Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее - Кларк Говард
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Семейство чувствовало себя раскованно. Фрэнк и Майкл ходили по дому в нижнем белье: Фрэнк – в длинных трусах, Майкл – в коротких. Патрисия, день ото дня все больше оформлявшаяся, слонялась в ночных рубашках. Самой консервативной оставалась Мэри Коломбо, если и в ночнушке, то обычно с поддетым нижним бельем или накинув халат. Как кто одет, никто в доме особого внимания не обращал. В конечном итоге недовольство такой неформальностью выразили посторонние.
– Мэри, – говорила, как выяснилось, наедине подруга или родственница, – тебе не кажется, что Патти слишком великовозрастная, чтобы так выставлять напоказ все, что у нее есть?
Мэри пожимала плечами.
– Это только здесь, в доме.
Позже она рассказала об этом Фрэнку:
– Эта сказала, что считает Патти слишком великовозрастной, чтобы бегать по дому в ночной рубашке.
– Слишком великовозрастной? Ради всего святого, она просто ребенок, – раздраженно ответил Фрэнк. – Кроме того, она дома. Что, черт возьми, с людьми? Зачем надо искать проблемы?
Иногда комментарии касались не Патрисии, а Фрэнка.
– Мэри, почему бы тебе не купить ему пижаму? По крайней мере, тогда он мог бы застегнуть ширинку. Семейные трусы не для променада.
– Фрэнк не будет носить пижаму, – сказала Мэри.
– Мэри, но он же должен что-нибудь надеть. Это неприлично.
Мэри снова пожимала плечами.
– Это же дома.
После пятнадцати лет с Фрэнком Коломбо она усвоила многие принципы мужа, его философии. Фрэнк чувствовал, что если это дома, то все в порядке.
Первый кошмар Патрисии приснился в четырнадцать.
В двухуровневом доме Коломбо было четыре спальни, две верхние и две нижние. Спальня Фрэнка и Мэри находилась на верхнем, главном, уровне. На том же уровне для удобства родителей спал и слишком еще маленький Майкл. Спальня Патрисии была одной из двух на нижнем уровне, другую мать использовала для случайных гостей или как кладовку.
Патрисию никогда не беспокоило, что она спала в одиночестве на нижнем этаже. Спальня внизу давала ей уединение, которого были лишены остальные. Ночью внизу обычно никого не было. И ни там, ни где-либо еще в доме она не испытывала страха, в жизни она нигде не чувствовала себя в большей безопасности, чем в доме на Брэнтвуд, 55.
Патрисия не помнила ни одного кошмара – даже в раннем детстве дурные сны никогда ее не тревожили. Поэтому, когда это случилось в первый раз, она оказалась совершенно не готова к этому.
Больше всего ее поразила его ясность. Точно кино…
У ее кровати, глядя на нее сверху вниз, стоял мужчина в расстегнутых штанах, болтая перед ней вялым членом и очень тихо зовя ее по имени:
– Патти, милая. Патти, проснись…
Во сне Патрисия открыла глаза и с отвращением посмотрела на него. Она ничего не сказала, но ее мысли во сне: «В моей спальне он этого делать не может…» были такими же ясными, как и слова мужчины: «Патти, милая, это я, Патти, я тебя люблю. Милая, ты меня любишь?»
Она по-прежнему ничего не говорила. С чувством величайшего отвращения она наблюдала, как его безвольный член начал утолщаться и расти, теперь мужчина теребил головку, точно рычаг скоростей.
– Дорогая, ты хочешь сделать это со мной? – спросил он.
Она отказалась ему отвечать, во сне губы у нее были плотно сжаты. Ее взгляд переместился на его лицо, она посмотрела на него с вызовом, потом снова посмотрела на его пенис, теперь полностью возбужденный, с вздувшимися венами, пульсирующий…
– Патти, я хочу пройти с тобой весь путь до конца, – успокаивающе-увещевающим тоном произнес мужчина. – Давай, милая, как хорошая девочка…
Патрисия забилась в дальний угол кровати, ближе к стене, повернулась к нему спиной. Она закричала:
– Нет! Нет! Я не буду! Не-е-е-е-т!
Потом она почувствовала его руку на плече…
* * *
– Патти! Что случилось? Патти, проснись!
Открыв глаза, Патрисия уставилась на стену в десятке сантиметрах от лица, не зная, проснулась она или еще спит. Рука у нее на плече казалась очень реальной. Приподнявшись на локте, она оглянулась через плечо. Рядом с ней на кровати лежал отец, рука на плече была его. Она полуобернулась к нему. Ее ночная рубашка была очень высоко задрана, а длинные голые ноги слегка согнуты в коленях. Ширинка отцовских семейников расстегнута, а пенис, вялый, как у мужчины из начала кошмара, касался ее голого бедра.
– Патти, милая, в чем дело? – спросил отец. – У тебя все нормально?
Патрисия шарахнулась от него, резко отстраняясь от прикосновения его ужасной – жуткой – штуковины. Сев, она крикнула:
– Уйди от меня!
– Патти, дорогая, все в порядке, – успокаивал ее отец. – Тебе, верно, приснился кошмар.
– Оставь меня!
Съежившись, она отпрянула к изножью кровати и встала, одергивая ночную рубашку, чтобы прикрыться. Как испуганное животное, она попятилась к дверям. Внезапно раздались шаги по лестнице, идущей с главного этажа. Когда Патрисия отступила в прихожую, к ней в ночной рубашке и халате поспешила мать.
– Что случилось? – встревоженно спросила Мэри Коломбо. – Что здесь происходит?
– Скажи ему, чтоб он от меня отстал! – крикнула Патрисия.
Из спальни Патрисии в трусах и майке вышел Фрэнк.
– Ей, верно, приснился кошмар или что-то в этом роде. Я услышал ее крик и спустился посмотреть, что случилось…
Патрисия отвернулась от них обоих и побежала наверх. Фрэнк и Мэри последовали за ней. Ее искали на главном уровне – гостиная, кухня, ванная. Наконец они нашли ее в постели с Майклом, прижавшуюся к нему, как будто он был старший, а она – младшая. Майкл, не обращая на это внимания, спал как убитый, как спят только мальчики.
Глядя на дочь, Фрэнк Коломбо устало вздохнул и покачал головой.
Мэри Коломбо, раздраженно махнув рукой, сказала:
– Оставь ее.
Родители вернулись в свою спальню.
На следующее утро, когда Фрэнк ушел на работу, а Майкл на задний двор, Патрисия вошла на кухню и налила себе стакан апельсинового сока. За столом с чашкой кофе и утренней газетой сидела мать.
– Что это было вчера вечером? – спросила Мэри Коломбо.
– Ничего, – пробормотала Патрисия.
– Тебе приснился кошмар?
– Не знаю.
Она не скрытничала. Она думала, что это был кошмар, но проснувшись и обнаружив там отца с его… его…
– Ну, либо это был кошмар, либо нет, – нетерпеливо сказала Мэри. – Ты что-нибудь об этом помнишь?
– Нет.
Она не могла заставить
