1941-Работа над ошибками - Иван Байбаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сергей отметил время - с момента окончания боя прошло не более сорока минут - и пошел искать старшего лейтенанта Микульченко. Тот, выслушав идею Сергея, сначала решил, что это шутка. Для него, несколько дней подряд отступавшего с боями в надежде догнать своих, а сегодня уже потерявшего эту надежду в последнем неравном бою, желание Сергея остаться, и уничтожить еще одну немецкую воинскую часть группой из нескольких человек, пусть и при поддержке броневиков, казалось самоубийством. Но мешать Сергею не стал и построил весь свободный личный состав. Когда тот стал вызывать двух добровольцев, умеющих стрелять из танковой пушки Т-26, и двух заряжающих в помощь им, вперед вышли все "безлошадные" танкисты, все артиллеристы, и еще пара десятков бойцов, которые не умели стрелять из танковой пушки, но хотели прикрыть отход своих боевых товарищей. Сергей смотрел на осунувшихся, усталых добровольцев, только что вышедших из тяжелого боя, и вновь готовых идти в бой за Родину, за своих товарищей, и в душе его поднималось давно забытое в той жизни чувство. Чувство гордости за этот народ, наравне с пониманием того, почему и как был сломан хребет лучшей в мире на этот момент военной машине в его истории.
Выбрав среди добровольцев нужных, Сергей сказал остальным.
- Товарищи бойцы. Братцы. Сегодня Вы вызвались добровольцами в бой, чтобы прикрыть своих товарищей, чтобы еще раз бить врага, который вторгся на нашу землю. Сегодня не все из Вас оказались нужны в предстоящем бою. Но вы по-прежнему нужны своему народу, своей Родине. Нужны здоровыми, сильными, смелыми и умелыми бойцами, чтобы Вы били фашистов всегда и везде - летом и зимой, в обороне и в наступлении - а сами при этом оставались в живых. Да, в живых - потому, что Ваши жизни также дороги и нужны Родине, как и Родина нужна и дорога Вам. Поэтому, сейчас мы останемся, а вы в составе колонны, пойдете дальше, в Сокулку. И там, отдохнув, набравшись сил, кое-чему подучившись, Вы еще много раз будете бить врага, защищая Родину. Но помните, что я сказал Вам сейчас. Мы, те, кто сейчас остается, тоже не собираемся умирать. Мы разобьем врага и догоним Вас. И мы еще повоюем вместе!
Сергей и сам не мог понять, с чего это его вдруг потянуло на столь пафосную речь. Но вот накатило, когда он глядел в глаза людей, только что вышедших из неравного боя и снова готовых идти в неравный бой.
И теперь, глядя, как не только добровольцы, но и весь строй от его слов будто обрел второе дыхание, Сергей не жалел об этом. Более того, подошел к старшему лейтенанту Микульченко и попросил того без шума составить список тех, кто вызвался сейчас добровольцем, намереваясь по возвращении в Сокулку найти их и забрать к себе. А еще попросил Микульченко, если вдруг Сергей с бойцами не догонит их на марше, найти в штабе 33 танковой дивизии начальника особого отдела бригадного комиссара Трофимова, рассказать о бое и передать просьбу Сергея, чтобы их встретили у передового поста на въезде в город. Это - для сбережения трофейной техники от уничтожения и ускорения процедуры выяснения личностей.
С отходящей колонной Сергей отправил всех своих бойцов, и технику группы, за исключением Игоря (тот напросился в бронетранспортер за пулемет). Зенитчика, как тот не упирался, тоже отправил с колонной, - там он в качестве ПВО был важнее и нужнее. Но, когда колонна уже отправлялась, из кабины "шнауцера" вдруг выскочила Таня, подбежала к нему, на ходу заливаясь румянцем смущения, и порывисто схватила за руку, вновь затянув его взгляд в омут своих широко распахнутых зеленых глазищ. Постояв так пару секунд, Таня сжала руку Сергея и тихо прошептала, еще более пунцовея,
- Пожалуйста, возвращайся живым!
И побежала обратно, оставив Сергея с глупой улыбкой на губах.
Интерлюдия
Татьяна Соколова родилась и выросла в Москве, в интеллигентной учительской семье. Отец - преподаватель математики на физико-математическом факультете Московского университета, мама - выпускница Московского Александровского женского института - преподавала в гимназии литературу, словесность и иностранные языки, коих знала пять. Родившись в 1915 году, она, благодаря опеке и заботе родителей, почти не видела ужасов революции и гражданской войны. С детства будучи, опять же благодаря родителям, умным и развитым ребенком, Таня рано пошла в школу и с удовольствием училась, успевая помимо школьной программы изучать дома с мамой, и по ее примеру, одновременно французский, английский и немецкий языки, которые давались ей удивительно легко. Окончив школу с отличием, также легко поступила на лечебный факультет 1-го Московского медицинского института. Врачом она твердо решила стать с детства, лет с 10-ти, когда подобрала на улице котенка со сломанной лапкой, и родители отвели ее с котенком на руках к участковому доктору. Тот, хорошо знавший их семью, не отказал, не послал их к ветеринару, а сам занялся жалобно пищащим котенком. Тогда-то Таня, наблюдая за уверенными движениями доктора, накладывающего гипс на кошачью лапку, решила, что самое лучшее занятие на земле - лечить. Котенок, кстати, вырос в огромного, но доброго и ласкового кота, совсем не хромал и очень любил громко урчать, лежа у Тани на коленях. Его смерть от старости стала для Тани первой большой трагедией. Окончив медицинский институт в июне 1941 года, Татьяна Соколова получила направление на работу в городскую больницу города Августов. Туда и ехала на поезде 22 июня, когда началась война...
Поезд попал под бомбежку часов около 7 утра, уже почти на подходе к городу. Один из пролетающей мимо группы немецких самолетов, идущих со стороны границы, как-то лениво отвернул, и в пикировании сбросил бомбы на их поезд, хотя четко было видно, что это не военный эшелон. А потом сделал еще пару заходов, расстреливая мечущихся в панике безоружных людей из скорострельных пушек и пулеметов. Там, возле разбитого состава, пытаясь скромными ресурсами своей медицинской сумки помочь раненым, Татьяна впервые познала щемящее чувство бессилия, когда у нее на руках люди умирали от тяжелых ран, а она понимала, что ничем не может им помочь.
Пока Татьяна возилась с тяжелоранеными, уцелевшие пассажиры поезда разбрелись кто куда, и она осталась одна. Что делать? Куда идти? Впервые в жизни Таня совершенно растерялась, привычный мир рассыпался осколками под немецкими бомбами и пулеметами, а новая реальность пугала своей неизвестностью. И она, взяв свою медицинскую сумку, да пару вещей из чемодана, побрела от страшной железной дороги в лес, куда, как она успела заметить, пошли и некоторые пассажиры поезда.
На второй день блужданий по лесу Татьяна набрела на какой-то хутор, где и встретилась с пограничниками, тащившими своего раненого командира по немецким тылам. Попросилась с ними, и вот, второй день вместе с ними шла от границы вслед за отступающими советскими войсками, ухаживая за раненым. Но раненый был плох. Да, она, как и все врачи, проходила в институте военную подготовку по направлению военно-полевой хирургии, и видела, что ему нужна операция - несколько осколков засели глубоко внутри. Она даже могла бы сама сделать эту операцию, но без инструментов, с ее небольшим набором медикаментов и перевязочных средств, это было невозможно, поэтому только меняла повязки да чистила раны от нагноения. Об этом и сказала остальным - или командира нужно срочно на операционный стол - или день, два, и летальный исход.
Вот тогда один из пограничников взял пулемет с остатками патронов, и направился к дороге - наблюдать обстановку и искать транспорт. Когда он вернулся и сообщил, что стрелял по немецкой колонне, но не попал, а сейчас нужно уходить, потому что немцы могут организовать преследование, Татьяну вновь охватило отчаяние. Еще один человек умирает у нее на руках, и она снова не может помочь. И она стала сердито и горестно выговаривать бойцу, хотя разумом понимала, что боец не виноват - так складываются обстоятельства этой проклятой войны.
А потом на полянку вышел человек в немецкой форме и тепло, по-доброму, улыбнулся ей. И оказалось, что это не немцы, а свои, советские бойцы, которые выполняют особое задание в немецком тылу, и у них есть транспорт, и они всех заберут с собой, к нашим... И пока она, бережно поддерживаемая под локоть их командиром с удивительно доброй улыбкой, шла по лесу к дороге, а потом осматривала и наскоро обрабатывала раненого летчика, в душу ее постепенно возвращались покой и ощущение того, что теперь все будет хорошо.
Позже, на привале, уже по-настоящему обрабатывая раны и вкалывая лекарства, Таня иногда, искоса, бросала быстрые взгляды на этого, как она слышала, лейтенанта Сергея Иванова. И каждый раз почему-то легонько вздрагивала, наткнувшись на его спокойный, чуть улыбчивый взгляд. И не могла понять - да что же это с ней такое? А потом был бой. И она сидела с двумя ранеными в небольшой замаскированной ложбине в километре от места боя, слушала звуки разрывов, и боялась. Боялась за него. И очень-очень хотела, чтобы с ним ничего не случилось. А когда ее с ранеными забрали и привезли к месту боя, выскочила из кузова и первым делом отыскала взглядом его. Живой! И не ранен! Таня почувствовала, как в ее душе поднимается светлая радость, и, покраснев, быстро отвернулась, сосредоточившись на осмотре и обработке раненых. А Сергей заметил, что раненых много, и ей с непривычки тяжело, подошел, похвалил и сказал пару ласковых слов. И ей сразу как-то легче стало, будто второе дыхание открылось.