Загадка Старого Леса - Дино Буццати

В долину Лентаччо, к кромке леса, сбежались звери, и даже те из них, что враждовали между собой, друг друга не трогали. Рассказывают, из темной чащи пришел старый медведь, последний представитель рода, ему тоже стало любопытно посмотреть, как умирает Проколо. Отовсюду слетелись птицы и устроили на деревьях перепалку, оспаривая лучшие места для наблюдения. Явились и духи Старого Леса, не все, правда, – для всех балка оказалась бы слишком тесна. Духов собралось три или четыре сотни, и вполне вероятно, среди них был Бернарди. Они притаились под елями, слившись с ночным мраком, чтобы полковник ни о чем не догадался.

И все же, как часто случается, самые любопытные из зайцев и белок, забыв про осторожность и нарушив уговор, подкрались поближе.

Ветер, поднявший бурю, присмирел. От грозных вихрей осталась лишь быстрая поземка, которая стелилась по снегу и тихонько насвистывала. Но Проколо не пошевелился. Его замело уже по колено, однако он по-прежнему стоял под елью и даже не выбрался из сугроба, точно стужа сковала все его тело.

Себастьяно Проколо действительно не мог больше двигаться. Мороз держал его в плену, отняв у полковника руки и ноги. Только его взгляд скользил по сторонам и выхватил из темноты неосмотрительных зайцев и белок. Вскоре полковник заметил всех, кто наблюдал за ним из чащи.

– Что тут происходит? – прогремел голос Проколо. – По какому поводу сборище? Неужто увидели что-то забавное?

По лесу пробежала дрожь, оробевшие звери бросились врассыпную. Послышался шорох, громко захлопали крылья.

– Полковник, – окликнула Проколо с вершины лиственницы сорока-часовой, которая тоже прилетела в балку. – Хочешь, я позову кого-нибудь на выручку?

– И ты здесь! – огрызнулся полковник. – Не суй нос в чужие дела, вот тебе мой совет.

– Полковник, – не унималась сорока, – в свете месяца я вижу, что твое лицо странно побледнело. С тобой приключилось неладное, полковник. Нужно непременно звать на помощь.

– Не лезь ко мне, – рявкнул Проколо. – Вспомни-ка лучше, как погиб твой братец.

– В таком случае прими от меня поклон, – сказала сорока, – я прощаюсь с тобой.

И, расправив крылья, полетела над макушками деревьев навстречу месяцу.

Вот она скрылась из виду. Проколо решил, что остался один, и сполз по стволу к подножию ели, свесив голову на грудь. Но звери, бесшумно ступая по снегу, вернулись в долину Лентаччо и снова принялись тайком разглядывать полковника. Ветер угомонился. Близилась полночь.

Наконец примчался Маттео.

– Полковник, чем это ты занимаешься? – загудел ветер, описав два-три круга над долиной.

– Видишь ли, стояли у меня здесь ловушки, – ответил Себастьяно Проколо, вмиг вскочив на ноги, – штуки три или четыре. Для лисиц.

– Ну а лопата зачем? – упорствовал Маттео. – Ты пришел спасти Бенвенуто, признайся уж, и теперь умираешь, причем зазря.

– Зазря? – упавшим голосом произнес Проколо.

– Именно. Я тогда пошутил. Бенвенуто в пансионе, цел и невредим. Мне только хотелось преподнести тебе к празднику подарок, чтобы, услышав долгожданную весть, ты в радости встретил Новый год.

– Пошутил. И ты готов поклясться, что пошутил?

– Клянусь, полковник. Я ведь не знал, чем эта шутка обернется, ты мне всегда говорил…

– Пошутил. Славная шутка! – воскликнул Проколо. – Как же я сразу не заподозрил…

– Напрасно ты все скрывал от меня, – оправдывался ветер, – я и предположить не мог…

– Пустяки, – сказал Проколо. – Не бери в голову. А теперь пора возвращаться домой.

– Боюсь, уже слишком поздно. Ты, похоже, пропал. У тебя больше нет сил, я же вижу… Полковник, почему ты все-таки утаил от меня правду? Зачем притворялся? Давай начистоту: да, я сломился, выдохся и гожусь лишь на то, чтобы гонять бумажных змеев; но и ты постарел, ты тоже здорово сдал, тебе не хватает человеческого тепла, а ты всегда стыдился это признать. Стыдился, полковник? Стыдился, что ты – человек? Что ты такой же, как все остальные?

– Я смогу дойти до дома, уверяю тебя. Отстань.

– Отстать, говоришь? Как бы не так! Разве не помнишь клятвы, что я дал в день, когда ты освободил меня из пещеры? Моя жизнь связана с твоей жизнью, до последнего вдоха. Если ты умрешь, мне тоже придется умереть.

– Сожалею, – сказал полковник. – Мне правда жаль, что так вышло. Но ничего уже назад не воротишь. А сейчас оставь меня в покое и лети своей дорогой.

Маттео полетел прочь, увлекая за собой наполнивший долину гул.

– Маттео! – крикнул вдруг Проколо. – Подожди! Забыл сказать тебе одну вещь. Не держи на меня зла, я ведь и в самом деле лгал и притворялся. Вот, пожалуй, все. Каюсь перед тобой только в этом. – Голос полковника совсем ослабел.

– Э, не бери в голову, полковник, – ответил ветер, который сразу вернулся на его зов. – Ты ни в чем не виноват. Если хочешь, останусь тут с тобой, а? Вместе веселее. Правда, нам уже не увидеть, как занимается первая заря нового года.

– Нет, – сказал Себастьяно Проколо, – я хочу остаться один.

Глава XXXIX

И в ночь на первое января Проколо остался один. Зверей, прятавшихся среди деревьев, сморил сон. Воздух был чистый и морозный. Месяц мало-помалу выцветал. Старый Лес был чернее угля.

А в доме полковника на столе стояли непочатая бутылка шампанского и одинокий бокал. Ветторе спал. Проколо забыл выключить радио, и по дому носилась праздничная музыка, сквозь которую пробивались веселые возгласы.

Даже в забытую Богом долину, где умирал полковник, доносились отзвуки колокольного звона и далекий треск хлопушек. В целом же ничего особенного не происходило. Завершился старый год, и его место тут же занял новый, время бежало без передышки.

Проколо стал еще бледнее. Его усы заиндевели. Едва исчез Маттео, полковник снова позволил своему телу соскользнуть в сугроб. Руки висели как плети, голова поникла.

Прилетели ветры [7] , чтобы попрощаться с ним. И хотя ветры не были знакомы с полковником лично, они сочли делом чести поклониться хозяину Старого Леса, умиравшему так достойно. Кружа над елями, они затянули свои напевы. Это была величественная, строгая и торжественная музыка, какую людям выпадает на долю слушать самое большее раз в жизни. Себастьяно Проколо понял это и, собрав остатки сил, поднял голову. Даже осоловевшие звери проснулись.

Ветры пели старинные баллады о великанах, самые красивые из песен, которые они знали. Нам никогда не доводилось слышать тех баллад, однако известно, что у всякого, кто внимает той музыке, сердце наполняется великой радостью.

Звери позабыли о зиме, им начало казаться, будто в лесу солнечное, приветливое лето. Каждый возлагал большие надежды на будущее, чувствовал в себе неисчерпаемые силы и думал, что отныне ему все нипочем. Таковы чары музыки. И пока напевы разливались над лесом, исполнить мечту было совсем легко. Многие звери грезили, что вступили в царство вечной жизни. Иные представляли себе, как в них влилась небывалая мощь и они стали краше всех. Размышляли о счастливом новом годе, в котором целых триста шестьдесят пять удивительных, сказочно прекрасных дней.

А полковника будущее совсем не волновало. Он всматривался в даль – где-то там, на краю долины, он увидел темную гряду, которая стремительно приближалась. Сотни солдат, выстроившись ровными рядами, шагали в ногу, бойко и решительно, словно шли не по сугробам, а по широкой мощеной улице. Первым вышагивал знаменосец, за ним весь строй. Нетрудно догадаться, что это был полк, которым командовал Проколо. Не хватало только духового оркестра, но долина и без того качалась на волнах музыки, звучала победная песнь.

Проколо по-прежнему стоял, прислонясь к дереву, с гордо поднятой головой, почти по пояс в снегу. Его полк маршировал безукоризненно, ни один солдат не выбился из шеренги, хотя намело высокие сугробы, местность была гористой и подъем – крутым. Полковник уже мог разглядеть штыки, блестевшие при свете месяца, и узнал, благодаря своей острой памяти, каждого из солдат. Когда перед ним прошел знаменосец, левая рука Проколо дернулась – он, судя по всему, хотел отдать честь, но от стужи у него онемело все тело.

Вот так, слаженно, прытко и с боевым задором, строй промчался до устья долины и затерялся среди елей Старого Леса. Однако солдаты шагали довольно долго. Проколо даже поразился тому, насколько огромен его полк. И конечно, был польщен.

Месяц скатился с неба, и сверкание штыков погасло. Снежный ковер стал лиловым. Солдаты слились в черную массу, и различить их уже было невозможно. На востоке сквозь ночь стало сочиться тусклое сияние.

Звезды поблекли, и последний, замыкающий взвод скрылся в лесу. Ветры умолкли; притомившись от долгого бодрствования, звери разбрелись по своим логовам, птицы упорхнули в гнезда.

В ожидании рассвета все вокруг дышало тишиной и покоем. Полковник, с отменной выправкой, неподвижно стоял у ели. Неподвижны были его руки и ноги, глаза, рот, даже складки шинели. Сердце у него тоже не билось.