Битва на Калке - А. Живой

Покончив с раздвоением сознания окончательно, караванщик сделал короткий знак рукой. Охранники у борта вскинули луки.

– Хоронись! – крикнул зычным голосом Путята, мигом оценив ситуацию.

Спустя мгновение добрый десяток стрел накрыл ладью черниговцев. Одному ратнику из пополнения Еремея пригвоздило стрелой ногу к лавке, на которой он сидел. Дикий вопль огласил днепровские просторы. Второму стрела вошла в плечо. «Все, – решил про себя Забубенный, – точно международный скандал».

Но Путяту, похоже, это не так сильно обеспокоило, как механика. Он снова оказался в своей родной стихии. На ладью напали, не важно кто и почему, значит надо дать отпор. Воевода, схоронившись от первого залпа вражеских лучников за мачтой, зычным голосом, так что его приказание прокатилось над палубой гулким эхом, рявкнул:

– Лучники, а ну отправить гостинцев в ответ!

Тот час добрая дюжина молодцов, в числе которых оказался и меткий Данила, достала луки из-под скамьи, приладив стрелы к тетиве. Натянула ее и пустила в догон заморским гостям целый рой стрел, подарок от ратников черниговского князя. О своего места у правого борта Забубенный видел, как стрелы веером накрыли удалявшуюся ладью заморского каравана. Сам хозяин исчез из виду, наверное, спрятался где-нибудь в трюме вместе с наложницами, решил Григорий. Основной удар, как всегда, пришелся на охрану. Троих вояк заморских прошило насквозь стрелами черниговскими, да так, что они одновременно с кормы сверзнулись в воду бурливую. Еще одного стрелой к мачте пригвоздило, то Данила постарался. Пятому стрела в руку вошла, попортив ее изрядно. Остальные попрятались было, да борта у той ладьи не чета нашим были, низкие. Не спрячешься. Их хорошо видать было.

«Пять два», про себя считал Забубенный, не принимавший в неожиданной перестрелке участия. Его пока мучила совесть за то, что он стал причиной межнационального конфликта. Но остальных ратников на ладье она, похоже, не мучила вовсе. Они даже вошли в азарт своего привычного дела, подначивали друг друга, обсуждая результаты стрельбы. Военный должен воевать, иначе он будет пить и гнить. Это вековая мудрость.

Григорий, не отрываясь следил за происходящим позади. Расстояние, разделявшее неожиданных врагов, становилось все больше. Прилетевшие второй волной стрелы от охранников каравана воткнулись в борта и щиты оборонявшихся, но никого не убили и даже не ранили.

Забубенный смотрел на Путяту со стороны и ожидал от воеводы чего-то экстренного, типа приказа развернуть ладью, догнать караван и взять все его суда на абордаж. Спалить и пустить их на дно, отобрав товары, как настоящие пираты. От бравого черниговского воеводы, на службе у которого состоял настоящий разбойник, и такого можно было ожидать. Но Путята даже не давал новой команды стрелять, видно, понимая, что не за чем стрелы переводить, все равно не достанут, да еще против ветра. Молча, он смотрел назад, в сторону удалявшейся ладьи с неизвестно чьим посланником.

Забубенный уже с явным облегчением решил, что так и погаснет, не успев, как следует разгореться международный конфликт. Как вдруг, на удивление Григория, новая волна стрел окатила ладью заморскую, положив едва не треть охранников оставшихся в живых. То поравнялись гости с ладьей Еремея, а помощник воеводы узрев издалека перестрелку, уже заранее к заварушке изготовился. Его бойцы, стояли почти не таясь, и пускали стрелу за стрелой в ладью караванщика, словно забавляясь. Азиаты едва успели дать один жидкий ответный залп, который, правда, стоил жизни двум ратникам Еремея.

Несмотря на то, что вокруг ничего не грохотало, не было слышно разрывов снарядов, не трещали, как в некогда современной для него войне, автоматные очереди, а только был изредка слышен чавкающий звук стрел, вонзавшихся в мокрую древесину, Забубенный не мог оторваться от созерцания экологически чистой схватки. Тем не менее, люди в этой схватке гибли по-настоящему.

Спустя несколько минут воздух огласился дикими криками. Оказалось, что к сражавшейся в одиночку с черниговцами последней ладье каравана присоединились все остальные, кроме груженных верблюдами и наложницами, и численный перевес мгновенно оказался на стороне азиатов. Случилось это, когда ладья Еремея уже вышла из зоны обстрела, вслед за ладьей самого Путяты. И весь удар разъяренных гостей Руси пришелся на ладью Кузьмы и последнюю, груженую больше оружием и лошадьми. Вот тут то азиаты отыгрались. Тучи стрел заполнили воздух между кораблями. Одна за другой эти тучи осыпали корабли русичей, поражая ратников, которые тоже метко отстреливались. Но силы были не равны. И Забубенному показалось, что дальше разведывательную экспедицию продолжит максимум два корабля, да и то, если караванщик не решит развернуть караван и броситься в догон за обидчиками ни с того, ни с сего убившими его охранника.

«Интересное дело международная политика, – рассуждал механик под шум ветра, заглушавший иногда крики и вопли бившихся вдалеке воинов, – один случайный выстрел и псу под хвост все договоренности. Разбирайся потом, кто виноват. Снова война, маневры. Но, главное, всем на удивление весело. Недолгая, но активная жизнь».

Путята, как казалось, спокойно наблюдал избиение собственного арьергарда. Ввязался в бой, выходи из него с честью, даже если ввязался по глупости. Всем было ясно, а особенно Забубенному, что самое главное дело, ради которого их послали в чужие далекие земли, еще впереди. Оно еще и не начиналось, как следует. А они почитай треть, если не половину людей уже потеряли из-за этой стычки с азиатами. Для такого дела люди важны, да тишина. А теперь и людей покосило и шуму будет, на всю Русь. Но молчал воевода. Ничего не сказал он Даниле. Только раз, как бы невзначай, задержал взгляд на своем помощнике, а тот в свою очередь с непониманием глянул на Забубенного. Механик же буравил взглядом доски днища лодейного. На том и закончили разбор полетов. Ну, стрельнул случайно и стрельнул, что же теперь поделаешь. А чей это был караван, из какого царства государства, кому подарки вез, и сколько там народу полегло, про то сведаем, когда назад воротимся.

«Если, конечно, воротимся, – только и подумал механик-оптимист, – если тут ежедневно так развлекаются, то это задание, – билет в один конец. Наша служба и опасна и трудна. Эх, жаль, что самолетов-невидимок, да парашютов еще не придумали. Легче было бы проникнуть в тыл к врагу».

Скоро стихли дикие крики над Днепром, то последняя ладья вышла из-под обстрела азиатов. Никто из участников неожиданной схватки не захотел продолжить битву. Не повернул своих ладей посланник неизвестного царства, чтоб черниговцев наказать. И Путята не стал догонять караван заморский сызнова, чтоб отыграться за убиенных ратников. Военное дело серьезное, надо помирать – помирай. Ничего не поделаешь. Да только разведчикам-диверсантам, а именно так и называл про себя Забубенный отряд черниговского воеводы, биться следовало только в крайнем случае. Иначе можно всех людей растерять, а задания княжеского не выполнить. Видать про то и размышлял воевода, когда приказал дальше свершать путь.

Так и шли черниговские ладьи до самой темноты, пока не настало время вставать на ночлег. А место определилось скоро, на излучине реки с правого берега. Было то напротив третьего днепровского притока, что прозывался Ворсклой, как выспросил любознательный механик у Данилы.

Как стали на ночлег определяться, посчитали потери. В той стычке с азиатами почитай треть народу черниговского полегло. Особенно на двух последних ладьях. Та, что в самом конце каравана обреталась, вообще непонятно, как добралась до ночлега. Из пятнадцати душ в живых осталось только пятеро. Все остальные почивали теперь вечным сном под мокрым саваном днепровских вод. Пригорюнился воевода. Позвал к себе Еремея с Кузьмой на совет. Остальным спать велел, сил набираться. Забубенный, хоть и гребли в этот день немного, устал как собака. Перекусил, чем дали, и уснул крепким сном.

Наутро обнаружилась новая диспозиция. Велел Путята всем, кто в живых на ладье задней остался перейти в ладью, которой Кузьма распоряжался. Да оружья с собой перенести кто сколько сможет. Лошадей азиаты много побили своими стрелами. Если бы не смерть воинов, то часть из оставшихся в живых стала бы пешими, затруднив передвижение посуху. Но, к несчастью, и ратников погибло немало, а потому живые все при конях пока оставались.

Ладью четвертую, что теперь пустой выходила, повелел воевода сжечь, чтоб кому не попадя не досталась. А дальше идти на трех ладьях. До границы русских земель с половецкими оставалось уже не более дня пути. Тут уже всяких людей можно было повстречать, окромя половцев. Ходили по Днепру разные караваны, многие товары на себе везли. А с ними плавали не только достойные мужи, но и всякий сброд, бывало. Разбойники, опять же, любили пограничные земли, где не понять, чья власть. Ни тебе паспортов, ни тебе виз. А по берегам, не только половцы кочевали, но и разный неизвестный люд, как поведал Данила любознательному механику. Потому следовало идти скопом и держаться друг дружки, так надежнее выходило и безопаснее.