Есаул из будущего. Казачий Потоп - Анатолий Спесивцев

До урожая надо было дожить, а поля во многих землях никто и не засевал. Из-за чего, кто мог, бежали куда угодно, лишь бы выжить. Прежде всего – в Польшу, Пруссию и Литву. Из последней немалая часть беженцев, соблазненная заманчивыми посулами, перебиралась в Малую Русь. Может, кто-то и в Великую поехал бы, специалисты там были в большой цене, но литовцы никого в Московию не пускали. Удушающая завеса от свободной торговли – путь через северные моря был уж очень долог и дорог – продолжала давить на Россию.

Шведские армии севера смогли уцелеть только благодаря закупкам хлеба в Литве. Сама Швеция ни содержать, ни прокормить такое количество солдат не могла. Да и войско этой страны давно стало интернациональным, шведы составляли в нем меньшинство. Продавать хлеб врагам Радзивиллы решились, боясь, что из-за голода те придут за ним сами. В связи с возросшими продовольственными проблемами и без того агрессивная политика Стокгольма приобрела еще более откровенно захватнический и грабительский характер. Огромная, вероятно, одна из лучших в мире шведская армия должна была грабить, чтобы выжить. Отбрасывая при этом все сантименты.

В Польше, как всегда, царил бардак. Сильно потерпевшие от погрома, учиненного разноплеменными ордами в прошлом году, области юга страдали от голода, а на севере паны жили в свое удовольствие, то и дело затевая разборки с применением оружия. Попытка быстро соединить шляхетское ополчение с новосозданной кварцяной армией королю не удалась.

Собственно королевская армия была как никогда большой и сильной. Двадцать тысяч конницы, из них треть – гусария, радовали глаз и душу. Правда, качество восстановленных гусарских рот очень заметно уступало прошлым годам. Да и с конским составом появились проблемы, не везде успели укрыть табуны мощных и быстрых коней. Немалая часть гусар оседлала скакунов, подходивших скорее панцирным казакам, а последние так и вовсе на «почтовых» в войско явились.

Тридцать тысяч наемников, причем большей частью отборных, из Германии, все с боевым опытом, составили костяк пехоты. Но зная о численности войска Хмельницкого, подозревая, что союзники его силы удвоят, Владислав выступать в поход только со своей армией не мог. А воеводские ополчения с пристойной скоростью собирались разве что на юге страны, где жрать было нечего, спешили перейти на королевское довольствие. В центре, даже вокруг столицы, энтузиазм был меньшим, на севере он совсем угас.

Испугавшаяся было при виде бесчинствующих вражеских орд шляхта теперь, отстирав штаны и шаровары, вдруг вспомнила об опасности захвата реальной власти королем и главенстве шляхетской вольности над всем прочим. Здравым смыслом и разумом в том числе. Опять на сеймиках звучало «Не позволям!», снова слышались обвинения в адрес короля, озвучивались подозрения о его стремлении стать абсолютным монархом вопреки принципу «Царствует, но не правит». Именно под этим предлогом не пошла под начало Владислава часть шляхты. Чем дальше, тем яснее становилось, что собрать четвертьмиллионную армию не удастся. И, как прежде, откровенно слабой была артиллерия поляков. Зато величина обоза вырисовывалась как невероятно огромная. Ведь каждый шляхтич норовил прихватить с собой кучу челяди, тащил перины, ковры, дорогую посуду… многие телеги тащили по четыре или шесть лошадей, хватало и возов, тащимых волами. Полной аналогии с бардаком на колесах не было только из-за отсутствия девок. Они, по традиции, следовали за войсковым обозом.

В мутной воде удобно ловить рыбу. Польский бардак давал возможность пограбить, не вводя войска. Прежде всего – за счет фальшивомонетничества. К этому времени несколько мастерских выпускали не только польские злотые, но и германские талеры, французские ливры, и все это выплескивалось на рынки Польши и Литвы. Учитывая, что и магнаты там баловались подобным делом, экономике Речи Посполитой наносился огромный вред. Фальшивое серебро заполонило рынки. Люди теряли доверие к платежным средствам, причем не только местным. В глазах окружающего мира именно Владислав и владетели местных монетных дворов становились виновными в ухудшении их собственных экономик. Это уже привело к охлаждению отношений польского короля с тестем, императором Фердинандом, а поддержка поляков из Франции прекратилась полностью.

На очень дешево обходившиеся Малой Руси деньги покупались вполне реальные и нужные товары. Правда, даже при шляхетских вольностях свинец везти явным врагам не позволили бы, как и гнать табунки рослых лошадей, давно запрещенных к вывозу. Однако Литва номинально по-прежнему входила в единое с Польшей государство, она готовилась к отражению московитского нападения, туда товары не только двойного назначения, но и откровенно военного проходили легко. А дальше вступали в действия тайные договоренности Хмельницкого и Радзивиллов. Они заключили договор о ненападении на три года и недопущении блокирования торговли ЛЮБЫМИ товарами. Богдану пришлось приложить титанические усилия на принуждение к соблюдению этого договора настроившихся пограбить и Литву атаманов. Открывавшаяся при этом перспектива добраться до сокровищ Кракова и Варшавы перевесила, все вменяемые согласились, а невменяемых отправили подкормить раков в Днепре.

Пока Владислав уговаривал панство сплотиться и пойти на злейшего врага конно и оружно, а шляхтичи обвиняли его в намерении ограничить их златые вольности, гетман взялся за окончательную ликвидацию вражеских гнезд на русской земле. Один за другим сдавались на милость сильнейшего или брались штурмом замки, местечки и города Галиции и Волыни. В штурмах охотно поучаствовали и калмыки с черкесами, имущество и сами обитатели местечек, не сдавшихся добровольно, доставались победителям. Самая страшная участь ждала городки, взятые селянами, они и православных горожан часто убивали, считая врагами всех, кто носил городскую одежду, уж очень много обид и ненависти скопилось в русинских селах.

Как ни странно, но взятие города профессиональными воинами удачи, сечевиками или донцами, для горожан было более предпочтительным. Эти приходили за добычей, считая ею и горожан, которые не вырезались ими, а пленялись для последующей перепродажи. Тех же евреев выкупали их соплеменники в Европе для вывоза в Палестину, католиков-ремесленников охотно брал царь, вывозя их на Урал или в Сибирь, где катастрофически не хватало людей, особенно грамотных. За знать платили их родственники из Литвы или даже России.

Еще легче было сдавшимся до штурма. Они расплачивались только имуществом, после чего могли выбирать маршрут следования сами. Исключение делалось только для униатов, мужчин, не желавших возвращаться в православную веру, продавали в Персию, женщины и дети вывозились в Россию, где насильственно передавались для перекрещения. Тогда казаки рассматривали униатов как предателей и в оставленном Аркадием мире в восстании Хмельницкого их щадили редко.

Такое ведение кампании дало возможность разделения войска на несколько частей, благо опытных командиров всех уровней хватало, и армия Вольной Руси проявила себя в полном блеске.

Даже мощные крепости, такие как Каменец-Подольский или Луцк, дождаться прихода польского войска не смогли, пали. В руках сторонников короля остались только несколько небольших, но очень хорошо укрепленных замков, гарнизоны которых из-за своей малочисленности никак не могли повлиять на предстоящее противостояние Вольной Руси и Польши. На восток потянулись обозы с награбленным добром и толпы пленников. Проблему с пятой колонной Богдан решил по-казацки, решительно и бесповоротно. Не считая ее казацкой части. К сожалению, трудности с казаками и атаманами, склонявшимися к сосуществованию с Польшей, мечтавших о вхождениии казаков в шляхетское сословие, ему еще только предстояло преодолевать.

Волынь, апрель 1639 года от Р. Х.

Хмельницкий старался максимально полно воспользоваться задержкой выхода польского войска на Русь. Казацкие полки рассыпались по западным воеводствам Малой Руси, осаждая замки, города и местечки, еще контролируемые поляками и их сторонниками. Одно за другим вражеские укрепления становились казацкими. Но даже в подобном удобном случае рассчитывать на взятие мощных укреплений Львова, Замостья или Луцка не приходилось. Каменец-Подольский взял Кривонос благодаря тому, что оборона к моменту его появления под стенами была сильно ослаблена голодом. Оставлять для осады других сильных крепостей большое войско означало резко ослаблять армию, идущую на решительный, самый главный бой. А взять штурмом без огромных потерь было никак невозможно. Богдан отправил под эти города небольшие отряды – попугать местную шляхту, чтоб сидела тихо и не думала ударить его войску в спину. Однако Луцк неожиданно пал. Воистину чудом Господним. Естественно, что чудо совершил человек не простой, можно сказать, почти святой.