Зорро. Рождение легенды - Исабель Альенде

В последующие дни не произошло ничего, что Диего мог бы интерпретировать как знак свыше, не считая присутствия лиса, который появлялся с наступлением ночи и оставался до рассвета, всегда спокойный и сосредоточенный. На третий день умирающий от голода и усталости Диего попытался найти обратную дорогу, но снова заблудился. Мальчик решил, что, если отыскать лагерь Белой Совы не получается, нужно спуститься с холмов, выйти к морю и попытаться выбраться на Камино Реаль. По дороге он представлял, как огорчатся бабушка и мать, когда узнают, что все усилия пропали втуне и он не сумел открыть свое предназначение, и пытался угадать, повезло ли Бернардо больше, чем ему. Пройдя совсем немного, мальчик попытался перебраться через поваленное дерево и наступил на змею. Сначала Диего что-то кольнуло в щиколотку, а спустя пару секунд он услышал отчетливый стук змеиной погремушки и понял, что произошло. Сомнений не было: мальчик хорошо разглядел тонкую шею, треугольную голову и выпуклые веки гада. Запоздалый страх вышиб из него дыхание, как страшный удар пирата. Диего попятился назад, пытаясь воскресить в памяти свои скудные познания о гремучих змеях. Он знал, что их укусы не всегда бывают смертельными, все дело было в количестве впрыснутого яда, однако в его случае на постороннюю помощь рассчитывать не приходилось, а усталость и истощение могли ускорить действие отравы. Один скотовод из-за такой змеи отправился прямиком к праотцам; напившись в стельку, он растянулся на сеновале, чтобы выспаться, и больше не проснулся. Падре Мендоса сказал тогда, что комбинация яда и алкоголя оказалась смертельной, и Господь прибрал пьяницу, чтобы облегчить участь его несчастной, забитой жены. Диего вспомнил, как в таких случаях полагается лечить скотину: нужно вырезать поврежденное место ножом или прижечь раскаленным углем. Между тем нога стала лиловой, мальчика бил озноб, по телу бегали мурашки, изо рта текла слюна. Он чувствовал, что начинает бредить, и спешил принять решение, прежде чем его разум окончательно помутится: если двигаться, яд будет циркулировать по телу быстрее, если лежать неподвижно, смерть все равно наступит, но не так скоро. Диего предпочел идти вперед, хотя у него подгибались колени, а веки сильно распухли и мешали смотреть. У подножия холма он бросился бежать, бессвязно призывая свою бабку и растрачивая последние силы.

Диего упал ничком. С непомерным усилием он сумел перевернуться на спину и подставить лицо сияющему утреннему солнцу. Мальчик задыхался, страдал от внезапно опалившей горло жажды и трясся от холода. Он проклинал христианского Бога, который оставил его, и Великого Духа, который посмеялся над ним вместо того, чтобы послать видение. Утратив связь с реальностью, Диего одновременно лишился и страха. Горячий вихрь подхватил его и понес к небу. На место страха смерти пришел безграничный, всеобъемлющий покой. Огненный вихрь почти донес его до неба, но внезапно изменил направление и бросил свою ношу в бездну, словно камень, сорвавшийся со скалы. Погружаясь в небытие, юноша видел перед собой красные глаза лиса.

Диего не скоро сумел выбраться из вязкой тины кошмаров. Он помнил только беспредельную жажду и неподвижные лисьи глаза. Потом мальчик осознал, что лежит у костра, завернутый в одеяло, а рядом сидят Бернардо и Белая Сова. Вскоре он окончательно вернулся в свою телесную оболочку, ощутил резкую боль и догадался, что произошло.

— Меня убила гремучая змея, — сказал Диего, как только смог справиться с голосом.

— Ты не умер, малыш, но был на волос от смерти, — улыбнулась Белая Сова.

— Я не прошел испытания, бабушка, — сказал мальчик.

— Ты прошел его, Диего, — сообщила она.

Это Бернардо нашел Диего и притащил его обратно в лагерь. Индейский мальчик едва покинул поляну, на которой повстречал жеребенка, когда перед ним предстал лис. Бернардо сразу понял, что это знамение: иначе ночной зверь не стал бы крутиться у ног человека при свете дня. Сдержав охотничий инстинкт, Бернардо стал наблюдать за лисом. Зверь не убегал, но застыл в нескольких варах[12] от мальчика и глядел на него вполоборота, навострив уши и тревожно потягивая носом воздух. При других обстоятельствах Бернардо только подивился бы необычной твари, но в эту минуту его душа была открыта видениям и предсказаниям. Он без колебаний последовал за лисом и через некоторое время споткнулся о неподвижное тело Диего. Увидев, что нога брата чудовищно распухла, Бернардо сразу понял, что произошло. Не теряя ни минуты, он взвалил Диего на плечо, словно мешок, и быстрым шагом направился к тому месту, где ждала Белая Сова. Индианка приложила к ноге внука целебные травы, которые заставили его хорошенько пропотеть, изгнав из организма яд.

— Тебя спас лис. Он — твое тотемное животное, твой хранитель, — объяснила бабка. — Ловкость, хитрость и ум — вот твои добродетели. Твоя мать — луна, и твой дом — пещеры. Как лис, ты должен находить то, что скрыто во тьме, притворяться, прятаться днем и действовать ночью.

— Для чего? — смущенно спросил Диего.

— Придет день, и ты узнаешь, нельзя торопить Великого Духа. А пока приготовься, чтобы встретить во всеоружии этот день, — наставляла его индианка.

Мальчики благоразумно сохранили проведенный Белой Совой обряд в тайне. Испанские колонисты считали индейские обычаи проявлением дикости. Диего не хотел, чтобы правда дошла до его отца. Рехине он, не вдаваясь в детали, рассказал об удивительном лисе. Бернардо никто ни о чем не расспрашивал: у немоты определенно были свои преимущества. Люди не обращали внимания на юного индейца, и он мог спокойно наблюдать их пороки. Бернардо научился толковать человеческую мимику и жесты и пришел к выводу, что слова не всегда совпадают с намерениями. Мальчик видел, что задир легко смутить и приручить, что сильные страсти редко бывают искренними, что высокомерие — свойство невежд, а льстецы обычно оказываются подлецами. Вскоре Бернардо стал настоящим знатоком людских душ и использовал свои знания, чтобы защитить доверчивого Диего, не способного разглядеть у других пороки, которым он сам не был подвержен. Мальчики больше не встречали ни лиса, ни черного жеребенка. Иногда Бернардо казалось, что он видит Торнадо в табуне диких коней, а Диего во время прогулки наткнулся как-то раз на лисью нору с новорожденными детенышами, но это происшествие едва ли можно было считать предзнаменованием, ниспосланным Великим Духом.

Тем не менее в жизни братьев действительно начался новый этап. Оба понимали, что перешагнули порог, оставив детство позади. Мальчики еще не стали мужчинами, но уже получили свой первый суровый урок мужества. Теперь их все чаще охватывало жгучее, мучительное влечение, совсем не похожее на нежную привязанность, которую Бернардо испытывал к Белой Сове. Никому из них не пришло в голову утолить свое желание с какой-нибудь индианкой, свободной от предрассудков, которые прививали неофитам в миссиях: Диего останавливало безграничное уважение к бабке, а Бернардо — детская влюбленность в Ночную Молнию. Мальчик не питал надежд на взаимность, понимая, что его избранница — взрослая девушка, за которой ухаживает множество мужчин, готовых преодолеть сотни лиг, чтобы принести ей подарки, а он — всего лишь нелепый подросток, нищий и к тому же немой. Три метиски и пышная мулатка из веселого дома в Лос-Анхелесе внушали братьям куда больший ужас, чем отвязавшийся бык; то были создания особого рода, с накрашенными кармином губами, пропитанные запахом жасминовых духов. Как и все их сверстники, — кроме Карлоса Алькасара, который хвастался, что уже сорвал запретный плод, — мальчики взирали на женщин издалека, с почтением и испугом. Диего часто прогуливался по площади Армас с другими отпрысками идальго. Юноши неторопливо обходили площадь, а навстречу двигались покрытые мантильями девушки из хороших семей, искоса поглядывая на них и робко улыбаясь из-под вееров. Мальчишки в воскресной одежде изнывали от желания. Юноши и девушки избегали друг друга, но самые смелые из приятелей Диего просили у алькальда разрешения петь серенады под балконами своих избранниц. При одной мысли об этом Диего трепетал от смущения, не в последнюю очередь потому, что алькальдом был его отец. Однако на всякий случай он все же стал тренироваться в исполнении любовных песен, подыгрывая себе на мандолине.