Желание и чернокожий массажист. Пьесы и рассказы - Теннесси Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Феличе. Ав этих очках ты как…
Клэр. Старуха? Ну и ты в них тоже как старик. Можно сделать еще одно замечание по поводу твоей внешности — как бы это потактичнее?
Ф е л и ч е. Гримироваться времени не было.
К л э р. Да я о волосах — они почти такие же длинные, как у меня.
Феличе. Но ты же знаешь, что это парик для роли Феличе.
Клэр. Но это не единственная твоя роль.
Феличе. Отныне, может, и единственная.
К л э р. А что скажет труппа? Что они станут делать?
Ф е л и ч е. Не имею ни представления, ни интереса.
К л э р. О, как по-королевски!
(Феличе трижды стучит по сцене посохом.)
Клэр. Слышишь?
Феличе. Слышу.
К л э р. Там словно сборище разъяренных, некормленных макак.
Ф е л и ч е. А может, так оно и есть.
Клэр. Феличе, а где все? (Феличе снова стучит посохом.) Я спрашиваю, где все, и настаиваю на ответе.
Феличе. Скажите, она настаивает на ответе! А ты уверена, что хочешь ответа?
Клэр. Да, и сию же минуту.
Феличе. Что ж, может, это тебя больше обрадует, чем меня (протягивает ей бланк).
К л э р. О, телеграмма?
Феличе. Да!
Клэр. Но я ничего не вижу в этой кромешной…
Феличе. Ладно, Клэр, давай ее сюда.
Клэр. Нет уж, раз это относится к… зажги же спичку! (Феличе зажигает спичку. Клэр читает вслух, медленно, взволнованным тоном.) «Ты и твоя сестра обезумели. Нам не платят с…» (Спичка гаснет.) Другую! (Зажигает другую.) «А мы назанимали и выпросили — теперь пора отдавать…»
Ф е л и ч е. И подпись — «Труппа». Мило? (Задувает спичку.)
Клэр. Господи! Что ж, как говорят… (Поворачивается к пианино и берет ноту.)
Феличе. Что говорят?
Клэр. Ну, когда хотят завязать.
Ф е л и ч е. Да, они с нами порвали, ушли все, кроме двух рабочих сцены — они-то и приволокли эту декорацию. Но теперь и они…
К л э р. И они смылись?
Ф е л и ч е (вновь на авансцене, глядя в зал). Ну вот, наконец-то расселись!
Клэр (отходя в глубь сцены). Феличе, я еду в отель. Придешь в норму — найдешь меня там. Приеду — и сразу замертво. Лучше так, чем упасть прямо на сцене перед чужими и чуждыми мне людьми.
Феличе. Ив какой же отель ты собираешься, Клэр?
К л э р. В тот, в котором мы… остановились…
Ф е л и ч е. А ты помнишь, что мы регистрировались в отеле?
Клэр. Когда?
Феличе. Вот именно — когда? После того как мы сошли с поезда и перед тем как приехать в театр… Так когда же?
Клэр. Хочешь сказать, что Фокс нам ничего не забронировал?
Феличе. Фокс сделал одну вещь. Нет, даже две: он потребовал жалование, а когда я ему не заплатил, то — исчез! (Клэр тяжело вздыхает. Феличе протягивает к ней руку. С безучастным взглядом, словно смотря в пустоту, она подает ему свою.) Клэр, я протянул к тебе руку, чтобы взять твое пальто.
Клэр. Думаешь, я его собираюсь снимать в этом холодильнике?
Феличе. Мы у себя дома, Клэр, это юг, глубинка, и стоит лето.
Клэр (кутаясь в пальто). Вот когда в этих краях будет и соответствующая температура…
(Неожиданно он срывает с нее пальто — она вскрикивает.)
Феличе (показывая на авансцену, на воображаемый занавес). Тихо!
Клэр. Ты — чудовище!
Феличе. Пусть так, но иди на место.
(Она хватает пальто, которое он бросил на диван.)
К л э р. Я буду ждать тебя в моей уборной — а ты пока объяви об отмене спектакля. Ты куда?
Ф е л и ч е (бежит к кулисам, оборачивается и яростно шипит на нее). Ты займешь свое место? Я поднимаю занавес! Сейчас же!
Клэр. Ты это серьезно?
Ф е л и ч е. Абсолютно.
К л э р. Но это же невозможно!
Ф е л и ч е. Это необходимо.
Клэр. Но ведь не все необходимое возможно.
Ф е л и ч е. Бывает, что даже невозможное необходимо. Сегодня мы играем спектакль.
(Секунду она на него смотрит, а затем резко бьет по клавишам.)
Клэр. Ведь я сказала, что не буду больше играть в «Спектакле для двоих», пока ты не сократишь эту пьесу. Сделал? Купюры сделал?
Ф е л и ч е (уклончиво). Ну, это уж мое дело.
К л э р. Я спрашиваю, ты сделал купюры?
Ф е л и ч е. Когда сделаю — получишь.
Клэр. Подачки мне твои не нужны, я сделаю купюры сама. Слышишь до диез? (Берет ноту на пианино.) Когда услышишь, значит, я делаю купюру. И не вздумай мешать или я уйду.
Ф е л и ч е. Какое…
Клэр. Кощунство?
Ф е л и ч е. Идиотство!
К л э р. В тотальном театре должно быть тотальное взаимодействие, и ты, милый, давай…
Ф е л и ч е. Займи свое место.
Клэр. Мое место здесь, у телефона.
Ф е л и ч е (показывая на окно). Твое место…
Клэр. Здесь, у телефона.
Ф е л и ч е. Ты, мать твою, давай тиару! (С насмешливой улыбкой она снимает тиару и неловко надевает ему на голову. Он ее сбрасывает.) Ты — кастрированная сука, ты — нажравшаяся шлюха. Да, я тебя так зову. Я не смотрю на тебя на сцене, потому что не выношу твоего взгляда. Твои глаза — это глаза старой сумасшедшей проститутки! Да-да, первостатейной проститутки! Исходящей похотью, развратной!
Клэр. Вижу-вижу!
Ф е л и ч е. Нет-нет, ты не видишь, ты слепаая!
(Он бежит за кулисы. В течение нескольких секунд она, ошеломленная, застывает на месте. Затем хватает пальто и набрасывает его на себя. Делает несколько шагов к противоположной кулисе, как вдруг интерьер освещается теплым янтарным светом и занавес рывками открывается. Она замирает в оцепенении. Из зала доносятся несколько гортанных восклицаний, хриплый смех мужчины и пронзительный — женщины. Клэр горящим взглядом следит за «залом». Вдруг она резко сбрасывает пальто на пол, как бы вызывая публику на дуэль. Феличе возвращается на сцену. Он кланяется Клэр, затем зрительному залу.)
Феличе. Представление начинается!
(Идет спектакль. Клэр у телефона.)
Феличе. Кому ты звонишь, Клэр? (Кажется, что она его не слышит.) Клэр, кому ты звонишь?
Клэр. Нигде ни души, кажется, все провалились…
Феличе. Что же ты тогда берешь трубку?
К л э р. А проверить — работает или нет.
Феличе. Но, наверное, телефонная компания предупредила бы, прежде чем отключить телефон.
Клэр (рассеянно и грустно). Иногда на предупреждения не обращают внимания…
Феличе. Но в доме-то…
Клэр. Все еще живут? А никто и понятия не имеет, свет-то по вечерам не горит, и никто отсюда не выходит.
Феличе. Тогда должны были по почте прислать уведомление.
Клэр. Ну еще на это рассчитывать!
Феличе. Рассчитывать можно только на то, что поддается расчету.
К л э р. И все же надо верить…
Феличе. Верить, будто все…
Клэр. Будет так, как было?
Феличе. Да, будет так, как было. Ведь столько лет все шло нормально и можно было надеяться…
Клэр. Что все будет зависеть от нас…
Ф е л и ч е. Что все всегда будет зависеть от нас. И вдруг такой…
Клэр. Удар, когда…
Ф е л и ч е. Вырубили свет. Хорошо еще, что почти полнолуние — при открытых шторах даже в нижних комнатах было светло.
Клэр. Но мы все время натыкались на мебель — в верхних.
Ф е л и ч е. А теперь сможем ориентироваться даже с закрытыми глазами.
Клэр. Конечно, сможем. Будем ходить, не натыкаясь на стены.
Ф е л и ч е. Дом-то крохотный, и мы всегда тут живем.
(Клэр берет до диез — Фелине пристально на нее смотрит. Она еще несколько раз нажимает эту клавишу.)
Ф е л и ч е (яростно шепчет). А я не делаю купюру!
Клэр. Вернемся к прошлой ночи. Ты сказал, я ходила по дому, так?
Ф е л и ч е. Клэр, ты действительно не спала.
К л э р. И ты тоже не спал.
Ф е л и ч е. В маленьком помещении, если кто-то один не спит, то другой тоже.
Клэр (громко). Но почему я должна спать в этой камере смертников?
Ф е л и ч е (повелительным тоном). Мы же договорились, что их комната теперь просто комната, и все ушло в прошлое.
Клэр. Кроме голоса отца — он все еще звучит в этих стенах, а его глаза — я вижу, как они смотрят на меня с потолка. В ту ночь, когда это случилось, я тебя толкнула — рвалась в комнату, где мама сама мне открыла дверь..
Ф е л и ч е (перебивая). Прекрати! Опять все сначала!
Клэр. По-моему, она меня и не узнала: ни здрасте — ничего, а на лице — удивление, очень легкое удивление. Но вот она открыла рот — и оттуда без единого звука хлынул фонтан крови. А отец сказал: «Еще не все, Клэр». Сказал это так тихо и спокойно. А потом она пошла к двери ванной и упала, а он — к окну, выглянул из него и выстрелил еще раз… (Фелине бьет по клавишам кулаком.) И ты еще говоришь, что теперь это не их комната?
