Античные битвы. Том II (СИ) - Добрый Владислав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очень показательно то, как Александр справился с бунтом. Попросту отпустил тех, кто хотел уйти, наняв заново тех, кто хотел остаться.
Примерно в это же время Александр решил, что надо бы намекнуть покоренным народам, что он все же их царь. И повелел им вести себя так, как будто Александр царь.
Персы падали перед ним ниц (там не самый простой ритуализированный поклон, больше похожий на позу в йоге, я бы не рискнул попытаться его воспроизвести без присмотра учителя) и прочие знаки внимания. Ну и еще всякое, по мелочи. Например, за Александром начал везде ходить специальный человек, который записывал его слова и деяния.
Все это не могло не вызвать отторжения у греков. Особенно у македонской знати, привыкшей относится к своему царю как к первому из равных. Тут я скажу — династия Аргеадов хоть и была любима в Македонии, но не была неприкасаемой. Например, Аргеад вполне мог стать объектом кровной мести, оскорби он ненароком одного из своих подданных. Не простого пастуха или горожанина, а представителя знатного рода всадников. В общем, простые и благородные отношения с царем, тут, в Азии, стали выглядеть какими-то примитивными и неуважительными.
Захват Бактрии и Согдианы был трудным. Александра дважды ранили — получил стрелу в бок, которая пробила панцирь, и камнем по шлему. Это в разных схватках — местность была гористая, было много укрепленных пунктов, почти каждый из которых приходилось брать штурмом. Вдобавок, похоже, Александра еще получил в характеристики вечного спутника войны — боевой понос. Вот что действительно заставляет сойти с дороги приключений, «стрела в колено» — просто эвфемизм. В одном из сражений Александр даже потерял сознание от слабости и телохранители унесли его прочь от боя.
Примерно в этот напряженный момент Александр Македонский и потерпел свое второе, и последнее, поражение.
На верхней картинке не конный дварф, а полководец, разгромивший войска Александра Македонского близ современного Самарканда, в Узбекистане. А ты даже не знаешь его имени. Честно говоря, никто не знает. Греки транскрибируют его имя как Спитамен, но у них такие вольности с этим, что следует подозревать скорее то, что его точно звали не так. Некоторые интересующиеся подобрали согдийское звучание как Спитамана. Но пока перекрестных источников нет, а древним грекам я верю чем дальше, тем меньше. Технически Спитамен скорее перс, а не согдиец, и имеет совсем мало отношения к современным таджикам или узбекам, на территории которых была когда-то Согдиана. А в его отряде, похоже, сплошь наемники-массагеты с территории современного Казахстана и белобрысой рожей, как будто в Рязани родились… Но вы же понимаете… Поэтому на нижней фотке современный памятник Спитамену в Таджикистане.
Ну и мультфильм с тщательно реконструированным сражением Спитамена против греков из Узбекистана прилагаю: https://youtu.be/lYhBnz9d7B8
Там нет ничего интересного, кроме комментариев, где люди яростно спорят об этнической принадлежности человека, жившего за тысячу лет до появления современных народов.
Всё, что мы знаем о битве, укладывается в две строчки:
«Перс Спитамен внезапно осадил Мараканду. Оповещенный о том Александр послал туда отряд в 60 верховых гетайров, 800 конных и 1500 пеших наемников. Они попали в засаду, в которой погибло более чем три четверти отряда.»
У Спитамена было около 800 наемников-массагетов. Выглядели они примерно так:
Александр заплатил своим выжившим солдатам большие деньги за молчание о катастрофе. И, так как я про это пишу, а вы про это читаете, то приходится признать — только деньги зря потратил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Спитамен неожиданно для себя стал героем Узбекского, Таджикского и Афганского народов. Но это потом — пока бедолага бежал по пустыне, от оазиса к оазису, судорожно оглядываясь на облако пыли поднятое копытами коней карательного отряда высланного против него Александром. Бежал как герой — сделал почти 350 километров за неделю. Ничего не помогло. В конце концов безумную скачку не выдержали кочевники-массагеты (!), поэтому отрезали Спитамену голову и бросили ей в греков, со словами:
— Да на! Успокойся! Ты больной, оказывается, есть жи!
Это резко изменило международные отношения. Настолько, что через некоторое время Александр заключил мир с кочевниками и даже привлек часть из них к себе на службу. Что не нашло понимания у греческой знати, которая до этого была безальтернативным источником всадников в эллинистических армиях. Сквозь века мы можем насладиться ядовитыми слухами о саках из источников:
«…в конце лета Александр принял побежденного „Аварану хорийцев“ Сисимитру, согдийского царька, известного тем, что он женился на собственной матери и та произвела от него на свет двух сыновей. Вслед за Сисимитрой к Александру потянулись другие местные вожди, и он теперь свободно мог устраивать большую охоту возле Алайского хребта, грандиозные пиры в Самарканде и празднества в Бактрах.»
Еще до этого, после свадьбы на Роксане — представительнице одной из наиболее знатных семей Согдианы — сошло на нет и сопротивление местной знати.
Подведем итоги. Как ни странно, но поражения Александра только делают его талант полководца еще более выпуклым.
В битве у Персидских Врат не вполне понятно, что делал сам Александр, очень похоже что он не руководил сражением. В битве со Спитаменом Александра, совершенно точно, вообще и рядом не было.
При этом, в отсутствии Александра македонская фаланга, греческие гоплиты, фракийские всадники и прочие супер юниты, внезапно перестают быть убероружием.
Персы, даже в меньшинстве, не только держатся против македонцев в узких теснинах Персидских Врат, но буквально вырубают их как канадский дровосек лес.
Массагеты легко и непринужденно вырезают огромный отряд тяжелой пехоты в сопровождении всадников, будучи в меньшинстве.
И все те же самые люди, вдруг оказываются беспомощными перед греками, когда во главе греков встает Александр.
Мой рассказ краток — конечно же история завоевания Александром Персидской Империи куда насыщеннее, и полна всяких интересных моментов. Но подробнее можно почитать в куда более увесистых трудах, я же буду стараться оставаться, по возможности, рядом с битвами.
Но я бы хотел сказать, что в изнуряющей войне в Бактрии и Согдиане, Александр раскрыл свои таланты полководца, лидера и политика наиболее полно. В этой бесконечной мясорубке, в череде мелких, но ожесточенных схваток, штурмов и предательств, он смог совершить невозможное и победить. Но Великим сделало его то, что он смог совершить невозможное еще и сравнительно быстро.
Пожалуй, нам пришло время расстаться с Александром. У него впереди еще поход в Индию и великая битва с индийским правителем Паурава (греки называли его Пор). Но там, как и в любом большом сражении древности, в котором участвуют действительно огромные армии, до ста тысяч с обеих сторон, очень трудно воспроизвести ход битвы. Даже в франко-прусской войне 19-го века, когда казалось бы все тщательно документируются, столкновение десятков тысяч человек быстро превращается в чудовищный хаос, разбираться в котором можно годами. Сражение быстро рассыпается на несколько мелких битв с переменными результатами и многое решает скорее удача и упорство, чем умение и талант полководцев.
Александр вернется в Вавилон, понеся по настоящему тяжелые потери уже во время обратного похода, и успеет проправить своей империей всего год. Судя по всему, он переборщит с лекарством, которым его лечили от подхваченной в джунглях дизентерии. А его преемники (на греческом диадохи) скоро разорвут завоеванное им с таким трудом государство на части.
Проживи Александр дольше, проправь он хоть десять лет, и даже трудно представить, каким бы мог стать мир. И я говорю о сохранении того непрерывного, тысячелетнего наследия древней колыбели человечества, на территории которого раскинулась Империя Александра. Наверняка он бы подчинил себе и Италию. Вполне возможно, что греко-персидская цивилизация получила мощный толчок к развитию, и распространилась по побережью средиземного моря, запустила щупальца в Индию, добралась до Китая. Древние культы, что проросли зороастрийским единобожием с близкой нам моралью и разделением добра и зла, и древние знания, кропотливо скопленные в записях еще со времен шумера, могли бы дать старт развитию человечества не в 14-м веке, а на тысячу лет раньше.