Черный кот на рояле, или В возбуждении уголовного дела отказать - Григорий Башкиров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вот наглетура – выпендривается!»
– Что в дежурке произошло?
– Захотел уйти. Я же не задержанный.
– Я что-то не совсем понимаю, сначала приходите, затем уходить собираетесь. И не просто, а с шумом. Зачем тогда вообще было появляться? Не вижу логики в ваших поступках.
– Я и сам не пойму, какого черта еще раз сюда пришел, – говорит Семенов, делая ударение на предпоследнем слове. – Видимо по простоте души рассчитывал на помощь. Выходит, напрасно.
Мне все это перестает нравиться – сплошные загадки.
– Отчего же напрасно? Сейчас приму у Вас заявление (почему бы не принять на всякий случай), потом по ночному городу покатаемся.
– Зачем?
– Не понял! Как зачем? На Вас напали, искать же надо!
– Кого искать-то? – откровенно насмехаясь, переспрашивает Семенов.
От такой наглости я мгновенно закипаю.
– Вот что гражданин хороший, кончай паясничать и отвечай по существу. Либо говорим нормально или…
– Посадите, – влет угадывает продолжение Семенов. – Как тот невысокий, не знаю, кем он работает, недавно пообещал?
Зависает пауза. Замкнулся мужик, в лоб не пробьешь. Почему? Потихоньку остываю. Встаю, закуриваю и делаю по кабинету круг.
– И все же, давайте поговорим без эмоций. Честно признаюсь, что отказываюсь Вас понимать. Это Ваше неуместное кривляние и ужимки… Ведете себя, как…Не хотите заявление писать – ваше право. Тогда нечего время зря терять. Будете – к чему весь этот цирк!
Вижу, что мои слова не прошли мимо. Семенов хмурится и напряженно что-то обдумывает. Я его не тороплю. И так ситуация складывается довольно дурацкая.
– Не помешаю? – в кабинет заходит Ермолин.
Семенов подозрительно косится.
– Все нормально, – успокаиваю его, – можете говорить абсолютно откровенно.
Наконец, Виктор Николаевич собирается с мыслями. От былого позерства не остается и следа.
– Хорошо, я постараюсь все объяснить. Вам почему-то верю. Да и не убьете ведь, если что.
Вот это переход!!! Начало просто чудненькое! Посмотрим, что дальше!
– Не хочу ни в чем подозревать Вас лично. Вы выполняете свою работу, как умеете, и мне кажется, что вы человек порядочный. Вчера меня доставили в милицию вовсе не как преступника. Так надо мной всю ночь милиционеры потешались. Дело прошлое – сам, отчасти, виноват. Но не в этом дело. Я обратился за помощью… – Семенов достает носовой платок и вытирает вспотевший лоб. Потом отпускает узел галстука и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки.
– На то, что преступников разыщите, особо не рассчитывал. Честно говоря, вечером пришел, чтобы куртку вернуть. Когда же я увидел свои вещи, то сразу все понял. И насмешки эти и оскорбления, и угрозы! Все!!! Вы говорили тут про логику? О какой логике можно рассуждать, если те, кто должен защищать, те и грабят! Поэтому, ездить и искать никого не надо – они здесь, рядом, у вас под боком.
Я ошалело пялюсь на Семенова. Собирающийся закурить Ермолин застыл с горящей спичкой. В голову закрадывается мысль о необходимости вызова психиатра. Судя по всему, диагноз товарища Полякова подтверждается полностью.
– А… Черт! – Дед трясет обожженным пальцем.
Проходит какое-то время, чтобы осмыслить услышанное.
– Виктор Николаевич, это Вы о чем? – очень осторожно интересуюсь я.
– Я же говорю. Здесь, в отделении я только что узнал свои вещи.
– Какие вещи??
– Часы! Я утром забыл про них Вам рассказать. Виноват.
– И где эти часы сейчас?
Семенов опять усмехается. – На руке вашего сотрудника. Хорошо устроились – сами грабите, сами и ищете!
– Вы хоть думаете, что несете? – жестко вступает в разговор Ермолин. – Ничего не путаете?
– Абсолютно! Еще бы мне их не узнать. Если вас это интересует, то сбоку на корпусе имеется небольшая вмятинка, и браслет я сам ремонтировал – паял одно звено.
– И у кого Вы видели похожие часы.
– У высокого, с усами. Он сегодня дежурит.
– Альберт? – вырывается у меня.
– Не знаю, как его зовут – он мне не представлялся.
– Да…уж… – Дед разминает так и не прикуренную сигаретку.
– Вот что. Посидите пока на диванчике, в коридоре. Чуть позже мы Вас пригласим.
Я отправляю Семенова за дверь и сразу возвращаюсь.
– Дед, надо бы с Поляковым потолковать.
– А в чем проблема? Давай, зови его под благовидным предлогом. Есть такой? И сразу за задницу берем.
– Имеется. Я с самого утра как бы в должниках у него хожу.
Альберт снимает трубку телефона сразу же.
– Дежурный Поляков. Слушаю.
– Альберт. Это я.
– Узнал.
– Ничем не занят? Заскочить сможешь?
– Один момент.
Предусмотрительно закрываю дверь на ключ. Из нижнего ящика стола извлекаю бутылку коньяка, презентованную мне на днях знакомым доцентом из политехнического института за отмазку от вытрезвителя и три пластмассовые мутные стопки. Все это выставляю на стол, предварительно подложив лист чистой бумаги.
– Это как понимать? Народ болеет, денег ищет, унижается, занимает, а ты готовый продукт жмешь? – сердито басит Дед.
– Да только что благодарность принесли. Не мог же я при потерпевшем бутылкой размахивать.
– Все равно не порядок, – не сдается Ермолин. Коллектив он и есть коллектив, когда один за всех и все за одного. И это буквально каждой мелочи должно касаться. Иначе мне не понять!
Раздается условный скреб в дверь.
– Заходи, Алик, гостем будешь! – радушно стелится дед.
Поляков уверенным шагом направляется к Петиному столу и по-хозяйски разваливается в кресле.
– Тут Орловский забегал. Торопился. На происшествие куда-то. Задержанного забрал и уехал. Просил передать, чтобы не ждали. – Информирует он.
– Хорош трепаться – водка киснет. Нали – вай! – командует дед.
– Ну, поехали.
Зажав стаканчик двумя пальцами, Альберт одним махом опрокидывает содержимое в рот.
– Благодарствую, – ставит прибор на место. – Ну, я побежал.
– Куда? – картинно недоумевает дед.
– К себе. Помощник один остался.
– Не по-людски поступаешь. Выпить, выпили, а поговорить?
Альберт межуется, но выпитое спиртное начинает действовать.
– Давай, только если не долго.
– Пять минут тебя устроят? Вот, смотрю на часы, – Ермолин подносит левое запястье к глазам. – Сколько там у нас? Вот, отмечаю ровно пять минут. А то бегать взад – вперед, только хвоста притащить. Имеешь же ты право, например, на горшок сходить.
Поляков, скорее машинально, поддернув рукав кителя и смотрит на запястье.
– Вообще, он знает, что я здесь. Если что – позвонит.
– Эй, Алик, а ну покажи поближе! – протягивает руку дед.
– Чего их разглядывать – часы, как часы. Вот он, – указывает на меня – уже видел.
– Так это он. Давай, давай сюда. Тебе, что жалко?
– Да нет. Смотри, если желаешь.
С видимой неохотой расстегивает браслет.
– Хорошие часики, – бормочет Ермолин, внимательно разглядывая со всех сторон. – Хорошие часы, заграничные…
Я склоняюсь над дедом. Так и есть! Они, родимые! Описание, данное Семеновым, полностью сходится. Вот она, вмятинка. А вот еле различимый след от пайки. Браслет починен мастерски и, если специально не вглядываться, ничего не заметишь.
– Если не секрет, за сколько взял? – пристально смотря на Альберта, спрашивает Володя.
– Еще раз объясняю – не мои, знакомый на время дал, – раздраженно твердит Поляков. – Ну, что, посмотрел? Давай сюда.
Дед, зажав часы в кулаке, слегка отклоняется назад.
– Что за знакомый? Адресок подкинь, может, и я чем разживусь.
– Слушай, Володя, кончай ерундой заниматься! Некогда мне твои приколы выслушивать.
– Назад, говоришь? А если не отдам? Тогда что? – продолжает издеваться Ермолин.
– Ну, ты достал! – зло произносит выведенный из равновесия Альберт, с самым решительным видом надвигаясь на деда.
– Не горячись парень!! Ты чего это кулаченки сжал, – насмешливо осаживает его Володя. – Присядь, успокойся. Вот так. А теперь, внимательно слушай. На счет поговорить я вполне серьезно предложил. Уж больно интересная тема появилась. Поэтому еще раз спрашиваю, откуда у тебя эта вещь?
– Не мои, я же говорил! Что ты привязался? – глядя в сторону, огрызается Альберт.
– Привязался, как ты расцениваешь мой естественный интерес к данной вещи лишь потому, что часы эти «темные», с разбоя.
– Да иди ты?! Не может этого быть! – выдыхает Альберт.
– Вполне серьезно говорю, серьезней некуда. Когда заходил сюда, мужика в коридоре заметил?
– Семенова? Ну и что?
– А то, что никак не позже сегодняшней ночи эти часики на его руке красовались.
– Это его часы, Алик, – встреваю я, – они вместе с другими вещами ушли.
– Вот дела… – в полной растерянности почесывается Альберт. – Меня-то вы хоть не подозреваете?
– Как сказать, – напрягает обстановку Володя. – Давай лучше на чистоту все выкладывай! Темнить перед нами, сам понимаешь, никакого смысла тебе нет.
Мне очень хочется, чтобы Поляков ни с какого бока не был в чем-то замешан. Да и не верю я, что он способен подписаться на подобное.