Плохо быть бестолковой - Ирина Комарова

Гошка, расхаживавший по приемной, на мгновение задержался у стола, посмотрел на листок, но ничего не сказал.

– Мэричка была у вас? – встревоженно повторила Лилия Михайловна. – Когда? Что она хотела? Я не понимаю, просто не представляю, зачем ей могло понадобиться детективное агентство! Наша жизнь… я не знаю, как объяснить, но мы всегда старались держаться подальше от криминала, хотя в бизнесе это сложно и не всегда удается… Время сейчас непростое, вы понимаете?

– Для бизнеса время всегда непростое, – сочувственно согласилась я и снова накрыла ладонью тонкие вздрагивающие пальцы. – Значит, вы пришли к нам потому, что увидели наш адрес на этом листке?

– Я просто не знала, что мне делать! – Глаза ее снова мгновенно налились слезами, а голос задрожал. – Муж в Сибири еще две недели будет, а я представления не имею, где Мэричка, и телефон у нее вне зоны! Никогда в жизни такого не случалось! И всю ночь вне зоны, и сегодня утром… Я вечером была в гостях, вернулась поздно, а Мэрички нет! Она никогда, ни разу, не ночевала вне дома! Только если мы все вместе куда-то ехали, вот в Норвегию весной… но это же вместе! А одна – никогда! Я знаю, сейчас девушки много себе позволяют и с родителями совсем не считаются, но Мэричка у нас такая домашняя, такая послушная девочка! Она ведь знает, что я волнуюсь и что папы сейчас дома нет, почему же она не звонит?!

Мэричка – послушная домашняя девочка? Это что, та самая слепая материнская любовь? У меня, например, после знакомства с Марией Безруковой сложилось совершенно иное мнение. Я бы сказала, что Мэри – именно из тех современных девушек, которые, по выражению Лилии Михайловны, «много себя позволяют». Или это только мое впечатление? Я оглянулась: Гошка поднял брови и язвительно усмехнулся, а Ниночка покачала головой. Значит, я права – это материнская любовь.

Лилия Михайловна громко всхлипнула, и я снова погладила ее, на этот раз по плечу.

– Может, вам воды?

– Нет, спасибо. – Она пугливо покосилась на Ниночку и, наклонив ко мне голову и понизив голос, добавила: – Девушка меня уже угощала, но у вас минералка с каким-то странным привкусом… мне никогда такая не попадалась.

– Это датская, ее выпускают очень маленькими партиями, а нам привозят по спецзаказу, – не моргнув глазом соврала я. Обычно я говорю, что минералка с пикантным запахом валериановых капель доставляется в наш офис прямиком из Южной Америки, из Боливии или из Перу, смотря по настроению. Но для госпожи Безруковой мне показалось более уместным выбрать солидную европейскую страну. Я не ошиблась, Лилия Михайловна вытерла слезы и кивнула с явным облегчением:

– Мы были в Дании. Там действительно… знаете, мне все немного припахивало рыбой, даже духи. А Мэричка… ох, куда же она пропала, моя девочка!

Лилия Михайловна припала к моему плечу и окончательно разрыдалась. Разумеется, именно в этот момент открылась дверь и вошел очень недовольный шеф.

– Извините, – буркнул он, ни к кому персонально не обращаясь. – Пробки. – Потом он хмуро посмотрел на прильнувшую ко мне Лилию Михайловну и уточнил: – Госпожа Безрукова?

– Да, это я. – Она торопливо поднялась со стула и даже сделала что-то вроде реверанса. – А вы, – она взглянула на листок, который держала в руке, – А.С. Баринов?

– Александр Сергеевич, – подтвердил шеф. – Чем могу быть полезен?

– Разве не понятно? – Увидев шефа, Лилия Михайловна сразу успокоилась и даже оживилась. Очень интересный эффект – ни минеральная вода с валерьянкой, ни мое сочувствие не смогли ее успокоить. А появился Александр Сергеевич, взглянул на нее, и Безрукова пришла в себя, мгновенно превратившись из надломленного хрупкого цветка в столь же хрупкую, но сосредоточенно-деловую женщину. Да, обращению с клиентами мне еще учиться и учиться.

– У меня пропала дочь. – Если до этого Лилия Михайловна разговаривала со мной, не обращая внимания на Гошку с Ниной, то теперь она сосредоточила внимание исключительно на Баринове. – Вчера днем она ушла к подруге и больше дома не появлялась. В милицию с этим идти бессмысленно, я знаю, у них правило только через три дня заявление принимать. А я не могу ждать три дня! Я уверена, с Мэричкой что-то случилось!

Внешняя деловитость Лилии Михайловны обманула меня. Вовсе она не успокоилась, а по-прежнему балансирует на краю истерики – вот и голос сорвался в конце фразы, и кулачки сжаты так, что костяшки пальцев побелели.

– Ну зачем же сразу думать о плохом, – успокаивающе прогудел шеф. – Вы же знаете, как у молодежи бывает. Засиделась у подружки, заболталась до ночи, а позвонить домой не подумала или сотовый разрядился. Случается же такое?

Александр Сергеевич говорил, а Лилия Михайловна отрицательно качала головой, не принимая его доводов, но и не перебивая.

– Или с молодым человеком…

– Нет! – не выдержала Безрукова. – Это абсолютно невозможно, ни подружки, ни молодого человека не существует в природе!

– Как это? – Гошка решил, что пора и ему принять участие в разговоре. – У вашей дочери что, знакомых совсем нет?

– Знакомые есть, разумеется, – быстро ответила она, по-прежнему глядя на Баринова. – Но нет таких подруг, у которых она могла бы остаться ночевать, да еще без предупреждения! И тем более нет такого молодого человека! Я же говорила, что Мэричка очень домашняя девочка и у нее нет от меня секретов. Если бы она встречалась с кем-нибудь, я бы об этом знала! – Лилия Михайловна вытерла глаза и спросила с недоумением: – Вы что, не хотите ее искать? Но почему? Если вы из-за денег… я заплачу, вы не сомневайтесь!

– Дело не в этом, – мягко ответил шеф.

Задача у Александра Сергеевича была не из легких – отказать женщине, которая желала стать нашей клиенткой, отказать окончательно и бесповоротно. Конфликт интересов, помните? Может существовать миллион причин, по которым наша клиентка, Мария Безрукова, посчитала нужным покинуть родной дом, не поставив в известность близких. Мы, конечно, постараемся осторожно навести справки, но взять на себя хоть какие-то обязательства перед Лилией Михайловной совершенно невозможно. Александр Сергеевич даже не мог признать, что Мэри была у нас, – это тоже явилось бы нарушением профессиональной этики. Незыблемое правило нашего агентства – «никакой информации о клиентах». Собственно, этого правила должно придерживаться любое уважающее себя детективное агентство.

– Я не знаю, какие у вас расценки, – Лилия Михайловна нервным движением расстегнула сумочку, – но я уверена…

– Дело не в деньгах, – мягко попытался остановить ее шеф.

Но Лилия Михайловна продолжала рыться в сумочке.

– Наличных у меня не очень много, но на аванс должно хватить… – бормотала она. – Или, если вы предпочитаете карточку… кстати, я и карточки Мэричкины захватила, она у меня очень фотогеничная девочка и на фотографиях удивительно хорошо получается. То есть она и в жизни очень красивая, это я вам не как мать, это я объективно говорю…

Почему она сунула фотографию именно мне, я не знаю. Говорила она с Александром Сергеевичем, а Гошка и Нина находились ближе, стоило только руку протянуть. Но Лилия Михайловна не поленилась, встала и сделала шаг ко мне. Я машинально приняла протянутую мне фотографию, не собираясь ее разглядывать – видела я уже ее Мэричку. Красивая, спорить не буду, но нет в ней ничего такого, чтобы снова и снова любоваться. Если меня или, например, Нину одеть, причесать… впрочем, об этом я уже говорила.

– Ее даже приглашали поработать моделью, – продолжала Безрукова, – но муж был категорически против. Хотя все данные у Мэрички превосходные, согласитесь.

– Да, конечно, данные превосходные, – согласилась я и мельком взглянула на фотографию. Взглянула и не поверила своим глазам. Присмотрелась внимательнее, повернула карточку к окну, к свету… – Ух ты!

– Вам нравится? – обрадовалась Лилия Михайловна.

– Не то слово! Александр Сергеевич, посмотрите, какой удачный снимок. – Я протянула фотографию шефу.

С моей точки зрения, красотой изображенная на снимке девушка вовсе не блистала. Ухоженная, симпатичная, даже хорошенькая – это да. И немного похожа на Мэри, приходившую к нам вчера. Но эту милую барышню я видела в первый раз.

Баринов моргнул, но только этим его удивление и проявилось. Непроницаемое лицо, невыразительный взгляд – шеф не склонен к проявлению эмоций, тем более при посторонних. Он разглядывал фото не больше двух секунд, потом протянул его Гоше. Напарник не претендует на подобную невозмутимость, он позволил себе приподнять брови, а передавая снимок Ниночке, выразительно прищелкнул языком. Нина разглядывала фотографию дольше всех. Потом положила снимок на стол и выбила кончиками пальцев легкую дробь около мочки уха изображенной на фотографии девушки. Надо же! А я, разглядывая лицо, не обратила внимания, что сережка, которая была хорошо видна, мне знакома. Как раз ее, в отличие от хозяйки, мне уже приходилось видеть. Точно такие же серьги украшали ушки той Мэри Безруковой, что была у нас. И как прикажете это понимать?