Великий и Ужасный 4 (СИ) - Капба Евгений Адгурович

Конечно, принцем на белом коне я ни разу не был… Да и на белого коня не тянул. Так, придурок с бочкой. Но в этой байкальской резервации творилась очевидная дрянь, да и атмосфера в эльфийских коллективах явно требовала внимания со стороны коучей и тимбилдеров. Как их с таким подходом еще не передушили всех милые соседи? С другой стороны — стреляли эльфы действительно хорошо. Да и магия… Потенциально может доставить проблем оккупантам. Но пока что инициатива была явно не на стороне лаэгрим!

Хотел ли я это изменить? Пожалуй, что и нет. Пока что все сибирские эльфы кроме Эсси оказывались теми еще говнюками! Ермоловы были говнюками похлеще, конечно, но если предлагают выбрать между говном собачьим и говном конским — я предпочитаю не выбирать вовсе, если речь не идет об удобрениях для огорода. Я предпочитаю забрать из этой клоаки свою девушку и свалить нафиг.

Речушка весело булькала и переворачивала быстрым течением мелкие камешки. Вдоль берега тянулась едва видимая тропинка, может быть, даже — звериная тропа. Но самих зверей я не видал. Еще бы: найдите среди местных медведей или волков идиота, который будет соваться к странному типу с бочкой на башке, воняющему как сволочь, да еще и напевающему под нос мерзким голосом!

С кровищей на роже и заляпанной одеждой нужно было что-то делать. Не являться же пред светлы очи родственничков моей ненаглядной в таком непотребном виде? У меня теперь имелась сменка — благодаря мародерству, так что я вполне мог позволить себе переодеться! Оглядевшись, принюхавшись, прислушавшись и не обнаружив очевидных угроз, я нашел подходящее место: высокую раскидистую ель у самого бережка, ветви которой образовывали некое подобие шатра. Туда я и сунулся, и бочку сунул. Там и разделся догола, грязные вещи сунул в какую-то ямку и засыпал опавшей хвоей и землей, бочку пристроил у самого ствола, предварительно выудив из нее штаны с карманами и куртку более-менее подходящего размера… Ой, да кого я обманываю? Рукава придется закатывать, все равно они практически на три четверти, штанины в ботинки заправлять, потому что они и до щиколоток не достают… Но это лучше, чем ничего! Так что я ухватил в руки самое ценное: бердыш, и пошлепал босыми ногами по прибрежным камешкам.

В студеную воду заходил с опаской: течение, опять же, и холодно до усрачки! Пробирало до костей, если честно. Речка была неглубокая, и я, как дебил, топтался по мелководью с голой жопой, выискивая какую-никакую приличную бочагу, чтобы глубины хватило хотя бы по пояс. Ну, и нашел: тупо поскользнулся и ляпнулся в воду, окунувшись с головой, но не выпустив при этом бердыш и не издав ни одного демаскирующего вопля — только булькал. Даже для урукского организма такое купание было экстримом, и я, волочась по камням и пуская пузыри, пытался ухватиться за что-нибудь, найти точку опоры, встать, наконец!

И тут меня течением пронесло мимо мирно стоящего на бережку бронетранспортера: черного, с ермоловским гербом и огнеметом! Если бы я мог охренеть еще больше, чем от купания в ледяной воде голышом — я бы точно охренел. Эти типы явно чувствовали себя тут вольготно! Или — пребывали в счастливом неведении…

Мой взгляд из-под воды выхватил сушащиеся над костром носки, под которыми кипел чайник, режущихся в карты солдат на броне машины и ссущего в воду бородатого мужика в камуфляже и с сигаретой в зубах. Я внутри этой воды, не сметь ссать!

— Сукападла!!! — меня мигом подбросило из реки неким чудодейственным образом, и глаза ссущего вояки тут же стали квадратными, а сигарета выпала из его раззявленного рта.

— А-а-а-а-а! — заорал он и побежал прочь, сломя голову.

— А-а-а-а!!! — заорали его соратники, увидев голого, мокрого и очень злого огромного орка с бердышом, который возник как будто бы из ниоткуда.

На полянке в лагере ермоловских воцарилась паника. Кто-то влетел в костер и опрокинул чайник в горячие угли. Другие просто мчались сквозь ельник, не разбирая дороги и продолжали орать, третьи полезли зачем-то в десантный отсек броневика. Те, что играли в карты на броне, повели себя наиболее адекватно: сверзились на землю и поползли под брюхо машины, лихорадочно приводя в боевую готовность свои короткие, компактные автоматы. Я выбежал на берег, потрясая бердышом и всем остальным, чем можно было потрясать в подобной ситуации, и совершенно не соображал, что теперь делать. Но клацанье затворов из-под бронемашины тут же дало ответ на этот вопрос: выживать!

Вместо того, чтобы искать укрытие, я огромными прыжками ринулся вперед, к броневику — он стоял метрах в пяти от берега. Дальнейшее произошло одновременно: они начали стрелять, а я взлетел в воздух в эпичном прыжке и лупанул сальтуху, приземлившись уже на броне. Знакомым ударом обуха бердыша я загнул хобот огнемета и заблокировал работу башни, а потом дождался, когда один из солдат высунет рожу из-под машины, чтобы оценить обстановку — и прыгнул на нее. На рожу, в смысле.

Жестоко? Но не я же первый начал! Подумаешь, голый черный урук с бердышом вынырнул из-под воды! А кто бы не вынырнул на моем месте? Я в них не ссал и из автомата не стрелял вообще-то! Сами виноваты. Могли вон чайку предложить… Или кофе у них там? Кофе? Я тысячу лет не пил кофе!

Второго я вытащил за ногу и выкинул в реку. Он упал плохо, явно бассейн в школе не посещал, практики аккуратного вхождения в воду у него не имелось… С другой стороны, как бы такая практика ему пригодилась, если он грянулся на мокрые твердые камни хребтиной? Спустя буквально пару минут после моего здесь эффектного появления бивак на поляне оказался пуст. Оставались еще те, кто сидел в десантном отделении броневика, но они там и пикнуть боялись, так что я на секунду остановился, оглядывая учиненный мной погром.

— Неловко получилось, — пожал плечами я. — И вообще — в эльфийском лесу, на одном броневике… Головотяпы! Это чревато кровавыми послед…

Мое правое ухо дернулось, вычленив из лесной симфонии очень знакомые и очень страшные звуки:

— Щелк! Щелк!

— Я-а-а-ать! — я выхватил чайник, который все-таки оказался кофейником, из углей, надеясь, что там осталось хоть немного кофе, и с посудиной в одной руке и бердышом в другой мигом отступил к реке и побежал по мелководью к тому месту, где оставил свои пожитки под елочкой. Встретить родню Эсси, потрясая мудями, бердышом и чайником — гораздо более тупая идея, чем увидеться с ними в окровавленном виде! Я не сомневался, что стреляли в лесу Росомахи…

— Шлеп, шлеп, — шлепали мои босые ноги по речной гальке.

— Ять! Ять! — матерился я, когда попадались острые камешки.

Наконец я вышел к знакомому участку берега, нырнул под елку, поставил на землю кофейник — в нем все-таки что-то плескалось! — и быстро-быстро принялся одеваться, скрючившись в три погибели. В тот самый момент, когда я уже надел штаны, обулся и, сидя на корточках, присосался к отвратительному недоваренному кофе прямо через носик кофейника, над моим ухом раздался смутно знакомый голос:

— Конечно! Я ни минуты не сомневался, что это именно ты! Бабай Сархан собственной персоной в сердце Ород-Рава, и уже поставил на уши весь анклав! О, Эру, я не знаю — смеяться или плакать?

Резко оборачиваться смысла не было, поэтому я, не отрывая кофейник ото рта и продолжая хлебать кофе, повернулся медленно и вежливо помахал рукой Брегаладу, который, отодвинув стволом винтовки еловые ветви, смотрел на меня и ухмылялся. Лицо эльфийского принца было открыто, шлем-маска с мордой росомахи — сдвинут на затылок, так что я легко узнал брата Эсси.

— Ты едва не сорвал нам операцию, но так вышло даже лучше. Теперь командование экспедиционного корпуса Ермоловых будет считать, что у нас как минимум сотня наемников-уруков. Один крупный отряд разгромил авангард под Аэлиной, второй — растерзал дровосеков на просеке, третий — охотится на патрули, которые прочесывают лес.

Я наконец допил кофе, сплюнул ненавистную кофейную гущу и, поковырявшись пальцем в зубах, проговорил: