Сулла - Франсуа Инар

Митридат не мог позволить развиваться бунтарскому сознанию. Следовательно, он принял две серии мер: с одной стороны, он отправил войска, пытаясь образумить открыто отделившиеся города, и люто обошелся с теми, которые смог захватить; с другой стороны, объявил свободу греческим городам, уничтожил частные долги, дал согласие на гражданство всем метекам, которые там жили, освободив рабов целиком и полностью. Действуя кнутом и пряником и используя подрывные меры, он приостановил движение отступников, наметившееся после поражения его войск при Херонее; теперь в греческих городах было много боявшихся репрессий и много желавших сохранить в силе преимущества, на которые он пошел, чтобы изменились союзы.

Но Митридат должен был подтвердить, что он оставался все еще самым сильным властелином, и, следовательно, ему нужно было победить римлян. Необходимость была тем более неотложна, что правительство Мария направило против него вторую римскую армию, в то время он не мог представить, что два экспедиционных римских корпуса должны будут выступить друг против друга; наоборот, у него были все основания опасаться, что две армии будут соперничать в снискании славы — победить самого могущественного царя Понта. Даже если новая армия состояла только из двух легионов (12 000 человек в лучшем случае — но переход уменьшил военные силы! — к которым нужно было добавить вспомогательные контингенты) и, вероятно, менее закаленных, чем легионы Суллы, лучше было не рисковать. Он ускорил военные приготовления: 80 000 человек, из которых 15 000 конников, прекрасно организованных и экипированных (в частности 70 новыми колесницами с серпоносными колесами), которых Дорилай должен был привести Архелаю в Эвбею (Халкида).

Со своей стороны, Сулла уже выступил на Азию. Он прибыл в Эхин во Фтиотиде (на юге Фессалии), на виллу Мелитеи, и узнал, что в Беотии, где находилась новая армия Митридата, возобновились понтийские репрессии; он поспешно повернул назад к этому региону и расположил свой лагерь на равнине Орхомен, непосредственном продолжении равнины Херонеи на востоке. Стычки уже несколько охладили воинственный пыл Дорилая, убежденного сначала, что потерять столько людей при Херонее можно было только в результате предательства. Став более осторожными, варвары теперь решились ждать идеально благоприятных условий. Однако когда они увидели, что римляне, чья армия расположилась в боевом порядке, взялись батальонами саперных войск, охраняемых специальными когортами, рыть рвы трехметровой ширины, предназначенные помешать коннице развернуться и отбросить ее в топи (восточная часть равнины, на подступах к озеру Копай, их создают воды реки Мелас), они решили предпринять массовую вылазку, выпустив сначала конницу. Занятые на работах солдаты были скоро рассеяны, а новобранцы, призванные защищать их, под сильным впечатлением от диких выкриков конницы варваров в беспорядке пустились наутек.

Последствия паники могли быть трагическими, если бы все увидели, как армия разбегается перед врагом, даже не попытавшись сразиться. Именно по этой причине Сулла, находившийся в первых линиях, поспешил наперерез убегавшим, спрыгнул с лошади, выхватил из рук легионера знамя и испустил клич, который повторили все историки античности: «Для меня, римляне, слава найти здесь свою смерть! А когда вас спросят, где вы предали своего императора, отвечайте: «При Орхомене!» Смелое действие и сопровождающий его вызов позволили собрать римские войска, которые вновь построились в ряды и благодаря двум когортам, своевременно подошедшим с правого крыла, остановили продвижение врага и вынудили его повернуть. Затем Сулла отвел свою армию и дал солдатам немного отдохнуть и укрепиться. Потом вновь принялся за дело: варвары еще раз атаковали, но в более строгом порядке, чем в первый раз. Римские войска приняли удар, не дрогнув, скорее наоборот, легионерам удалось рассеять своих противников и преследовать до их же укрепления, где защищающие лагерь лучники из-за отступления были лишены возможности пускать свои стрелы. Первый день сражения стоил жизни 15000 варваров, в большинстве своем конникам; в числе погибших был Диоген, родной сын Архелая, сражавшийся в первой линии на правом фланге.

Сулла опасался, как бы Архелай опять не ускользнул от него морем. По всей равнине Орхомен он расставил разведчиков с заданием предупреждать о всех передвижениях варваров в ночное время. И на следующий день, на рассвете, прежде чем вывести войска, он призвал их покончить с врагом, который уже познал поражение и у которого больше нет моральных сил для сопротивления. Затем он приказал возобновить работы по окружению лагеря. Так как большая часть его армии добралась до палисада, понтийские офицеры призвали своих защищать лагерь от врага, уступающего в числе; они предприняли вылазку. Сражение было ожесточенным. В какой-то момент подразделение легионеров, прикрывшись щитами в построении «черепаха», попыталось пробить брешь в углу палисада. Они почти ворвались туда, как появились защитники, готовые к рукопашному бою. Мгновение римляне колебались, противники лицом к лицу оценивали друг друга. Неожиданно трибун Луций Минуций Базил, командовавший этой группой, ринулся вперед и одним ударом убил стоящего напротив него варвара; тогда все другие тоже бросились вперед, испуская боевой клич, и скоро часть римской армии вторглась во вражеский лагерь. Это была резня, подобная происшедшей несколько месяцев назад при Херонее с той лишь разницей, что на этот раз количество живых не превышало нескольких десятков (если не считать взятых в плен, которые древние источники исчисляют в 25 000): 20 000 человек были загнаны в болота и там утонули; почти стольких acie постигла подобная участь на берегу реки или в ней. И греческие историки, рассказывавшие об этой баталии, утверждают, что несчастные, в большинстве своем не умевшие плавать, взывали к состраданию преследователей, но на своем языке, которое последние не могли, а возможно, не хотели, понять. Что касается Архелая, в течение двух дней он прятался в болотах, затем ему удалось добраться до Халкиды на лодке.

Стратегически, очевидно, эта победа была основной, потому что означала уничтожение второй армии Митридата, вероятно, лучшей. В общем, в течение нескольких месяцев последний потерял около 200 000 человек с оружием и снаряжением, и можно было предположить, что теперь у него возникнут серьезные трудности с дополнительным набором, тем более что поражение испытали его лучшие кадры, хотя поле так же, как и число, ставили их в значительно более выгодное положение. Что касается Суллы, поспешившего пожаловать награды и благодарности самым доблестным из своих солдат, в первом ряду которых Луций Минуций Базил, то он извлек из победы большую выгоду: репутация исключительного военного специалиста, которую он оттачивал годами, получила теперь явное подтверждение в личном подвиге, позволившем изменить сложное положение. Для квазипрофессионалов войны, кем стали римские легионеры в результате побед II века, храбрость командира была необходимым качеством. В самом деле, она отчасти обеспечивала единение группы, в которой традиционное значение патриотизма было заменено более специфической военной солидарностью. В данном случае Сулла присвоил титул императора, которым во второй раз солдаты приветствовали его на поле сражения в Беотии; без сомнения, он приложил много старания самому воздать должное своим заслугам, написав «Мемуары», из которых Плутарх и другие историки почерпнули много интересных сведений. Во всяком случае монеты, отчеканенные сразу же после победы при Орхомене, чтобы заплатить жалование, выглядят так: на лицевой стороне справа голова Венеры, украшенная диадемой; напротив — Купидон, держащий пальмовую ветвь с надписью L SVLLA, на обратной стороне надпись IMPER[ATOR] ITERVM (император во второй раз) с религиозными символами сана praefericulum и lituus (Сулла имел сан авгура, чего был незаконно лишен в результате происков врагов), расположенными на двух плитах. Римским монетам соответствовали греческие тетрадрахмы, отчеканенные почти в это же время в монетных мастерских проконсула, чтобы затем покрыть расходы на экспедицию, и на оборотной стороне которых видны две плиты с обеих сторон совы. Победы следовали одна за другой, поднимая его над другими полководцами.

Пропагандистская атака была тем более необходима, что правительство в Риме радикализовалось и объявило его врагом народа, дом был опустошен: он не мог иначе утвердить свою власть над собственной армией, а также над страной, как только личными заслугами и авторитетом. Эта вторая победа и последующие события поставили его на данный момент вне опасности: чтобы отомстить беотийцам, чья политика выглядела особенно переменчивой, наказать в назидание другим и дать дополнительную прибыль своим победоносным войнам, он опустошил Беотию, затем прошел в Фессалию, где намеревался разместить войска на зиму в ожидании, когда Лукулл приведет к нему корабли, за которыми тот отправился.