Тайна заброшенной часовни - Ежи Брошкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пан магистр! Не надо ломиться! — крикнула ему Ика. — Сзади есть окно.
— Интересно, кто его так угостил? — встревоженно спросил Брошек. — Что за повязка? Почему?
Магистр исчез за сараем, но тут же вернулся. Его лицо было желто-зеленого цвета, что особенно сильно подчеркивала белизна бинта. Глаза сверкали то гневом, то отчаянием попеременно.
— Убежал? — беззвучным шепотом спросил он самого себя. И вдруг завопил: — Убежал! Догнать его! Догнать!
И, не тратя слов, приступил к делу: взвалил на спину стоявший между сараем и палаткой мопед и огромными скачками стал спускаться к шоссе. Не прошло и двух минут, как долговязая фигура скрылась за поворотом дороги, ведущей к Соколице, а через три минуты вся пятерка собралась у сарая.
Пацулка молча полез в окно. Однако четыре пары рук немедленно в него вцепились; при этом каждый кричал: «Я, я, я!» Суматоха продолжалась еще минут пять. Затем, немного успокоившись, друзья решили кинуть жребий.
Счастье, конечно, улыбнулось Пацулке. Он же, напротив, и не подумал улыбнуться — настолько был уверен, что повезет именно ему.
С быстротой спасающейся от орла змеи он протиснулся в окошко сарая.
— Стоп! — крикнул Брошек. — Надо же наконец узнать, что произошло!
И кинулся к часовне. За ним помчались Ика, Альберт и Влодек. Все четверо добежали одновременно и несколько секунд толкались в дверях, словно на подножке переполненного трамвая.
Когда они наконец ввалились внутрь, одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, что произошло.
— Нету! — воскликнул Брошек.
— Нету! — прошептала Ика.
— Нету! — завопил Влодек.
Постамент был пуст!
— Сегодня ночью, пожалуй, — с безжалостной иронией и презрением процитировал Влодек, — новых сенсаций не предвидится. Так, кажется, ты вчера утверждал? — обратился он к Брошеку.
Брошек опустил глаза, потом отвел голову, а Ика, топнув ногой, посмотрела на Влодека испепеляющим взглядом.
— Задним числом все умные! — воскликнула она. — А где ты был вчера? Мы все так считали. Все храпели, когда это случилось.
— Я никогда не храплю, — обиделся Влодек.
— Ты так думаешь? — холодно спросил Брошек.
— Послушайте, — произнесла склонившаяся над тайником с фотоаппаратом Катажина. — Леска перерезана, гирька отодвинута, а к объективу прилеплен какой-то листочек. Ой! Тут что-то написано!
Она поднесла листок к глазам и, ничего не сказав, протянула его друзьям. Все поочередно молча прочли записку. Влодек так заскрежетал зубами, что Катажину бросило в дрожь, а Ика мрачно усмехнулась.
Первым обрел дар речи Брошек.
— «Ха-ха»! — прочитал он вслух нацарапанные на записке каракули. Потом, закусив губу, воскликнул: — Он нам пишет «ха-ха»! Наглец! Этот грабитель у нас еще попляшет, клянусь горами и дождем, каникулами и честью! Хорошо смеется тот, кто смеется последним!
— Хватит трепаться, — оборвала его Ика. — За работу!
— За какую еще работу? — подавленно пробормотала Катажина.
— Не придуривайся, Альберт, — сказала Ика. — Нужно…
В этот момент послышался негромкий свист.
— Господи! — воскликнула Ика. — Это Пацулка! Мы оставили его одного!
Брошек с Икой помчались обратно к сараю, а Катажина, пытаясь с помощью Альберта подавить горькую обиду, приступила к демонтажу фотоловушки.
Доски, как и накануне, заклинило. Их сопротивление взбесило Катажину, и она изо всех сил рванула одну. Раздался сильный треск и шуршанье.
— Ой! Что это?! — воскликнул Влодек.
Выделяющийся на стене просмоленный прямоугольник, который ребята приняли за след от когда-то висевшей на этом месте картины, опустился вниз на несколько сантиметров. Мало того: проявив неожиданную самостоятельность, он немного отошел от стены.
В Катажине немедленно заговорил дух Альберта. Решительным жестом остановив Влодека, она вынула из тайника фотоаппарат и вспышку и сунула ему в руки. Потом осторожно отодвинула одну доску, а вторую вообще вытащила из стены. За досками был спрятан довольно большой деревянный прямоугольник.
— Не трогай! — зашипел Влодек и вдруг воскликнул: — Ой! Ну-ка поверни его к свету! Другой стороной!
Альберт прислонила прямоугольник к одному из постаментов. Прислонила просмоленной стороной — так, что другая оказалась обращена к открытой двери, откуда сочился тусклый свет: за последние несколько минут дождь усилился, постепенно превращаясь в первый пятничный ливень.
Оба замерли, разинув рты. Несмотря на то что свет был очень слабым, таинственная доска буквально расцвела засверкала, заиграла пурпуром и кобальтом, золотом и бронзой, всеми красками солнца и лета.
Потому что это была… картина!
Да! Картина религиозного содержания, написанная наивной рукой. Картина, на которой ангелы и святые застыли в неестественных позах, отделенные от общего фона четкой жирной линией. Но какое на ней царило буйство красок, как весело играли цвета! Казалось, даже старая мрачная часовня посветлела и помолодела.
— Ты понимаешь, что ты сделала? — дрожащим голосом спросил Влодек.
Перепуганная Катажина и преисполненный гордости Альберт дружно ответили:
— Похоже, мы сделали открытие.
— Получается, здесь действительно хранится сокровище, — прошептал Влодек.
— Эй, вы! — донесся со стороны сарая голос Брошека. — Идите сюда!
Влодек, язвительно рассмеявшись, выскочил наружу.
— Сами идите сюда! — закричал он. — Вы сейчас обалдеете!
— Влодечек! — ужаснулась Катажина, а Альберт смерила Касиного воздыхателя суровым взглядом.
— Чего кричишь? — сказала Альберт. — Это нужно держать в секрете… до поры до времени.
Со стороны сарая уже бежали Ика с Брошеком. За ними неторопливо шагал Пацулка с самодовольной улыбкой на круглом лице. У Ики и Брошека пылали щеки, они тяжело дышали, но не от быстро бега, а от волнения.
— Представляешь, Толстый оставил в сарае все свои вещи! — не переводя дыхания, выпалила Ика. — А еще…
— А еще Пацулка нашел в сарае… скульптуру! — перебил ее Брошек.
Они вбежали в часовню.
— Чт-т-то эт-т-то з-з-значит? — пролепетал Брошек.
И замер, так же как Ика, перед новым сюрпризом, новым открытием, новой сенсацией, новым чудом. Оба зажмурились, словно ослепленные ярким солнечным светом. Брошек широко раскрыл рот. Ика немедленно опустилась на пол.
— О Боже! — простонала она умирающим голосом. — Если кто-нибудь обнаружит здесь мешок с бриллиантами, я окончательно свихнусь.
— Потрясающе! — сказал, останавливаясь на пороге, Пацулка.
Остальные изумленно на него уставились, но Пацулка этого не заметил. Он смотрел на искрящуюся яркими красками картину. И продолжал говорить!
— Потрясающе! — повторил он. — Какой колорит! Гениально! Да, да! Я никогда не сомневался, что в южной Польше ждет своего часа еще множество подобных шедевров.
— У Пацулки крыша поехала! — с ужасом прошептала Ика.
Первым пришел в себя Брошек.
— Хватит! — строго сказал он. — Если вы немедленно не возьмете себя в руки, мы тут все рехнемся. Кроме того, если нас сейчас кто-нибудь здесь застукает, все полетит к черту. Нужно посовещаться. Картину на место и домой! Быстро!
Пацулка снова стал самим собой.
— Ну, — поддержал он Брошека.
За одну минуту Альберт с Влодеком установили картину на прежнее место. Теперь она, правда, прилегала к стене не так плотно, как раньше, но человек неосведомленный вряд ли мог бы что-нибудь заподозрить. Система ловушек и все следы от нее тоже были ликвидированы.
Закрывая часовню на щеколду, Брошек задумчиво произнес:
— Дети! Шутки в сторону! Игра кончилась. Положение становится серьезным.
Озираясь по сторонам, ребята вернулись домой.
Первый ливень пятницы еще продолжался — в мгновение ока все вымокли до нитки. К счастью, этого никто не увидел. Было всего только семи часов шесть минут, и родители крепко спали.
По счастливому стечению обстоятельств мокрых друзей не заметил еще один человек.
— Положение очень серьезное, — повторил Брошек, ставя на плиту кастрюлю с молоком. — Собираемся сразу после завтрака: необходимо тщательно все обдумать.
Никто его не поддержал, никто не возразил, никто не передразнил.
И этому не следует удивляться: рядом с Брошеком в ту минуту никого не было.
Ливень прекратился во время завтрака. Он уступил место мелкому ленивому дождику. Как будто бы немного посветлело. Откуда-то со стороны Великих Гор приплыла волна холодного чистого воздуха.
— Кажется, погода меняется — поглядев на небо, сказала Ика. — Вот-вот прояснится.
— Как бы не так! Пока все только затемняется, — вернул ее на землю Брошек.
Ика покорно проглотила колкость, что в обычное время само по себе стало бы событием, однако в тот день осталось незамеченным.