Угрюмый грот (с иллюстрациями) - Лемони Сникет

Граф Олаф вывел детей из комнаты в тот момент, когда Кармелита Спатс принялась притоптывать и кружиться перед гребцами, и старшие Бодлеры, можно сказать, порадовались, что их ведут на гауптвахту и им не придётся смотреть на выступление балерины-чечёточницы-сказочной принцессы-ветеринара. Олаф потащил их по ещё одному коридору, который извивался каждые несколько шагов, поворачивая то вправо, то влево, точно змея, которую проглотил механический осьминог. Наконец Олаф остановился перед невысокой дверью, где вместо ручки сидел металлический глаз.

— Вот и гауптвахта! — крикнул он. — Ха-ха галантерея!

Из шлема опять донёсся кашель Солнышка — на этот раз громкий и лающий, гораздо хуже прежнего. Судя по всему, зловредный медузообразный мицелий продолжал разрастаться. Вайолет сделала ещё одну попытку убедить негодяя дать им возможность оказать помощь сестре.

— Пожалуйста, отпустите нас на «Квиквег», — попросила она. — Слышите, как она кашляет?

— Слышу, — отвечал Граф Олаф, — а мне-то что?

— Пожалуйста! — крикнул Клаус. — Речь идёт о жизни и смерти!

— Естественно. — Олаф ухмыльнулся и повернул ручку. — Уж мой помощник добьётся от вас, где сахарница, даже если ему придётся разорвать вас на кусочки!

— Послушайте моих друзей! — взмолилась Фиона. — Так точно! Мы в ужасном положении!

— Не сказал бы. — Граф Олаф гадко улыбнулся.

Дверь со скрипом открылась, и глазам детей предстала маленькая пустая комната. В ней не было ничего, кроме табурета, на котором сидел какой-то человек и с явным трудом тасовал колоду карт.

— Разве воссоединение семьи может быть ужасным? — И с этими словами Олаф втолкнул детей в комнату и захлопнул за ними дверь.

Вайолет и Клаус посмотрели на олафовского сообщника, потом повернули шлем так, чтобы и Солнышко могла его увидеть. Бодлеры, конечно, нисколько не удивились, что человек, тасовавший карты, их старый знакомый — тот самый крюкастый. Присутствие его отнюдь их не обрадовало, к тому же они испугались, что пребывание на гауптвахте сделает невозможным спасти Солнышко от растущих внутри шлема грибов. Но, посмотрев на Фиону, они увидели на лице миколога удивление и радость при виде того, кто встал с табурета и в изумлении замахал крюками.

— Фиона! — воскликнул он.

— Фернальд! — отозвалась Фиона.

И Бодлерам подумалось, что, может быть, им все-таки удастся спасти Солнышко.

Глава десятая

То, как действует печаль в том или ином случае, — одна из самых непонятных загадок на свете. Если вас охватила глубокая печаль, у вас может возникнуть ощущение, будто вы охвачены огнём. И не только из-за сильнейшей боли, но и оттого, что печаль окутала вашу жизнь, как дым от громадного пожара, и вы уже не различаете ничего вокруг, кроме собственной печали. Точно так же, как дым скрывает окрестность и вокруг все становится сплошь черным. Даже радостные события для вас подёрнуты грустью, так же как от дыма на всем, чего он касается, остаётся дымный цвет и запах. И даже если вас обольют водой с головы до ног и вы промокнете и в какой-то мере отвлечётесь, все равно это не излечит вас от печали. Так же как пожарная команда потушит огонь, но не воскресит того, что сгорело. В жизни бодлеровских сирот, как известно, глубокая печаль сопутствовала им с той минуты, когда они услыхали о гибели родителей. По временам им приходилось словно отгонять дым с глаз, чтобы различить даже самые радостные события. Наблюдая, как обнимают друг друга Фиона и крюкастый, Вайолет с Клаусом испытали ощущение, будто дым их несчастий заполнил маленькую камеру. Им невыносимо было думать, что вот Фиона нашла давно пропавшего брата, а им скорее всего никогда больше не увидеть своих родителей и далее грозит потерять и сестру, судя по тому, как ядовитые споры медузообразного мицелия вызывали у Солнышка все более и более глубокий кашель.

— Фиона! — воскликнул крюкастый. — Это и правда ты?!

— Так точно! — Микологиня сняла свои треугольные очки и вытерла глаза. — Никогда не думала, что снова увижу тебя, Фернальд. Что у тебя с руками?

— Не будем об этом, — быстро ответил крюкастый. — Почему ты здесь? Ты тоже присоединилась к Графу Олафу?

— Нет, конечно, — решительно заявила Фиона. — Он захватил «Квиквег» и посадил нас на гауптвахту.

— Так, значит, ты присоединилась к этим отродьям, к Бодлерам. Я и сам мог бы догадаться, ты ведь у нас паинька.

— Я не присоединилась к Бодлерам, — так же решительно ответила Фиона. — Это они присоединились ко мне. Так точно! Я теперь капитан «Квиквега».

— Ты? — удивился олафовский приспешник. — А что случилось с Уиддершинсом?

— Он исчез с лодки. Мы не знаем, где он.

— Туда ему и дорога. — Крюкастый ухмыльнулся. — Плевать я хотел на этого усатого дурака. Из-за него в первую очередь я и ушёл к Графу Олафу! Вечно орал: «Так точно! Так точно! Так точно!» — и шпынял меня. Вот я и удрал, и вступил в театральную труппу Олафа.

— Но Граф Олаф чудовищный негодяй! — возмутилась Фиона. — Он с пренебрежением относится к другим людям. Он замышляет всякие коварные интриги и заманивает людей в ряды своих сторонников!

— Ну да, это его плохие стороны, — признал крюкастый. — Но у него много хороших. Например, у него замечательный смех.

— Это не извиняет его злодейских поступков! — возразила Фиона.

— Останемся при своих мнениях, — ответил крюкастый, употребив избитое выражение, которое в данном случае означало «Может, ты и права, но я сейчас растерян и не готов с тобой согласиться». Он небрежно махнул крюком сестре. — Отойди в сторону, Фиона. Пора сиротам сказать мне, где сахарница.

Олафовский пособник наскоро поточил крюки, потерев их друг о друга, и с угрожающим видом сделал шаг к Бодлрам. Вайолет и Клаус в испуге посмотрели друг на друга, а потом на водолазный шлем, откуда как раз послышался душераздирающий кашель, и поняли, что пора им выложить карты на стол, то есть в данном случае «честно признаться во всем отвратительному олафовскому пособнику».

— Мы не знаем, где сахарница, — сказала Вайолет.

— Сестра говорит правду, — поддержал её Клаус. — Делайте с нами что хотите, все равно нам нечего вам сказать.

Крюкастый устремил на них злобный взгляд и опять потёр крюком о крюк.

— Врёте, — сказал. — Вы — парочка сирот-вралей.

— Нет, это правда Фернальд, — подтвердила Фиона. — Так точно! Найти сахарницу — такова была миссия «Квиквега», но нам это не удалось.

— Если вы не знаете, где сахарница, — сердито отозвался крюкастый, — то держать вас на гауптвахте бессмысленно! — Он отвернулся и мрачно пнул табурет, отчего он опрокинулся. После чего заодно пнул стену. — И что мне теперь прикажете делать?

Фиона положила руку ему на крюк.

— Отведи нас на «Квиквег», — сказала она. — В этом шлеме находится Солнышко вместе с ростком медузообразного мицелия.

— Медузообразного мицелия? — в ужасе повторил крюкастый. — Но это очень опасный гриб!

— Она в большой опасности, — добавила Вайолет. — Если мы как можно быстрее не найдём противоядия, сестра умрёт.

Крюкастый нахмурился, но потом взглянул на шлем и пожал плечами:

— Ну и пускай. Мне от неё с самого начала одни неприятности. Граф Олаф каждый раз, как бодлеровское состояние уплывает у нас из-под носа, задаёт нам взбучку!

— Это ты приносил Бодлерам одни неприятности, — сказала Фиона. — Граф Олаф осуществлял свои бесчисленные коварные замыслы, а ты ему снова и снова помогал. Так точно! Тебе должно быть стыдно!

Крюкастый вздохнул и потупился.

— Иногда мне бывает стыдно, — признался он. — Поначалу работать в труппе Олафа было очень весело, но теперь мы совершили столько убийств, поджогов, шантажа и прочих разных преступлений, что, по мне, это даже чересчур.

— Сейчас у тебя есть возможность совершить какой-нибудь благородный поступок, — сказала Фиона. — Не обязательно ведь оставаться на плохой стороне раскола.

— Ох, Фиона. — Крюкастый неуклюже обнял её за плечи одним крюком. — Ты не понимаешь. У раскола нет плохой стороны.

— Нет, есть, — вмешался Клаус. — Г. П. В. — благородная организация, а Граф Олаф — отъявленный мерзавец.

— Благородная организация? — фыркнул крюкастый. — Ты так считаешь? Скажи это своей младшей пигалице, очкарик несчастный! Да если бы не Грибное Переменчивое Внедрение, вы бы не напоролись на смертоносные грибы!

Дети переглянулись. Они вспомнили письмо, которое прочли в Гроте Горгоны, и вынуждены были признать, что олафовский пособник прав. Но тут Вайолет сунула руку в карман и вытащила газетную вырезку, найденную Солнышком в пещере. Она выставила её перед собой, чтобы все увидели статью в «Дейли пунктилио», которую она так долго скрывала от младших Бодлеров.