Синдикат «Громовержец» - Михаил Тырин

— Колбасный способ знаешь? — таинственно проговорил Мося. — Берешь кусок вареной колбасы грамм на пятьсот, завязываешь в целлофановый кулек — и на теплую печку. Она за неделю такая становится… ну, как бы зелененькая. Главное, дождаться, чтоб кулек сам лопнул.

— И что потом? — хмыкнул Кирилл. — Жрешь ее — и кишки вылазят?

— Не, жрать нежелательно. Сок из нее выжимаешь и мажешь руки, живот, шею. На коже такие белые пузыри вскакивают. Протыкаешь — гной льется. Но не больно. Вот так придешь на комиссию — и там все охренеют.

— М-да… Если сам раньше не охренеешь, — признался Кирилл. — Лучше б ты, Мося, про другое думал. Тебе до армии еще, как до Северного полюса. Еще не доживешь. Нажрешься какой-нибудь зеленой колбасы — и привет.

В этот момент снова послышались шаги. Мося беспокойно завертел головой и вдруг встал.

— Смотри, — удивленно проронил он. Среди поломанных и изрезанных яблонь гордо вышагивал маленький Бивень, преувеличенно широко размахивая руками. Его узкие глаза бегали по сторонам, в зубах торчала сигарета.

У Кирилла вдруг заколотилось сердце. Он боялся, конечно, не Бивня. Он боялся причины, которая заставила того прийти сюда.

Бивень остановился в нескольких шагах, сурово отшвырнул окурок.

— Кира! — громко сказал он. — Я тебя еле нашел. Дрын забиваеть тебе стрелу. Через час под памятником. Будет разбор вопросов, ну, ты знаешь…

И он замолчал, страшно гордый своей важной дипломатической миссией. Потом, обкусив с руки пару болячек, хитро добавил:

— Подмывайся.

— Ничего себе… — с дрожью в голосе проговорил Мося, когда Бивень величественно удалился. — Чего они, а?

— Ничего, — хмуро ответил Кирилл. Ему ни капли не хотелось ввязывать кого-либо в свои неприятности. Тем более от Моей в этом не было бы никакого толку.

— Бить будут, да?

— Не знаю… Может, и будут.

— И ты пойдешь?

— Нет, блин, колбасы тухлой наемся и скажу, что заболел, — со злостью выпалил Кирилл. Он закурил и в сердцах забросил спичку далеко в траву. — И вообще, отвали…

— Слушай… — Мося был необычайно взволнован. — Может, давай это… Я пацанов позову с Гимназии.

— Мои дела, — покачал головой Кирилл. Но, хорошенько подумав, он добавил: — Вообще, ладно. Дуй на Гимназию, скажи, где я. Но пусть только никто не лезет в разговор. Пусть просто побудут… на всякий случай.

— На какой… какой случай? — Мося часто-часто заморгал.

— На такой, — отрезал Кирилл. — До больницы меня донести, если что. Все, вали к пацанам.

Мося умчался сразу. Кирилл же посидел еще некоторое время, размышляя, не сунуть ли ему под майку какую-нибудь арматурину. Потом сказал себе: «Была не была» — и отправился к памятнику.

Дрын и вся его банда были уже на месте. Они поднялись со скамеек и от нетерпения выдвинулись на несколько шагов навстречу Кириллу.

— Надо же, — сказал Бивень, укусив себя за руку, — один идеть, без бабы. А то опять пришлось бы отпустить.

— Храбрый, наверно, — хмыкнул Поршень, глядя на Кирилла из-за чужих спин. — А ведь я говорил… Он и тогда один был, и сейчас. Я говорил, Гимназия за него не подписалась.

— Что ж ты, козел, делаешь? — проговорил Дрын, по обыкновению ухмыляясь. — Не в падлу было черные бабки ныкать? На покойников собрали, а ты, сука, хапнул.

— Я ничего не хапнул, — тихо, но напряженно произнес Кирилл. Но его пока не собирались выслушивать.

— Ты нас кинуть хотел, да? — продолжал Дрын. — Молодец, классно кинул. Пацаны, между прочим, последнее отдавали. Вано колеса от мопеда продал. Шерсть — из бабкиной пенсии принес… А ты, ублюдок, пришел такой с честными глазами… Девочке бедной помочь… Хорошо хапнул, молодец.

— Умный… — многозначительно похвалили из толпы.

— Я не хапал, — процедил Кирилл, и его кулаки непроизвольно сжались.

— А кто ж тогда? — с издевательским добродушием усмехнулся Дрын. — Большие пацаны отняли, да?

— Нет, не большие. Маленькие… Вот он у меня все забрал, — Кирилл ткнул пальцем в Поршня. — И сказал, что сам отдаст.

— Что-о?! — возмущение Поршня было столь же колоссальным, сколь и неподдельным. — Ты это на меня?.. На меня?..

— Дрын, он наших пацанов парафинит, — злобно воскликнул Бивень, подпрыгнув на месте от нетерпения. — Дай я ему чавку выставлю!

— Обожди. Потом выставишь, еще будет время, — взгляд Дрына стал тяжелым. — У тебя еще хватает хамства на ребят парафин гнать? За это отдельно получишь. За брехню, за кидалово, за деньги — за все получишь.

— Я не брал деньги! — почти закричал Кирилл. — Поршень пришел ко мне домой и все забрал. Сказал, сам отдаст.

— Дрын, я ж говорил, — затараторил Поршень, свирепо вращая глазами. — Такие козлы только на Гимназии бывают. Сам схавал — на других катит…

— Осядь, — с железным спокойствием проговорил Дрын. — Я и сам знаю, что наши такое никогда не сделают. А ты, Кира, обоснуй-ка свой тухлый базар. Докажешь, что Поршень у тебя был?

Кирилл открыл рот, но запнулся. Доказывать было нечем. В принципе, мать видела, как Поршень приходил… Но ее вмешивать нельзя. Последнее дело за мамочкой и папочкой прятаться.

— А ты докажешь, что это я взял? — буркнул он.

— А хрен ли тут доказывать? — ухмыльнулся Дрын, сверкнув зубами. — Деньги ты взял, все видели. И хана. Больше этих денег никто не видел и не слышал. В том числе и Машка.

— Конечно, она не слышала, потому что я ей не говорил, — невпопад пробормотал Кирилл.

— Это точно, не говорил, — прозвучало злорадное шипение Поршня. — Он вообще никому не говорил. Ребята спрашивали — на Гимназии вообще про деньги не слыхали. Он все сам сочинил…

Кирилл готов был взорваться от ненависти и возмущения. Так бы и сорвался с места, снес бы череп этой лживой сволочи Поршню.

— Ну, кажется, разобрали вопрос, — подвел итог Дрын. — Все понятно. Что, Кира? Свое, конечно, получишь, и много. Но если ты пацан, то деньги должен до Машки донести. Не знаю, где ты их брать будешь, твои проблемы… И все равно, всей твоей Гимназии — звездец. Будем долбить всех, кого увидим. По-страшному, понял? До полусмерти.

— За что? — процедил Кирилл.

— За тебя, милый. И всем будем говорить, что за тебя. И Машке дадим раскладочку, какой ты добренький и честный оказался. Чтоб она знала… Сейчас отпускаем, иди… Но по улицам больше не шарься — можешь заболеть.

/

— Я не брал деньги, — с упорством обреченного повторил Кирилл. — Поршень забрал.

— Ну ты достал! — взорвался Поршень. — Дрын, ну сколько он будет на меня эту парашу лить?

— Дайте я ему вломлю! — простонал Бивень, прыгая на месте. — Он и вправду достал.

— Отхреначить его! — раздались крики из толпы.

— Ладно, — Дрын с ухмылкой кивнул. — Гимназиста побуцкать никогда не вредно. Только отведите куда-нибудь, чтоб… Чтоб не здесь.

— А ну пошли, с-сука! — Бивень с силой столкнул Кирилла с места. — Шевели заготовками, иди, коз-зел.

Кирилл понял, что его волокут за столовую. Там был небольшой грязный дворик, почти всегда пустой. А если и не пустой — толстые поварихи вряд ли чем ему помогут.

Толпа промзаводских, обрадованная давно желанным приключением, возбужденно гудела. Все были энергичны и деловиты, словно с хорошим настроением выходили на любимую работу. В основном Кирилла окружал молодняк. Дрын и еще трое ребят постарше остались в скверике, один пошел к баданянской палатке за пивом.

Они будут хлебать пиво, пока Кирилла пинают ногами и возят по пыли. Он сильно пожалел, что не собрал с собой подкрепление. Пяток взрослых гимназистов — и его бы не тронули. Хотя как сказать…

Кирилла втащили во дворик столовой. Тут же кто-то ударил. Перед глазами рассыпался фейерверк белых искр, Кирилл почувствовал, что падает. Он ударился спиной о корявый раздолбанный асфальт, но его сразу втроем подняли за шиворот.

— Ну что? — бесновался Поршень. — Кто деньги брал? Я брал? Говори, я? — И он с размаха залепил Кириллу оплеуху, попав по глазам.

Через мгновение молотили уже со всех сторон, Кирилл задыхался, сердце бешено колотилось. Он закрылся и шаг за шагом отступал, стараясь не упасть.

— Я деньги взял? — в поле зрения опять появилась ненавистная физиономия Поршня. Кирилл, забыв про боль, размахнулся и что есть сил приложил ему ботинком между ног. Даже самому стало больно.

— А-а! — заорал Поршень, сгибаясь пополам. — Су-ука! Убью, гнида!

Кирилл обхватил голову руками, догадываясь, что сейчас из него станут делать холодец. Его наконец повалили, ударив под колено, перед глазами мелькнул оскаленный рот Бивня и его кулачки, все в болячках.

Никто не заметил, как на месте расправы оказался Пакля. Он подскакивал с разных сторон, пытаясь увидеть, кого казнят. Потом сунулся к одному из промзаводских.

— Э, что тут?

— Свали на хрен! — последовал решительный ответ.

— Ну правда, чего? — упорствовал Пакля. Он волновался, как начинающий репортер, случайно оказавшийся в центре потрясающей сенсации.