Лорд и своевольная модистка - Луиза Аллен

— Хебден умер на мокром камне, у меня на руках. Он сказал только: «Верити… veritas[6]». Его последние слова показались мне лишенными смысла. Я решил, что он бредит. Верити тогда была совсем младенцем. Рядом с Хебденом стоял Уордейл — весь в крови, с ножом в руке. Он сказал, что, когда он пришел, Кит уже был смертельно ранен, а он лишь вытащил нож и попытался помочь ему. Откуда сам Уордейл пришел ко мне, он не сказал, я и сам догадался. Он был с Амандой, женой Кита.

— Значит, изменник, о котором вы упомянули тогда за ужином, был Уильям Уордейл, лорд Лейборн?

Прежде отец не называл ему имени.

— Да. Конечно, и Хебдена нельзя назвать безупречным. Своеобразный человек! В начале брака, когда он считал жену бесплодной, он взял в свой дом своего незаконнорожденного сына и заставил жену воспитывать мальчика. Он был очень умен и задирист. Его задевало, что мы, его друзья, — графы, а он — всего лишь барон. И он всячески стремился одержать над нами верх, доказать свое умственное превосходство. — Граф пожал плечами. — И в самом деле, он значительно превосходил меня в математике и расшифровке тайных кодов. Да, он отличался надменностью, бывал груб с женой… И все же мы все дружили и работали сообща. Уордейл не имел права соблазнять Аманду.

— Может, ей хотелось утешения, вот он ее и утешил. — Маркус почему-то думал не о несчастной жене Хебдена, а совсем о другой женщине. — Но зачем убивать мужа? По-моему, все наоборот. Потерпевший — Хебден, он и должен был нанести удар.

— Мы так и не узнали, был ли Уордейл предателем, — медленно проговорил его отец. — Кит убеждал нас, что почти расшифровал перехваченные секретные письма. Доведи он свою работу до конца, и личность предателя была бы установлена. — Граф поднес веточку розмарина к пламени свечи, и она затрещала, занялась и превратилась в пахучий уголь. Граф брезгливо отряхнул пальцы. — После смерти Кита ни его заметок, ни писем не нашли. След остыл, а шпион прекратил свою деятельность.

— Как и следовало ожидать, если он сидел в тюрьме, — заметил Маркус.

— Вот именно. Как мог я защищать Уордейла? Как мог я не рассказать о том, что видел собственными глазами? Он был моим лучшим другом — но он убил человека у меня на глазах, и он, очевидно, предал свою страну. Как я должен был поступить?

Граф растравлял старую рану; прошлое не давало ему покоя.

— Вы поступили совершенно правильно, отец, — ответил Маркус — он искренне верил в то, что говорил. — Итак… Шелковая веревка, на которой вешают представителей знати, веточка розмарина — память о той страшной ночи. Кто-то напоминает о гибели Хебдена, поисках предателя и казни Уордейла.

— Но кто пытается оживить прошлое — и почему именно сейчас? — Граф провел рукой по волосам.

— Мне почему-то сразу приходит в голову сын Уордейла. Он тогда был совсем мальчиком, но вырос, лелея в душе ненависть.

— А твоя мисс Латам — его сообщница? Не верится… Она кажется мне очаровательной молодой женщиной.

— Очаровательной во всех отношениях была и Лукреция Борджиа, — мрачно заметил Маркус. Нельзя расслабляться, особенно сейчас, хотя… тело призывает поверить ей, а разум готов согласиться с телом. — Она что-то от нас скрывает, и, насколько я могу судить, у нее не одна тайна.

— Письмо не подписано, — заметил граф, переворачивая развернутый листок. — И марок на нем нет.

— Его передали из рук в руки. Могла и мисс Латам; здесь у нас розмарина много. Я спрошу Уотсона.

— Маркус… — позвал граф, когда сын стоял на пороге. — Не нужно, чтобы твоя матушка об этом знала.

— Конечно, отец. Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, хорошо… Как ни странно, лучше я себя давно уже не чувствовал. — Граф покачал головой, и на губах его появилась слабая улыбка. — Как в старые времена, когда есть кому довериться, с кем подумать. Я рад, что ты рядом со мной.

Сердце екнуло у Маркуса в груди.

— Отец, я всегда рядом с вами.

— Знаю, и много лет опирался на тебя больше, чем следовало бы. Но сейчас речь не идет об управлении поместьем. Дело связано с тайной и угрозой для семьи… Воспоминания о прошлом и мучают, и радуют меня!

— Вот и хорошо, — с трудом ответил Маркус, вдруг испугавшись, что сейчас расплачется. — Вот и хорошо, — хрипло повторил он и вышел, пока он еще способен был держать себя в руках.

Нелл тихо прикрыла за собой дверь оранжереи. Лакей перестал следить за ней после того, как увидел, что она пошла в гостиную к леди Нарборо. Та тут же попросила мисс Латам передать садовнику, чтобы тот украсил дом не только тепличными цветами, но и вечнозелеными растениями.

На досуге она размышляла о веточке розмарина, которая так потрясла лорда Нарборо. В чем же дело? Шелковую веревку истолковать нетрудно, на шелковой веревке вешали представителей знати. Хотя зачем кому-то мучить графа Нарборо и напоминать о гибели ее отца? Загадка!

И зачем она не к месту вспомнила Офелию, ведь сразу увидела по их лицам: что-то не так! А теперь Маркус, несомненно, обвинит ее в чем-то еще.

— Уотсон!

А вот и он. Нелл забилась в угол, за массивную статую рыцаря, когда Маркус остановил лакея посреди коридора.

— Да, милорд?

— Утром его светлости передали письмо. Оно пришло не по почте?

— Совершенно верно, милорд. Его принес юный Фрэнсис, сын Поттера.

— Молодой егерь? Выясните, пожалуйста, кто дан ему письмо.

— Я уже все выяснил, милорд. По словам Поттера, сегодня утром письмо вручил ему какой-то человек — и дал за услугу мелкую монету.

— Незнакомый человек?

— Да, милорд. Расспросить его поподробнее?

— Будьте так любезны. И пусть опишет того человека. — Нелл осторожно выбралась из своего укрытия и застыла на месте, когда Маркус спросил: — Мисс Латам сегодня встала рано? Может, вышла погулять до завтрака?

— Вы считаете, она могла видеть, как передавали письмо, милорд?

Нелл с горечью подумала: Уотсон прекрасно вымуштрован и не задает очевидного вопроса: почему бы Маркусу не выяснить все у самой мисс Латам?

— Насколько мне известно, мисс Латам до завтрака не покидала своей комнаты, после того как поднялась к себе вчера вечером, но я наведу справки.

Она дождалась, пока дворецкий уйдет и, не давая себе времени подумать, вышла из своего укрытия.

— Маркус!

Он круто развернулся к ней; когда она, не подумав, обратилась к нему, на лбу у него появилась привычная складка.

— Неужели вы так и не перестанете хмуриться?

К ее удивлению, он рассмеялся и сразу показался ей совершенно очаровательным — к тому же словно сбросил несколько лет.

— Нелл, мне хватает поводов для забот.