ЖИТИЕ И ПОДВИГИ ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА НАШЕГО СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО ЧУДОТВОРЦА - иеромонах Никон

Особенно привлекала к Преподобному молва о чудесных знамениях, в которых проявляла себя благодать Божия, обильно почившая на своем избраннике. Сии благодатные знамения открылись молитвенным изведением источника в пустынном овраге у стен обители, но преподобный Епифаний повествует и о других, более разительных чудесах угодника Божия. Послушаем теперь рассказы о них блаженного ученика Сергиева.

Жил в окрестностях его обители один благоговейный муж, имевший большую веру к Преподобному. У него был единственный сын-малютка, который опасно заболел. С верою понес его в обитель на своих руках скорбящий отец. «Только бы мне донести его до человека Божия, – рассуждал благочестивый муж, – а там – я верю, что он непременно исцелит его». И он донес сына живым до келлии Преподобного, но, пока он слезно умолял смиренного игумена помолиться об исцелении дитяти, пока Сергий готовился совершить молитву, мальчик от жестокого припадка испустил дух…

Потеряв последнюю надежду, огорченный родитель с плачем стал укорять Преподобного Сергия, что он, вместо желанного утешения, только увеличил его скорбь. «Что же мне теперь делать? – взывал он, – лучше бы для меня было, если бы мальчик мой умер дома, – тогда, по крайней мере, я не оскудел бы верою, которую доселе питал к тебе, человече Божий!»

И безутешный отец оставил своего мертвеца в тесной келлии подвижника, а сам пошел приготовить гроб для любимого дитяти.

Сжалился угодник Божий над несчастным родителем; оставшись наедине с умершим отроком, он преклонил колена и стал молиться… Еще не окончил он своей молитвы, как вдруг дитя ожило, открыло глаза и протянуло ручки к Преподобному молитвеннику.

Возвратился отец. Он принес все нужное для погребения, но святой игумен встретил его на пороге келлии словами: «Напрасно ты, человече, не рассмотрев, так возмутился духом – видишь, отрок твой вовсе не умирал».

Изумленный родитель не хотел верить словам его, но, увидев сына живым, пал к ногам человека Божия.

«Ты обманываешься и не знаешь сам, за что благодаришь, – говорил ему смиренный подвижник, – когда ты нес сюда больного отрока, он изнемог от сильной стужи и впал в обморок, а тебе показалось, что он умер. Видишь: он вот согрелся у меня в теплой келлии, а тебе опять показалось, что он воскрес».

Счастливый отец стал было настойчиво утверждать, что его сын действительно ожил молитвами Преподобного, но святой строго запретил ему об этом говорить. «Если ты осмелишься рассказывать кому-нибудь, – промолвил он, – то и вовсе лишишься сына».

Тот обещал молчать и, взяв малютку, теперь совершенно уже здорового, возвратился домой, прославляя Бога, творящего чудеса чрез Своего угодника. Боясь потерять сына, он, конечно, не смел разглашать о совершившемся чуде, но в силах ли он был скрыть от всех радость родительского сердца? Первый заметил эту радость келейный ученик Преподобного, чрез которого и стало известно впоследствии это чудо, записанное с его слов и блаженным Епифанием.

Из многих чудесных исцелений, совершившихся по молитвам Преподобного Сергия, Епифаний рассказывает о следующих двух. Один из окрестных жителей заболел тяжкою болезнию – в течение трех недель он не мог ни заснуть, ни принять пищи. Его родные братья решились обратиться за помощию к угоднику Божию. «Столько чудес творит Господь руками блаженного старца, – говорили они, – может быть, он смилуется и над нами». И вот они принесли больного в обитель и, положив к ногам Сергия, усердно просили его помолиться за немощного. Преподобный с молитвою покропил болящего святою водою, и он в ту же минуту почувствовал облегчение, тут же крепко заснул, а проснувшись, в первый раз после столь продолжительной болезни пожелал вкусить пищи, и Преподобный сам предложил ему оную и отпустил от себя совершенно здоровым.

Другой случай исцеления был с бесноватым вельможею, которого привели к Преподобному с отдаленных берегов Волги.

Этот знатный человек находился в исступлении ума: мучимый злым духом, он кусался и бился с такою нечеловеческою силою, что десять человек не могли удержать его, приходилось усмирять его железными цепями, но и те он нередко разбивал на себе. Подобно упоминаемым в Евангелии гадаринским бесноватым, он убегал от людей в пустынные места и там бродил, как бессмысленное животное, пока не находили его домашние. И вот, когда достигла молва народная о Радонежском пустыннике-чудотворце до этого далекого края, сердобольные родные решились отвезти несчастного вельможу к человеку Божию. Многих трудов стоило им исполнить свое благое намерение: бесноватый всеми силами противился этому и кричал диким голосом: «Куда вы меня тащите? Не только видеть, но и слышать не хочу о Сергии». Но его сковали цепями и повезли. Когда они были уже в виду обители, бесноватый вдруг рванулся с такою силою, что разбил на себе оковы, и, бросаясь на всех окружающих, кричал: «Не могу! Не хочу!.. Вернусь туда, откуда пришел!» Его голос был так страшен, что казалось, сам несчастный расторгается на части, и дикие вопли его были слышны внутри ограды монастырской. Сказали об этом Преподобному, он немедленно велел ударить в било и собраться братии в церковь; началось молебное пение о болящем, и тот стал мало-помалу укрощаться. Родным удалось ввести его в монастырь. Преподобный Сергий вышел из церкви с крестом Господним в руке. Лишь только угодник Божий осенил им бесноватого, как тот с диким воплем отскочил в сторону. Недалеко была вода, скопившаяся от проливного дождя; увидев ее, больной бросился в лужу с ужасным криком: «Горю, горю страшным пламенем!» И с той минуты стал здрав, благодатию Христовою и молитвами Преподобного Сергия. Рассудок возвратился к нему, и на вопрос, зачем он бросился в воду, когда увидел Сергия, он спокойно отвечал: «Когда привели меня к Преподобному и он хотел осенить меня крестом, я увидел великий пламень, который исходил от креста и охватил меня со всех сторон, вот я и бросился в воду, чтобы не сгореть».

Несколько дней провел исцеленный вельможа под благодатным кровом обители Сергиевой, прославляя Божие милосердие, и с миром возвратился в свой дом.

По мере того как Господь прославлял Своего возлюбленного раба дивными знамениями благодатных исцелений и даром прозорливости, сей досточудный муж все более и более нисходил в глубину смирения. «Он бегал, – говорит святитель Платон, Митрополит Московский, – суетной славы человеческой, как погибели, и почитал обидою для себя то, чего не редко с таким усилием домогаются, не пренебрегая никакими средствами, гордые властелины земли: теми руководит одно тщеславие, простирающееся до самозабвения, а им – одна пламенная, чистая, святая любовь к Богу и ближнему».

С умножением числа посетителей улучшилось и материальное благосостояние обители Сергиевой. Она уже не терпела такой нужды, как прежде; скромные потребности пустынножителей, при их собственных постоянных трудах, с избытком удовлетворялись приношениями благочестивых посетителей и окрестных жителей, которые, сознавая великую духовную пользу от обитателей пустыни, с усердием доставляли все для них потребное, по слову Апостола: «Аще мы духовная сеяхом вам, велико ли, аще мы ваша телесная пожнем? » (1 Кор. 9, 11). Есть даже мнение, что еще при жизни Преподобного Сергия его обители были пожалованы во владение некоторые ближайшие к ней села91. По крайней мере об одном промысле известно, что он был пожертвован в обитель еще при жизни Преподобного Сергия, – это половина варницы и половина соляного колодезя у Соли Галичской, что ныне город Солигалич Костромской губернии; этот промысел пожертвован одним Галичским боярином незадолго до смерти Преподобного Сергия, когда он уже передал игуменство Никону92. «Владение образовавшимися в окрестностях обители поселками, – говорит один ученый исследователь старины, – было в то время единственным средством как для содержания умножившейся братии, так и для ограждения самой обители от произвола соседних поселян, которые, не принадлежа монастырю, а другим владельцам, служили бы для него источником не благосостояния, а беспокойства и разорения. Во всяком случае, ясно, – заключает тот же писатель, – что запрета на приобретение населенных вотчин со стороны святого основателя обители Преподобного Сергия не было; иначе воля его была бы законом для его блаженного ученика и непосредственного преемника, им самим избранного, преподобного Никона»93.

Итак, теперь обитель Сергиева изобиловала всем потребным, но душа Сергия была по-прежнему свободна от всякого пристрастия к земным вещам. Если случалось ему иметь в руках что-нибудь излишнее, он тотчас отдавал или в церковь, или беднякам. Жившие с ним много лет старцы рассказывали преподобному Епифанию, что никогда новая одежда не восходила на тело его, никогда не одевался он в красивые или мягкие одежды, помня слово Евангельское, что носящие такие одежды – в домех царских суть Мф. 11, 8). Вместо дорогих сукон он носил сермяжную ткань из простой овечьей шерсти, да притом еще ветхую, которую, как негодную, другие отказывались носить. Большею частию такая одежда и сшита бывала его святыми руками и отличалась от одежды его сподвижников разве тем, что вся была покрыта заплатами и, по прекрасному выражению святителя Платона, «вместо дорогих камней обильно украшалась каплями его пота». Эта одежда у него была одна и та же и летом и зимою. «За рай, который мы потеряли, – говаривал блаженный Сергий своим ученикам, – надобно теперь отложить одежды теплые; за грех мы некогда покрыты были одеждою, потерпим же теперь лишение одежды, чтобы облечься потом в нетленные ризы, будем изнурять плоть, чтобы получить нетленные венцы от Христа Бога»94. Так думал, так учил, так и сам поступал смиренный игумен Сергий.