке не проехать, но пешком еще прорвемся.