Катализ. Роман - Ант Скаландис

— Интересно, — произнес Женька. Он уже отчаялся понять, что такое сеймер (наверно, какой-то новый источник энергии), да и так ли это важно? — А можно без них жить на самом деле, без сеймеров?

— На самом деле — нельзя. Ну вот подумай, можно было в конце прошлого века жить без электричества? Теоретически, наверно, можно, а на самом деле — нельзя.

— Я понял! — объявил Женька.

— Молодец, — похвалила Ли.

И тут раздался стук в дверь.

12

Собственно это был не стук, а удар в дверь. Никто не спрашивал разрешения войти — они просто ворвались в номер. И за те короткие секунды, что прошли от первого услышанного Женькой громкого звука до появления зеленых в проеме двери, он успел подумать с горьким чувством обиды на самого себя о том, что так и не спросил у Ли о главном. Теперь, по мгновенной ассоциации с этим грубым вторжением, главные для Женьки вопросы — об отрубленных руках, о девушке в лифте, о каннибальском блюде — всплыли в мозгу во всей кошмарности их обнаженной сути, и нелепое, но вместе с тем страшное ощущение захлестнуло Женьку: поздно, теперь уже поздно, теперь он никогда не узнает ответов на свои вопросы. И это не было ожиданием смерти или страхом лишения свободы без права задавать вопросы — о такого рода последствиях Женька подумать не успел, — а была это именно обида, наивная, смешная, детская обида на то, что он не успел спросить у Ли обо всем, о чем хотелось, и теперь, как бы ни повернулись события, все будет уже не так, не так, не так…

Гостей было шестеро. Сначала в комнату буквально впрыгнули двое в зеленой одежде, являвшей собой странную смесь военной формы и спортивного костюма. Они замерли в напряженных позах, равно готовые к стрельбе и рукопашной. В вытянутой правой руке каждый из них держал небольшую плоскую коробочку с выемкой для указательного пальца, с кнопкой под большим и с угрожающим отверстием в торце. Следом в комнату величественно вступил чернявый красавчик в элегантнейшем темно-зеленом костюме-тройке с ярким изумрудным галстуком на белоснежной рубашке. Женька отметил его тонкие руки, очень бледное, до синевы выбритое лицо, тонкие словно поджатые губы, прямой нос и большие светлые, почти бесцветные, глаза.

— Сам Кротов, — шепнула Ли, и Женька удивился: красавчик с бесцветными глазами был удивительно молод — лет двадцати пяти, не больше.

«Черт знает что, — подумал Женька. — Резервация для чокнутой молодежи, борющейся с прогрессом, и юный маньяк во главе».

С некоторым запозданием и с громкой бранью ввалился в комнату следующий типчик. Вот это был экземпляр! Крупный, рыжий, с длинными волосатыми ручищами, с жирным красным лицом, тоже очень молодой и… в форме полковника погранвойск. То есть, скорее всего, этот детина и сам не понимал, какой китель напялил, но Женька, увидевший погоны советского офицера, тут же отметил и зеленые просветы на них. За «пограничником» вошли еще двое с огнестрельными коробочками и неслышно встали сзади.

И только тогда до Женьки дошло, что милая, славная Крошка Ли лежит перед этими подонками совершенно раздетая, а он сидит на постели рядом и даже не пытается прикрыть ее. Однако Ли совсем не смутилась.

— Привет, Кротов! — сказала она, не вставая.

— Встань, шлюха!! — взревел «пограничник».

Женька невольно вскочил, но Ли поймала его за руку: дескать, спокойно. Сама она и бровью не повела. И, не удостаивая вниманием орущего бугая, вновь перешедшего на мат, обратилась к Кротову:

— Игнат, утихомирь Китариса. Он мне надоел.

— Помолчите, пожалуйста, полковник, — негромко произнес Кротов, и громила в офицерской форме затих. — А ты, Крошка-шлюшка не очень-то выступай.

— Фи, господин Кротов, от вас такое слышать! — с притворным возмущением воскликнула Ли.

И тогда Кротов взорвался:

— Хватит, грязная потаскуха, корчить из себя принцессу!

«Интересно, — подумал Женька, — что будет, если я сейчас возьму и врежу по зубам этому зеленому недоноску?»

Идея показалась настолько привлекательной, что, не раздумывая более, Женька сделал два быстрых шага и провел очень резкий прямой правой.

Дальше ничего интересного не было. Председатель еще летел в угол комнаты, а Женьку уже держали за скрученные руки двое зеленых.

— Не бить! — крикнул вскочивший Кротов. — Не бить его! Слышали? Расстреляю мерзавцев! Спят на работе! На кого засмотрелись? Бабу не видели?! Кретины!

Губа у босса зеленых была разбита, и он то и дело прикладывал к ней тыльную сторону ладони и смотрел на пятнышко крови.

— Ты что, родной, — обратился он, наконец, к Женьке, — ты вообще соображаешь? Руками махать! Они должны были убить тебя. Тебе просто повезло. Так веди себя прилично, родной. Ты не дома!

Женькины руки были вывернуты, двигаться ему было почти невозможно, и он злился. С другой стороны, видя спокойствие Ли и вспоминая крик председателя «Не бить!», он почувствовал себя довольно уверенно. Он поднял глаза на этого юного предводителя психопатов и четко произнес:

— Вы тоже не дома, господин Кротов. Вы у меня в гостях. Поэтому: первое. Попрошу обращаться ко мне на «вы». Второе. Попрошу не оскорблять мою Ли. Третье. Скажите вашим болванам, чтобы они меня отпустили (при соблюдении первых двух условий я не намерен драться).

— Ого! — удивился Кротов. — А вы держитесь молодцом! Отпустите его, ребята.

Женьку отпустили, и он многозначительно помассировал кисти.

— Сволочь ископаемая! — проворчал Китарис.

— Товарищ полковник! — рявкнул Кротов. — Я прошу вас помолчать вплоть до особого распоряжения. — И продолжил уже спокойно. — Собственно говоря, никто никому не желает зла. Мы пришли просто познакомиться. Что поделаешь, если мой друг Китарис чуточку слишком горяч… Итак. Мы узнали о вашем счастливом возвращении… м-м-м… с того света и поспешили засвидетельствовать свое почтение от имени партии, а так же администрации вольного города Норда, с тем чтобы как можно скорее ввести вас в курс событий и присвоить вам статус полноправных граждан нового мира. Я понятно излагаю?

— Вполне, — сказал Женька. Он решил не иронизировать по поводу методов знакомства.

— А вот эта женщина, — Кротов встал у постели, и Женька весь напрягся, — хочет нам помешать. Она пытается перебежать нам дорогу. — Председатель нажал что-то на стене, и в ней открылась ниша, вверху которой мигали лампочки и блестели кнопки.

— Эта женщина думает, что способна одна решать за всех.

Он набрал какой-то цифровой код, и из ниши выпал прозрачный пакет с чем-то серебряным.

— Никто не имеет права решать за всех. За всех могут решать только все. Или, в крайнем случае, партия. На, оденься.

Он швырнул пакет Ли.

— Сначала — душ, — напомнила она с достоинством и встала. — Скажи своим людям, чтобы они отошли от двери минимум на два метра. Я этим кобелям не доверяю.

— Отойдите, товарищи, — сказал Кротов. — А ты шагай, Крошка, и не надо грубить. Твой клиент из прошлого, товарищ Вознесенко, просит нас не оскорблять тебя. Так будем же взаимно вежливы.

Крошка Ли вышла, и все стояли как вкопанные. Было слышно, как щелкнул замок на двери ванной. Потом Кротов вяло приказал:

— Обыщите помещение.

Зеленые принялись за работу. Между собой они переговаривались на незнакомом Женьке языке, но он смутно догадывался, что именно ищут эти люди. А когда один из них, повертев в пальцах стакан с остатками похмелина, подозвал к себе жирного борова Китариса и они все вместе принялись громко говорить и кивать головами, догадка переросла в уверенность. Люди Кротова искали сибры.

— Поднимите второго, — распорядился Кротов, и двое открыли дверь в комнату Черного. Оттуда послышалось нечленораздельное ворчание.

— Послушайте, Вознесенко, — сказал председатель, — Евгений… Как вас по батюшке?

— Валентинович.

— …Валентинович. Вы о многом успели с ней поговорить, Евгений Валентинович?

— А что? — осведомился Женька агрессивно.

— А то, что вы об этом сами пожалеете. Крошка Ли — не совсем тот человек, который вам сейчас нужен.

Женька не знал, о чем идет речь, и потому допускал, что Кротов может быть прав, — во всяком случае частично, — но тем большую злобу вызывал его самоуверенный тон.

— А почему вы, собственно, решаете, когда и какой человек мне нужен? А если я о чем-то и сожалею, то лишь о том, что местные власти — в вашем лице, господин Кротов! — начинают переговоры с нами с оскорблений дорогого для меня человека.

Председатель смотрел на него, подняв брови. Женька добавил:

— И больше я ни о чем жалеть не намерен!

— Ну-ну, — покивал головою Кротов. — А у вас что, простите, какие-то серьезные виды на Крошку Ли?

— Для наших с вами переговоров, — в Женькином голосе слышалась тихая ярость, — это не имеет никакого значения.

— Не имеет, — согласился Кротов. — просто я хотел объяснить вам: Крошка Ли — проститутка. Разумеется, высочайшего, «серебряного» класса, но ведь проститутка же. Вот видите, а вы и не знали.