Приворотное зелье - Инга Берристер

Взять хотя бы замечание о том, что раньше ее вполне устраивала его постель!

Разумеется, оно заставило ее испытать смущение и даже унижение, но при этом также напомнило, как чудесно она себя чувствовала в его объятиях. А в его жизни?.. Но на самом деле она — не часть его жизни, а он — не часть ее. То, что между ними было, только' секс, а любая женщина, даже школьная учительница, знает, что сексуальный акт вызывает у мужчин не больше чувств, чем поедание плитки шоколада, — приятно, но быстро забывается.

Она забралась в постель Кена — на этот раз совершенно трезвая! От белья исходил запах чистоты и свежести, такой же анонимный и не связанный с Кеном, как и вся комната. Свернувшись клубочком посередине большой кровати, она закрыла глаза, но сон не шел.

Наверное, я слишком переутомилась, чтобы заснуть, подумала Грейс. Тревожные мысли не давали ей расслабиться. Она снова закрыла глаза и стала глубоко и медленно вдыхать и выдыхать.

Внизу столь же безрезультатно искал забвения Кен. У него была работа, которой можно было занять мысли. Однако вместо этого он обнаружил, что шагает из конца в конец гостиной, думая о Грейс, беспокоясь о Грейс — и не только потому, что теперь понимал, в какой нелегкой ситуации оказались оба из-за необходимости провести ночь под одной крышей.

Синяк на ее руке, оставленный Грегори Купером, вызывал в нем такие чувства, что он готов был оторвать подонку руки и ноги и бросить туловище на растерзание голодным шакалам. Одна мысль о том, что он прикасался к Грейс…

Кен внезапно остановился. Да что такое с ним происходит? Стоит ли спрашивать? — насмешливо одернул он себя. Я влюблен. Это любовь. Он превратился в человека, которого трудно было узнать. Человека, мыслящего и действующего нерационально, человека, движимого эмоциями, человека, который прямо сейчас… Он замер, услышав какой-то звук наверху, а затем, подбежав к двери, открыл ее как раз вовремя, чтобы снова услышать его — тонкий высокий звук женского горя.

Перепрыгивая через две ступеньки, Кен взлетел по лестнице, распахнул дверь и устремился к Грейс, лежащей посредине его кровати.

Она не спала — в темноте он видел, как блестят ее глаза. Но женщина лежала тихо и неподвижно, словно не смела ни дышать, ни шевелиться.

— Грейс, что случилось? — спросил он.

Ее словно окатило теплой волной облегчения, когда она услышала и узнала голос Кена. Ей снился сон о Грегори Купере. Кошмарный сон, исполненный безотчетного ужаса. Она проснулась от собственного приглушенного крика и, когда Кен распахнул дверь, на какое-то мгновение решила, что это Грегори. Но теперь его голос без остатка развеял ночной кошмар и приободрил ее.

Испытывая слишком большое облегчение, чтобы думать о чем-то другом, кроме того, что Кен спас ее от безграничного ужаса, она повернулась к нему и сказала:

— Я видела жуткий сон… о Грегори Купере…

Одного звука этого имени было достаточно, чтобы она снова задрожала. Тем не менее Грейс предприняла попытку сесть, чтобы было удобнее говорить с Кеном, который теперь склонился над ней. В падающем из окна свете летней луны она видела, с какой тревожной заботой смотрят на нее темные глаза Кена.

— Простите, что побеспокоила вас… — начала оправдываться она, но запнулась, заметив, что он полностью одет.

Неужели диван в гостиной настолько неудобен, что Кен даже не попытался заснуть на нем? Или то, что он так и не снял одежду, связано с ее пребыванием в его доме? Может, он боялся, что она попытается соблазнить его во второй раз?

— В чем дело? Что-то не так? Скорость, с которой он уловил перемену в выражении ее лица, застала Грейс врасплох. А чувство самосохранения, которому сегодня пришлось немало потрудиться, покинуло Грейс уже давно.

— Вы все еще одеты, — тихо сказала она. — Вы не ложились. Если это из-за того…

Но Кен прервал ее прежде, чем она успела высказать свои опасения.

— Это из-за того, что единственная постель, в которой мне хотелось бы сейчас оказаться, уже занята, и мне нет в нее доступа, — хрипловато произнес он. — Если, конечно, вы не передумаете и не разделите ее со мной…

Кен понимал, что делает именно то, что не позволял себе делать ни в каких обстоятельствах: ведет себя словно хищник, пользуясь как беззащитностью Грейс, так и ее зависимостью от него. Но остановиться он уже не мог. Одного только вида Грейс, которая сидела в его постели, обхватив тонкими руками подтянутые к подбородку колени, и неуверенно смотрела на него огромными глазами, было достаточно, чтобы понять: он готов вечность гореть в аду, лишь бы иметь возможность обнимать ее, Прикасаться к ней, целовать ее и ласкать.

Он одет вовсе не потому, что не хочет ее или боится, что она поставит их обоих в неловкое положение, набросившись на него, догадалась Грейс. И почувствовала, как вся задрожала от охватившего его дикого возбуждения.

Кен простонал ее имя, не в силах больше сдерживать свое неукротимое влечение. Склонившись, он заключил Грейс в объятия, и его губы со страстной настойчивостью приникли к ее рту.

Грейс понимала, что нужно остановить его, потребовать, чтобы он ее отпустил. Но почему-то вместо этого все более и более бесстыдно льнула к нему… Она нетерпеливо раскрыла губы навстречу вторжению его языка. Ее просто разрывало от жадного, болезненного желания слиться с ним.

Грейс уже почти сумела убедить себя в том, что воспоминания об их первой близости были слишком приукрашенными, что она все преувеличила, романтизировала, превратила в своей голове в некое совершенство, которое могло существовать только в ее фантазии. Теперь же она потрясенно осознала, что воспоминания действительно подвели ее, но вовсе не так, как Грейс предполагала!

Ласки Кена казались не такими чудесными, как она помнила, — они были намного лучше! Гораздо нежнее, головокружительнее…

Так какой же смысл пытаться запретить себе отвечать ему? — спросила себя Грейс и услышала свой сдавленный стон. Прикосновением своих губ он будто вливает в меня живительную субстанцию, словно в бреду подумала она. Кен захватил ладонями ее лицо в добровольный плен и целовал Грейс с такой интимностью, от которой у нее едва не останавливалось сердце.

Она трепетала и содрогалась от удовольствия, наслаждаясь переполняющим ее ощущением близости с ним.

— Мы не должны этого делать, — словно сквозь туман, услышала она собственный голос, даже для нее звучавший неубедительно.

— Знаю, — задыхаясь, ответил Кен. — Но не могу остановиться.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался! Неужели она действительно это сказала?

Грейс была потрясена столь распутным отсутствием всякой выдержки, но еще более — открытием, что она непостижимым образом уже успела расстегнуть половину пуговиц на рубашке Кена.