Мысли сумасшедшего - Петр Григоренко

Так обстоит дело с правовыми основаниями на произведение обыска у меня на квартире. На этом с данным вопросом можно было бы и покончить. Но я не могу не сказать о том, что для меня не ясна, вернее совершенно темна, Ваша личная роль и в чирчикском деле, и в судебных процессах над крымскими татарами, которые состоялись после известного Указа Президиума Верховного Совета СССР от 5 сентября 1967 г. и готовятся сейчас. Их неправомерность, а нередко и открыто провокационный характер настолько очевидны, что диву даешься, как это не может понять юрист международного класса, человек, который тщится учить весь мир методам борьбы с преступлениями против человечности!

2. Выяснив, таким образом, что узбекские дела имеют такое же отношение ко мне и к моей квартире, как пресловутая "бузина в огороде" к дядьке, оказавшемуся в Киеве, попробуем разобраться, для чего же производился этот обыск в действительности, и кому это было нужно. Исчерпывающий ответ дает выяснение состава "изыскательской" группы и ведомственной принадлежности того, кто фактически руководил обыском.

На обыск, помимо Березовского, прибыло семь сотрудников КГБ и трое "понятых" - тоже агентов госбезопасности. Таким образом на одного узбекистанца - работника прокуратуры, заметьте - потребовалось десять москвичей, не считая тех, кто блокировал дом с улицы. И все из КГБ. Руководил обыском тоже сотрудник КГБ - Врагов Алексей Дмитриевич. Это все, что мне удалось узнать о нем через Березовского. Сам Врагов отказался назвать не только свою должность, но и место работы - Московское управление или Центр, - хотя по закону должен был сообщить мне и то и другое. Вот этот полуизвестный мне полуофициальный человек и

руководил обыском. Именно от него получал указания Березовский. Ему же принадлежало право решать в спорных случаях, изымать тот или иной документ или оставить. Он же руководил практическими действиями других сотрудников КГБ при обыске. Единственное, что делал номинальный руководитель обыска Березовский диктовал названия подкладываемых сотрудниками КГБ документов сотруднику того же органа, писавшему протокол.

Таким образом, обыск производили органы ГБ, избравшие в качестве фигового листка "дело Бариева и др.", вместе со следователем, ведущим это дело. Этим обыском завершен еще один этап во взаимоотношениях КГБ со мною. Первый закончился, как Вы знаете, освобождением меня из самой страшной тюрьмы Советского Союза - из так называемой специальной психиатрической больницы, куда КГБ "пристроил" меня в порядке выхода из тупика, в который он попал в результате полной необоснованносети моего ареста и невозможности добиться "чистосердечного раскаяния". Следующий этап начался через два-три месяца после моего освобождения, когда органы ГБ без всяких поводов с моей стороны вдруг снова проявили интерес к моей персоне. С тех пор вот уже более трех лет за мной ведется непрерывная слежка: постоянное круглосуточное филерство за мною, членами моей семьи и людьми, навещающими меня, стационарное наблюдение за квартирой - визуально и с помощью специальной аппаратуры, подслушивание телефонных разговоров, перлюстрация корреспонденции с частичным изъятием писем. Дважды за эти годы на квартире производился негласный обыск. Все эти действия были обжалованы мною в письме на имя начальника КГБ Андропова Ю. В. На это письмо, как и принято у нас в стране, ответа не последовало. Лишь филерскую слежку стали проводить более скрыто. Проведенный обыск есть генеральная проверка моих "закромов", стремление рассмотреть то, чего не видели до сих пор. Но дело, конечно, не только в этом. Видимо, намечаются какие-то новые провокации в отношении меня. Покорно ждать их я не намерен.

Я коммунист и, как таковой, ненавижу всеми фибрами души органы беззаконного кастового насилия и произвола. К ним в нашей стране относится созданная Сталиным организация, именуемая сегодня - КГБ при Совете Министров СССР. Я ни от кого не скрываю своей ненависти к этой организации, считаю ее враждебной народу и буду бороться за скорейшую ее ликвидацию всеми доступными мне законными способами. Поэтому я не желаю вступать с нею ни в какие отношения и не признаю за нею права на вмешательство в мою жизнь, в мою общественную деятельность. Паразитическая организация, пожирающая бездну народных денег и за это отнимающая у народа его лучших сынов и наносящая невосполнимый моральный урон, должна исчезнуть из нашего общества навсегда и чем скорее, тем лучше.

Мне давно известно, что у судов и органов прокуратуры существуют с КГБ отношения фактического подчинения. Если для иллюстрации этого нужны примеры, то проведенный у меня обыск является весьма показательным. Органы прокуратуры здесь сыграли роль мальчика на побегушках. Они могут и дальше выполнять эту малопочетную роль, но только не в отношении меня. Своей жизнью, участием в защите Родины, кровью, пролитой за нее, своей коммунистической убежденностью я завоевал право чувствовать себя сохозяином своей страны, равноправным членом семьи советских народов. Я имею право свободно ходить, без филерской слежки, по родной земле, свободно защищать свои убеждения, пользоваться всеми правами, предоставленными мне, как гражданину СССР, Советской Конституцией и Всеобщей декларацией прав человека. И никто, тем более такая организация как КГБ, не имеет права мешать мне пользоваться всем перечисленным. А органы прокурорского надзора обязаны помогать гражданам, борющимся за свои узаконенные права, а не организациям, пытающимся лишить граждан этих прав.

3. После всего сказанного нам остается только выяснить, зачем же приходили представители малоуважаемой мною организации, что им нужно было у меня, с чем они борются и, видимо, собираются бороться в дальнейшем. Попробуем разобраться в этом путем анализа изъятого.

Фактически пришлось изымать материалы, не имеющие ничего общего с "клеветническими измышлениями". Изымалось совсем не то, что указано в постановлении на обыск. Изъяли все имеющиеся у меня машинописные документы, письма и записки. Ничего клеветнического и, тем более, антисоветского среди них нет. Это антисталинские материалы и открытые выступления против нарушения властями советских законов, против судебного произвола и против продолжающейся дискриминации и геноцидных действий в отношении крымских татар, немцев Поволжья и некоторых других малых наций. Вот что изъято:

присланные мне многочисленные индивидуальные и коллективные письма крымских татар - вопль души исстрадавшегося обездоленного народа - и материалы народного движения немцев Поволжья за востановление своего национального равноправия;