Другая жизнь оборотня - Дарья Донцова

– Одно другому не помеха. Мой приятель Густав Йорген был великим математиком, но по понедельникам не высовывал носа из своего дома. Потому что когда-то ему цыганка сказала: ты погибнешь в первый день недели от наезда машины.

– Богатов не стал бы закрывать окно, он был в истерике, – продолжала я. – Так откуда взялась птица, если стеклопакет был закрыт?

Маневин погасил лампу на своей тумбочке.

– Ответ прост: кто-то впустил ее в комнату. Дашуня, прежде чем обдумывать ситуацию с бедной птичкой, спроси у Богатова, закрывал ли он окно.

– Завтра я непременно сделаю это, – сказала я, – но стопроцентно уверена, что услышу «нет». Поэтому следующий вопрос. Зачем приносить ворону в дом? Судя по тому, что птица билась о стены, она дикая. Несчастную поймали на улице, потом, наверное, в сумке внесли в особняк и, пока Степан мылся, отпустили в синей гостевой. Зачем?

– У меня есть лишь одно предположение, – сонно пробормотал муж. – Богатова хотели напугать до смерти и удачно справились с задачей. Еще хорошо, что он жив остался, у некоторых людей от личного ужаса сердце остановиться может.

– Личного ужаса? – повторила я.

Феликс зевнул.

– Есть общие страхи, им подвержены почти все представители человечества независимо от расы, социального положения, ареала обитания и пола. Например, страх смерти. И большинство людей страшится потерять близких, заболеть, стать нищими. Но у всякого из нас есть еще и свой личный ужас, о котором мало кому рассказывают. Могу назвать тебе кучу фобий: боязнь пауков, рассвета, темноты, яблок…

– Яблок? – хихикнула я.

– Тебе смешно, – вздохнул Феликс, – а одному моему приятелю нет. У него при виде этих фруктов, картинок с ними, чтении фразы «с кусочками яблок» начинается паническая атака. Сейчас он живет в глухой деревне, в которой нет ни одной яблони, он не смотрит телевизор, потерял семью, работу. Но это крайний случай. Чего боится Богатов, мы знаем: порчи, которая приведет к его кончине. И тот, кто впустил в комнату ворону, тоже был прекрасно осведомлен о его личном ужасе. А с птицами связана масса примет, наиболее распространенная: если в дом залетело пернатое, кто-то в семье скоро умрет.

– Маленькая деталь, – остановила я мужа. – Решение мыться в ванной при синей спальне Степан принял спонтанно. Он понятия не имел, что дозатор с шалфейным мылом прикручен к стене. Бизнесмен пошел в ванную, чтобы забрать гель, и только потом решил влезть под душ. Человек, который принес бедную птицу, не знал, кто там плещется, дверь-то в ванную была закрыта. Думаю, напугать хотели не Степана.

– А кого? – еле слышно пробормотал Феликс.

Я взяла с тумбочки бутылку минералки.

– Хороший вопрос… Не знаю. Но, думаю, злоумышленник ошибся. Он считал, что в санузле другой человек. Интересно, может, кто-то из членов семьи любит мыться в гостевой комнате? Хотя это странно. Как ты думаешь?

В ответ раздалось мерное посапывание – мой муж заснул.

Глава 18

Противная жужжащая муха, которая летает вокруг головы, когда ты крепко спишь, срабатывает лучше будильника. Звон часов я могу не услышать, а вот зудящее насекомое точно меня разбудит. Не отрывая головы от подушки, я помахала рукой, надеясь отогнать источник звука, но тот не умолкал. Наконец мои глаза открылись, и стало понятно, что на тумбочке зудит мобильный, находящийся в режиме вибрации. Испугавшись, я схватила трубку. Два часа ночи! Что-то произошло дома? Маша заболела? Плохо собакам? В Ложкине пожар?

Чтобы не разбудить сладко похрапывающего Феликса, я, совершив прыжок, за который меня с удовольствием приняли бы в любую стаю кенгуру, оказалась в ванной и быстро сказала в трубку:

– Что случилось?

– Разбудил? – спросил мужской голос.

– Уфф… – вырвалось у меня.

И я тут же обругала себя: Дашутка, ты на редкость глупая блондинка! Почему сразу не сообразила, что на экране высветился незнакомый номер?

– Прошу прощения, – продолжил баритон.

Я прервала его извинения:

– Кто вы?

– Антон Шкодин.

Меня царапнуло любопытство.

– У тебя что-то важное?

– Ты занята?

Я усмехнулась: отличный вопрос в середине ночи. И не без ехидства ответила:

– Сейчас я совершенно свободна.

– Не могла бы уделить мне немного времени?

– Прямо в этот час?

– Да.

– Может, лучше утром?

– К семи часам мне надо вернуться, иначе Лена поймет, что меня нет дома.

Я села на унитаз и продолжила абсурдный диалог:

– А ты где?

– В Москве. Денежный переулок. Это самый центр.

– Да, на Старом Арбате, – машинально подтвердила я.

– Сейчас пробок нет, доедешь за полчаса, – пообещал Антон. – Очень прошу! Мне не с кем посоветоваться, а тут такое…

– Какое? – воскликнула я.

– Не передать словами, – упавшим голосом сказал Шкодин.

– Ты в беде? – уточнила я, вставая.

– Можно и так сказать, – после небольшой паузы согласился собеседник.

– Ладно, сейчас примчусь, – пообещала я.

– Даша, только никому не говори, что отправилась на встречу со мной, – предупредил врач.

– Сомневаюсь, что наткнусь на кого-то в коридорах, – пропыхтела я, натягивая джинсы, которые вчера не убрала в шкаф, а бросила в ванной. – Ночь на дворе, все мирно спят. И я умею молчать. Но как поведет себя твоя жена? Елена может внезапно проснуться, увидеть, что мужа рядом нет, поднять шум…

– У нас разные спальни, – остановил меня гомеопат. – Встречу тебя на перекрестке с Глазовским переулком, у светофора.

– Уже лечу, – заверила я. И правда почти бегом бросилась к машине.

Интересно, чем бы согласились пожертвовать московские водители ради возможности ездить по столице днем так же легко и свободно, как ночью? Лично я ради этого готова навсегда отказаться от шоколада. Хотя… Ладно, ради избавления от многокилометровых пробок могу прожить без конфет год. Правда, это очень большой срок, сладкого точно захочется…

Продолжая думать о всякой ерунде, я петляла по кривым старомосковским улочкам и в конце концов на одном углу увидела одиноко стоящего Антона. А когда притормозила рядом с ним, он показал на серый дом.

– Нам туда. Пятый этаж. Не пугайся лифта, он похож на птичью клетку. Думаю, это стилизация под старину.

– Кстати, о пернатых, – сказала я, когда мы оказались перед дверью из массива дерева. – В вашей семье кто-то их боится?

– Голубей? – уточнил спутник.

– Просто птиц вообще, – ответила я.

Антон отпер створку.

– Да. В детстве на Нину ворона налетела, и мать ее от дочки отгоняла, клювом по руке получила. После того случая терпеть каркуш не может. А Лена суеверная. Короче, птицы совсем не наша семейная любовь.

– Вот это да! – восхитилась я, шагнув через порог и увидев внутреннее убранство квартиры, и вмиг забыла про ворону. – Все великолепие Востока! Дворец Навуходоносора! Ой, потолок тоже золотом расписан… Господи, вешалка в виде голов животных, кажется, у них вместо глаз лампочки…

Антон щелкнул выключателем.

– И правда, морды светятся! – обомлела я. – Сколько здесь комнат? Кто живет в этой жуткой красотище?

Успев задать последний вопрос, я захлопнула рот и принялась себя укорять. Дашенька, почему ты, дорогая, никак не можешь усвоить, что нельзя над чем-то посмеиваться, не узнав, кто хозяин развеселившей тебя вещи?

Давным-давно, в бытность преподавателем, я, увидев в предбаннике кафедры ярко-желтые лаковые женские сапожки с красной молнией и такого же цвета каблуками, назвала их обувью для утки. Причем ляпнула сию фразу в присутствии незнакомой тетушки, которая, похоже, ждала кого-то из профессуры. И что вышло? Та дама оказалась новой супругой нашего ректора, страшно красивые сапоги принадлежали ей. Угораздило же ее снять их и обуться в туфли. Зачем она это сделала? Ответа на сей вопрос я до сих пор не знаю.

Кстати, незнакомая мне мадам в тот момент и бровью не повела в ответ на мое неделикатное замечание. Правда выяснилась лишь после ее ухода; мне, округлив глаза, сообщила ее наша лаборантка. Но в течение двух лет потом мне не выписали ни одной премии, а на следующий день после посещения кафедры ректоршей нам почему-то переделали расписание занятий, и все семинары, которые вела я, оказались первой парой. Болтливой Дашутке пришлось приезжать на службу к семи тридцати двадцать четыре месяца подряд. По двенадцать за каждый сапог.

И ведь не учит меня жизнь! Зачем сейчас я стала хихикать над излишне роскошным интерьером? Вдруг это апартаменты сына Виктора Марковича? Думаю, Антон не станет мстить, как та ректорша, но я могла его обидеть. Фу, как некрасиво…

Я вздохнула и, войдя в гигантскую спальню, попыталась исправить положение:

– Здесь очень уютно. Мило, по-домашнему. Квартиру явно обустраивал человек с хорошим вкусом, вложил в обстановку много денег, сил…

– А по-моему, жуть в парче, – неожиданно разозлился мой спутник.

– Это не твоя квартира? – обрадовалась я.