Полное собрание сочинений. Том 8. Мир за нашим окном - Василий Песков

Ну, а сам человек? Этот биологический вид на земле вечен и неизменен? Вопрос этот сложен, и на него ответить непросто. Что же касается роста людей, то долгое время мы заблуждались. Казалось, что ранее жили сплошные богатыри и постепенно, мол, люди мельчают. Но вот попробовали надеть средневековые рыцарские доспехи на современного человека среднего роста. И что же – доспехи оказались малы. Не так давно археологи проводили раскопки на месте знаменитой Полтавской битвы. Оказалось: солдаты времен Петра были ниже современных солдат на двадцать сантиметров. Еще сравнение: призывники 1941 года были ниже призывников 1961 года в среднем на 8 сантиметров. Нынешнее молодое поколение заметно выше своих матерей и отцов. Это хорошо видно на любой городской улице. Как объяснить «вспышку роста», получившую название «акселерация»? Лучшее питание, чем у тех, кто вырастал в тяжелые годы? Лучший уход и медицинский контроль в пору интенсивного роста? Наверное, надо с этим считаться. Логично предположить при этом, что в деревнях, где пища свежее и воздух чище, молодежь должна быть особенно высока ростом. Нет. Наоборот. «Вспышка роста» всего заметнее в городах, и особенно в очень больших городах.

И вот одна из гипотез, объясняющих акселерацию. В последние годы в воздухе возросла концентрация углекислого газа. Приспосабливаясь к такому составу атмосферы, живой организм интенсивнее дышит. В результате быстрее растет грудная клетка и, стало быть, весь организм. Гипотеза – еще не истина. Но это толкование акселерации не расходится с главным законом живой природы: приспосабливаться к окружающей среде. Закон одинаково справедлив для амебы и для огромных китов. Как видим, не исключает закон и самое совершенное творение жизни. Вот почему так важно сохранить здоровой среду, в которой мы обитаем.

Первые минуты

Вряд ли кого снимали столько же, сколько Гагарина… Перебираю сейчас архив в поисках самого дорогого для меня из гагаринских снимков и без колебаний кладу в сторону фотографию – Гагарин с кием в руках выбирает шар для удара. Почему именно этот снимок? А вот почему.

Ровно десять лет назад, в полдень 13 апреля с товарищем по редакции Павлом Барашевым мы мчались на Внуковский аэродром. Мы чувствовали себя счастливыми. Еще бы! Журналистская настойчивость получила награду – нам сказали: «Ну хорошо, разрешаем. Только спешите, самолет туда вылетит через час».

Задыхаясь от волнения и спешки, мы поднялись по лестнице самолета, и сейчас же пустой Ил-18 вырулил на дорожку и взял курс на Куйбышев. Очень симпатичная стюардесса тоже волновалась и беспрестанно поправляла прическу у зеркала. От нее мы узнали: на этом самолете из района приземления завтра в Москву будет лететь Гагарин.

Гагарин… Вспомним тот день, вспомним, сколько сразу всего соединилось для нас в этом слове – Гагарин. Кое-что мы уже знали об этом парне из Гжатска, видели снимки в семейном альбоме, и все же он был для нас пока неизвестным. Как он выглядит, говорит, как будет держаться? Сознает ли значение шага, который только что сделал?..

Два часа летит самолет в Куйбышев. Уже к вечеру мы с Павлом оказались наконец за городом, в доме над Волгой. Нам сказали: «Гагарин тут, ждите». Как терпеливо мы ждали, и как велико было нетерпение! Чтобы как-то скоротать время, мы стали катать шары на бильярдном столе, стоявшем в середине зала. Фотокамеру я держал наготове, с беспокойством глядел в окно – апрельское солнышко уходило, еще полчаса, и вряд ли можно будет снимать.

Я целился в шар, когда по скрипучей деревянной лесенке сверху молодым шагом сбежал невысокого роста майор. Он был один, и в первый момент мы решили, что это посыльный сверху – еще раз сказать, чтобы мы подождали. Но майор протянул руку.

– Здравствуйте. Это вы из «Комсомолки»?..

Батюшки, да это же он! Ну, конечно, это Гагарин… Худенький, невысокий майор вполне понимал ситуацию и так хорошо, так дружески улыбнулся, что мы сказали:

– Юра…

Мы просто иначе и не могли назвать.

Куда улетели из головы старательно заготовленные «глубокие и серьезные» вопросы? Я мучительно думал: о чем же спросить? О самочувствии, о здоровье? Но подтянутый вид и эта улыбка исключали вопрос. Мы достали из сумки газеты… Это был хороший подарок. Гагарин внимательно, с задумчивой улыбкой, рассматривал снимки жены и старшей из своих дочерей. Просто сказал:

– Спасибо.

Нужен снимок! Не портрет. Портрет все уже видели. Надо в каком-нибудь действии. Лихорадочно соображаю: что же может делать космонавт в этом зале?

– Юра, играете в бильярд?..

– Давайте… – И опять улыбка.

Игры-то, понятное дело, не было. Минуты две потолкали шары. Потом, схватив камеру, я снимаю, совсем неуверенный, что снимки получатся – в люстре горели три слабенькие лампочки. Уже имея опыт фотографа, из бильярдного стола я «выжимал» все, что можно. Крупно шар! Он, как Земля… Мою творческую фантазию прервали два медика:

– Ну, наверное, уже довольно?.. Пойдем, Юра, пойдем…

И они пошли наверх. На середине лестницы майор оглянулся и подмигнул двум пьяным от радости журналистам: дескать, мы еще встретимся…

Передав в газету маленький репортаж, мы с Павлом стали искать ночлег. Но уснуть в ту ночь было нельзя. Перебирали подробности дня, разговор то и дело прерывался словами: какой парень!

Утром мы снова увидели Гагарина, на этот раз среди большого числа людей, и поняли: гагаринской сердечности, доброты, уважения к людям хватит на всех.

…Бывает, поверив первому впечатлению, мы ошибаемся в людях. В Гагарине мы не ошиблись.

Песня

Окно в природу

Леса и неодетые рощи полны сейчас птичьими голосами. Остановитесь на две минуты, и вы непременно услышите зяблика, стрекотание дроздов, тонкий свисточек синицы. Если тропа увела вас поглубже в лес, вы непременно услышите гулкую, как пулеметная очередь, дробь. Это дятел. Но это не добывание пищи. На высокой сосне дятел нашел сухой упругий сучок, дробный стук клюва – и сучок-резонатор загудел, как струна. Пауза. И опять почти слитая в одну строчку гулкая дробь… На залитых водою лугах, над лесными болотами с нехитрой, однообразной и милой песней «чьи вы?» кувыркается чибис. На свой лад поет, пикируя с неба, бекас. Неискушенному человеку покажется: в лесу заблудился барашек – упругие перья бекаса издают блеющий звук.

В особо глухих, малодоступных местах можно сейчас услышать тревожные трубные звуки. Остановитесь, запомните эту минуту – вы услышали журавлей… Таким же подарком в жизни можно считать глухариную песню. Но если журавлей слышно издалека, то к глухарю, навостряя по песне ухо, надо подойти близко. Надо знать потайные места глухариных токов, надо ночью идти по весеннему топкому лесу, надо с замиранием сердца слушать, а потом короткими перебежками двигаться в направлении песни. Возбужденный глухарь в момент бормотания неспособен услышать даже и выстрела, но в перерывах он чуток, и надо замереть, в какой бы момент ни застало тебя окончание песни. Зато подойти удается прямо под дерево, на котором, распушив хвост, сидит лесной великан. Бормотание глухаря – древнейшая на земле песня. Она появилась, возможно, в столь туманные времена, когда человека еще и не было…

Сколько птиц – столько и песен. Немного людей знают все песни и по голосу смогут назвать певца. Весь гомон лесной мелюзги мы принимаем за единый хор радости. Кое-что, однако, из хора нетрудно и выделить. Вот на опушке на самой вершине сосны торжествует ворона. Песня ее груба и предельно проста. Но посмотрите, как старательно каркает, как в лад своей песне бьет поклоны земле эта очень интересная птица. Тот, для кого предназначено карканье, наверняка ценит его, как самую дорогую из песен. Для нас же главный певец – соловей. Он в самом деле непревзойденный искусник. И если вороний крик, данный птице в наследство, не очень разнообразен, то соловей наследство свое шлифует: учится у собратьев, бережно и не как зря собирает в свои рулады все звуки, которые могут годиться для песен. Он певец и композитор одновременно.

Токующий глухарь.

Почему и зачем птицы поют?.. В не так уж далекие времена, когда человек начал осмыслять свое место в земном бытие, считалось, что пение птиц «творцом» предназначено услаждать человека. Потом догадались: разнообразная жизнь существует независимо от людей и могла бы существовать и без них. Объясняя поведение животных, люди (и даже ученые люди!) пошли по простому пути – все стали мерить человеческой меркой. Животным были приписаны человеческим разум, человеческая мораль. Их поведение объяснялось так же, как объяснялись поступки людей. В этом свете пение птиц было не что иное, как «страдание от любви», выражение радости, горя, «предчувствие разлуки». В поэзии, в сказках и в бытовой обыденности подобные толкования жизни природы существуют поныне. (Например, мы считаем, что журавли кричат осенью, потому что «тоскуют, покидая родные края».) Но трезвые наблюдения за природой показали: подобные объяснения – заблуждение. Заблуждение было названо словом антропоморфизм (очеловечивание). Это слово стало символом ненаучного подхода к объяснению жизни животных. На смену умозрительным заключениям пришли эксперименты. Они дали множество ценных сведений. Но, как это часто случалось, маятник качнулся в другую крайность. На первом этапе учение о рефлексах не давало животным ни малейшей частицы того, что мы называем умом. Животных стали считать живыми автоматами, в которых все запрограммировано, все рассчитано наперед.