Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов - Сэмюэл Ричардсон

Нѣтъ, сударыня! вы можете примѣтить, что я то ему и сама сказала. Но теперь, любезная родительница! вся наша переписка у васъ передъ глазами; и я прошу васъ научить меня, какимъ образомъ располагать мнѣ въ такомъ непріятномъ положеніи мои поступки.

Очень хорошо, Клари! я учиню тебѣ въ томъ признаніе; но прошу тебя напередъ, чтобы не толковать то никакъ въ твою пользу. Я весьма довольна тѣмъ, что ты со всею довѣренностію отдала мнѣ твои ключи; также тѣмъ, что въ письмахъ твоихъ нашла только то, что повелѣваетъ благоразуміе. Естьли бы могла согласить на мои мысли хотя одного твоего отца; то все бы прочее препоручила скромности твоей и честности, оставя только для себя попеченіе отправлять твои письма, и стараніе перервать сію переписку, какъ только то будетъ возможно. Но какъ съ сей стороны ни чего надѣяться не возможно; и какъ отецъ твой узнавши переписку твою съ г. Ловеласомъ ни на что не согласится, то и запрещаю тебѣ продолжать оную. Между тѣмъ признаюсь тебѣ, что сіе кажется для меня очень трудно. Скажи мнѣ, что ты о томъ думаешь? Ты говоришь, что сердцѣ твое свободно. По собственному твоему признанію обстоятельствы не позволяютъ почитать пристойною партіею такого человѣка, которой всѣмъ намъ столько несносенъ и противенъ. Что же ты мнѣ на то предложить можешь? посмотримъ, какія ты о томъ имѣешь мысли.

Примѣтила я, что то былъ для меня новой опытъ, и отвѣчала безъ всякаго замедлѣнія;,,Прошу васъ, любезная родительница! Отписать къ г. Ловеласу, что не долженъ онъ имѣть со стороны моего отца и отъ меня никакой надежды; что не требую отъ него никакого совѣта, и нималѣйшей въ немъ нужды не имѣю; но какъ онъ присвояетъ себѣ право вмѣшиваться въ мои дѣла, подозрѣвая брата моего старающимся въ пользу г. Сольмса, то намѣрена увѣрить его, что ни когда сему человѣку принадлежать не буду. Естьли позволено мнѣ будетъ написать къ нему такимъ образомъ, и естьли требованія г. Сольмса не будутъ ободряемы, то будетъ ли г. Ловеласъ тѣмъ доволенъ или нѣтъ, но я не поступлю никакъ далѣе; не буду писать къ нему больше сего ни одной строчки; не буду его ни когда видѣть, ежели возможно мнѣ будетъ избѣжать всѣхъ къ тому случаевъ.

Ахъ! душа моя! но чтожъ будетъ съ предложеніями г. Сольмса? весь свѣтъ тѣмъ доволенъ. А ктомужъ и братъ твой надѣется чрезъ сіе промѣнять свои земли, или по крайней мѣрѣ онъ доставитъ намъ легчайшей способъ получить въ Сѣверѣ новыя пріобрѣтенія. Ты знаешь, что цѣль фамиліи требуетъ того, чтобъ умножить въ сей округѣ нашу знатность и богатство. Однимъ словомъ, твой братъ составилъ такой планъ, которымъ плѣняются всѣ чрезвычайно. Столь богатая и знатная фамилія во всѣхъ своихъ отрасляхъ, и обращающая свои намѣренія къ чести, должна видѣть съ удовольствіемъ открывающейся себѣ путь къ достиженію нѣкогда до знатнѣйшихъ чиновъ государства.

А для утвержденія успѣха сихъ намѣреній, и для исполненія предпріятій моего брата, должна я быть принесена на жертву такому человѣку, которой для меня несносенъ! Ахъ! матушка! избавте меня отъ такой погибели, естьли то вамъ учинить возможно! я лучше соглашусь быть погребенною живою, нежели быть супругою сего человѣка.

Она бранила меня за сіи выраженія; однакожъ съ великою благосклонностію и снисхожденіемъ, и обѣщалась поговорить о томъ съ дядею моимъ Гарловымъ; что естьли дастъ онъ слово ей помогать, то дастъ она о томъ знать и моему отцу, и завтре же меня о всемъ увѣдомитъ непремѣнно. Послѣ того сошла она въ низъ пить чай, и обѣщалась мнѣ извинить меня въ томъ, что я не приду къ ужину. По выходѣ ея, принялась я немедлѣнно за перо, чтобы увѣдомить о семъ тебя.

Не тягостно ли для меня быть принужденною противиться волѣ столь благосклонной матери? Для чего, говорила я много разъ сама съ собою, для чего предлагаютъ мнѣ такого человѣка, каковъ г. Сольмсъ, онъ только одинъ во всемъ свѣтѣ которой можетъ предлагать столь много, и не имѣетъ въ себѣ почти никакихъ достоинствъ.

Достоинствъ! Ахъ! любезной другъ! онъ скареднѣйшій и гнуснѣйшій изъ всѣхъ смертныхъ! весь свѣтъ упрекаетъ его въ чрезвычайной скупости. Безумецъ сей имѣетъ въ себѣ подлѣйшую душу.

Сердце мое нѣсколько спокойнѣе съ того самаго времяни, какъ я имѣю надежду въ благосклонностяхъ ко мнѣ моей матери; почему и предаюсь теперь совсѣмъ склонности моей въ ученіи нравственности. Но и ты также такое упражненіе любишь не мало, и сама мнѣ въ томъ не однократно признавалась.

Письмо XVIII.

Въ субботу 4 марта.

Не могла ли ты надѣяться, что весьма легко можно получить согласіе на предложеніе мое окончить переписку нашу съ одной моей стороны, не примѣшивая въ то ни мало кого нибудь изъ нашей фамиліи? но расположеніе моего брата и нетерпѣливость моего отца при наималѣйшихъ противорѣчіяхъ служатъ къ тому не побѣдимыми препятствіями.

Еще во всю ночь не ложилась я въ постѣлю, и ни малаго ко сну не имѣю желанія. Ожиданіе, надежда, сумнѣніе удаляли отъ меня сонъ, и не давали ко мнѣ приближаться. Какое состояніе! сошла я въ обыкновенное время, дабы не можно было примѣтить, что я еще не была въ постѣлѣ, и упражнялась по обыкновенію въ домашнихъ мѣлочахъ.

Около осьми часовъ пришла ко мнѣ Хорея, и сказала, что мать моя приказала мнѣ притти въ ея комнату.

Мать моя плакала; я то изъ глазъ ея могла примѣтить. Но взоры ея казались не столько нѣжны и благосклонны, какъ вчерашняго дня. Сіе произвело во мнѣ ужасъ, и я почувствовала въ духѣ моемъ чрезвычайное ослабленіе.

Сядь, Клари! мы поговоримъ съ тобою. Между тѣмъ рылась она въ ящикѣ своемъ, и перебирала различныя лоскутки бѣлья и кружевъ, имѣя между тѣмъ такой видъ, будто бы ничемъ не занималась. Но минуту спустя послѣ того спросила меня съ холодностью, какія я на сей день здѣлала приказанія. Я подала ей того и завтрешняго дня записку, прося ея посмотрѣть оную, и сказать угодно ли то ей, или не угодно. Она въ ней нѣсколько перемѣнила, но съ такимъ холоднымъ и принужденнымъ видомъ, что тѣмъ умножилось мое смятеніе и замѣшательство. Г. Гарловъ говорплъ сего дня объ отъѣздѣ, и думаю, что поѣдетъ къ брату моему Антонину. Г. Гарловъ! думала я сама въ себѣ, не говорятъ уже больше, твой отецъ! и такъ нѣтъ уже у меня отца!

Садись, когда я тебѣ то приказываю. Я сѣла. Ты, Клари! кажешься мнѣ въ смущеніи?

Никакъ нѣтъ, матушка!

Естьли бы дѣти были всегда то, что они быть должны, то отцы и матери… сего разговора она не кончила.

Потомъ подошла къ уборному столику, и посмотря въ зеркало изпустила не большой вздохъ.

Я не люблю такого печальнаго и скучнаго лица въ молодой дѣвицѣ.

Увѣряю васъ, матушка! что сего въ себѣ никакъ не примѣчаю. Я встала, и отвернувшись вынула платокъ, чтобы отереть свои слезы. Въ случившееся противъ меня зеркалѣ увидѣла мать мою смотрящую на меня съ нѣжностію; однакожъ слова ея ни мало съ тѣмъ не согласовались.

Нѣтъ ничего несноснѣе, какъ видѣть людей плачущихъ о такой вещи, которую исправить и перемѣнить отъ нихъ самихъ зависитъ.

Дай Богъ, матушка, чтобы то было въ моей власти. При сихъ словахъ испустила я нѣсколько вздоховъ.

Слезы, раскаянія и вздохи упорства нимало между собою не согласны. Ты можешь теперь итти въ твою горницу; поговорю съ тобою послѣ.

Я поклонясь ей съ великою учтивостію, хотѣла вытти.

Оставь сіи наружныя знаки почтительности; я ихъ нимало отъ тебя не требую; но только твоего сердца.

Ахъ! матушка! оно все наше, и не столько принадлежитъ мнѣ, сколько вамъ.

Изрядное краснорѣчіе! Естьли повиновеніе состоитъ въ словахъ, то Кларисса Гарловъ можетъ почесться самою послушливѣйшею дочерью во всемъ свѣтѣ.

Я поклонилась опять, и хотѣла по приказанію ея вытти.

Она показалась мнѣ тѣмъ тронутою; но уже вознамѣрилась дѣлать мнѣ упреки. И такъ отворотя отъ меня свое лице, сказала мнѣ съ великою живностію: куда ты идешь? Кларисса.

Вы мнѣ сами приказали итти въ мою горницу.

Вижу, что ты нетерпѣливо желаешь меня оставить. Скажи мнѣ, чему я то должна приписывать: послушанію ли твоему, или упорству, кажется мнѣ, что ты скоро наскучишь быть вмѣстѣ со мною.

Не могла я уже противиться долѣе. Бросилась къ ея ногамъ. Ахъ! матушка! любезная родительница! скажите мнѣ, что мнѣ еще претерпѣть надлежитъ. увѣдомте меня о всей моей участи. Я перенесу все, естьли только позволятъ мнѣ то мои силы; но никакъ не могу снести того, что учинилася вамъ не угодною.

Оставь меня, Клари! оставь меня. Нѣтъ нималой нужды въ такомъ уничиженіи. Какіе гибкіе колѣна, и какое упорное сердце! встань.

Я встать не имѣла силы. То было уже не своенравіе и не упорство; но причтено въ совершенное послушаніе. Ахъ! не удаляйте меня отъ себя, сказала я, обнимая ея колѣна; не отдаляйтесь отъ меня и сами. Не встану съ сего мѣста и не выду отъ сюда, покамѣстъ не признаетесь вы, что не имѣете на меня ни какого гнѣва.