Дно разума - Алексей Атеев

«Колыванов, – мысленно повторил Скок. – Иван Матвеевич…»

В памяти возник толстый краснолицый дядька с редкими усиками. Вроде ничего мужик. Зайти, что ли?

Скок толкнул дверь и столкнулся именно с ним, краснолицым. Тот, видать, собрался покидать свой кабинет. На его кителе имелись погоны майора.

– Извините, – пробормотал Скок и хотел уж выйти, когда краснолицый поймал его за рукав ковбойки.

– Погоди, парень. Рожа твоя вроде мне знакома.

– Понятно, знакома, – пробурчал Скок.

– Ага, въехал. Ты – Юрка Скоков! Я тебя брал три года тому назад. Какими судьбами?

– Откинулся вот… То есть освободился. А сюда пришел за документами. Паспорт хочу выправить.

– Освободился, значит. Хорошо. Да ты садись.

И когда Скок уселся перед заваленным бумагами письменным столом, Колыванов пристроился напротив, придвинул к нему пачку «Беломора»:

– Рассказывай.

– А чего рассказывать? – спросил Скок и закурил.

– Чего делать надумал? Опять по карманам шарить?

– Почему сразу по карманам?

– Может, завязать хочешь?

– Может, и хочу.

– А остановился где?

– У мамки в землянке.

– На Карадырке? М-да. Не хоромы…

– Это точно.

– Так чего решил?

Скок пожал плечами.

– А вашу бражку мы того… – сообщил майор.

– Слыхал.

– Этот ваш, главный… Как его?.. Федул?.. Точно, Федул. Миронов Сергей Федорович. Он себя керосином облил… Или бензином. И запалил… Предъяву ему, видишь ты, кинули, будто стучит.

– А разве нет?

– Ну он и решил честного вора изобразить. А после его похорон мы всех и накрыли. И Голову, и Харю, и Кудрявого… Вилы, короче, им сделали. Так что, Скок, не с кем тебе по трамваям шастать.

– Да понял я.

– И отлично, что понял. А вот я никак не пойму: чего ты делать собираешься?

– Не знаю еще.

– Нужно к какому-то берегу прибиваться. Советую: кончай со старым, определяйся на настоящую работу.

– Кто же меня возьмет? С двумя-то судимостями…

– Возьмут. Главное, чтобы желание было.

– Желание, может, и есть.

– А куда бы ты хотел?

– На макаронную фабрику.

– Ты, браток, кончай дерзить. На макаронную фабрику он желает! А на мартен не хочешь?

– Куда?!

– На мартен. Поближе к горячему металлу. «В ту заводскую проходную, что в люди вывела меня».

– Какой мартен?.. Я же ничего не умею.

– Научишься. Не боги горшки обжигают. Пойдешь на печь, возьмешь в руки лопату и будешь кидать раскислитель.

– Здоровье не позволяет.

– Насильно, конечно, никого не заставляем, – равнодушно сказал Колыванов, – только, браток, в таком случае долго ты на свободе не задержишься. Опять на зону отвалишь.

– Это еще почему?

– Очень просто. Нынче у нас какая линия? Очистить город металлургов от разной нечисти. Ты поболтаешься-поболтаешься да и возьмешься за старое. Жить-то надо. Начнешь щипать. А мы тут как тут. И снова ты получишь пятерку и отправишься на лесоповал.

– Надоело!

– Вот и я говорю. А посему дуй на мартен.

– Не возьмут меня.

– Возьмут! Направление получишь. Начнешь работать. Комнату в общаге дадут. Словом, встанешь на ноги. Как паспорт оформишь, я распоряжусь, чтоб побыстрее все сделали, придешь ко мне, я дам бумагу, а там в отдел кадров и в цех. Все понял?

Скок кивнул.

– На аркане тебя никто не тащит, но советую подумать над моими словами. Поверь, в противном случае все будет, как я тебе рассказал. Карман – суд – лесосека. Жду тебя через три дня.

«А может, и вправду податься на завод?» – размышлял Скок, выходя из здания горотдела. Этот черт говорил с ним вежливо, можно даже сказать, по-отечески, однако в его словах прозвучала почти неприкрытая угроза. «Карман – суд – лесосека!» На лесосеку ой как не хотелось. В лагере он не раз думал о том, что неплохо бы завязать. Сейчас все обстоятельства подводили к этому. Но в цех тоже идти не хотелось. Скок прекрасно представлял, что такое колготиться у пылающей печи по восемь часов четыре смены подряд. Особенно летом! Семь потов с тебя сойдет, а воды будет выпито немерено. Ладно. Нужно вначале получить паспорт, а там видно будет. А чтобы получить паспорт, необходимо сфотографироваться. Ближайшая фотография находится на Правом берегу.

Скок сел в трамвай и поехал на Правый.

Имелся в Соцгороде один уголок, который горожане называли «немецкими кварталами». Действительно, дома, которыми был застроен этот район, несли на себе отпечаток западноевропейской архитектуры. Двухэтажные, с фасадами, отделанными диким камнем – плитняком, они образовывали маленькие уютные дворики, засаженные татарским кленом, по осени пламенеющим яркой листвой. Экзотики добавляли многочисленные арочки, лестницы, парапеты и даже бассейны, выполненные из того же дикого камня в стиле неоготика. Район строили в войну пленные немцы. Утверждали: именно ностальгические воспоминания о родной Германии заставляли их воспроизводить на уральской земле уголки Нюрнберга и Мюнхена. Однако ностальгия тут была ни при чем. Район проектировался еще до войны, и так уж получилось, что «германские» фантазии архитекторов воплощали именно немцы.

Нужно также заметить, что, хотя район и отличался «нездешней» живописностью, квартиры в «немецких» домах были неудобные, тесные, с крошечными кухоньками. Возможно, поэтому здесь было очень мало квартир на два-три хозяина.

Публика в «немецких кварталах», как и в целом в Соцгороде, обитала самая разная. В ходе расселения сюда перебирались чуть ли не всем бараком. И нравы на первых порах мало чем отличались от барачных. Если гуляли, так всем домом. Случалось, выносили празднично накрытые столы во двор. Пели и плясали тут же, возле подъездов. Всем домом поминали и умерших. А если уж скандалили, то вопили на весь квартал.

Особой криминальной обстановки не наблюдалось, однако уличные нравы, принесенные из бараков, процветали. Среди ребятни модно было устраивать драки «двор на двор». Бились жестоко. В ход шли дубины, кирпичи, пустые бутылки, железные прутья арматуры. Палили друг в друга из самопалов, именуемых «поджигами», швыряли заточенные электроды. Иногда в драках принимали участие и взрослые. Тогда приезжала милиция и стреляла в воздух из «наганов».

Имелись в «немецких кварталах» и так называемые блатхаты – притоны, в которых собиралась уголовная и околоуголовная публика. Блатные держали себя тихо, стараясь не привлекать внимания, однако, случалось, одурев от водки и спертого воздуха, толпой вываливали во двор, становились в кружок и вели толковища, время от времени заканчивавшиеся ударом ножа. Но все это было в прошлом. К середине шестидесятых нравы смягчились, коллективные гулянки устраивали все реже и реже, а о драках «двор на двор» почти позабыли.